Наши уже не придут

И если Марфа сумеет обуздать свой поганый характер, то есть шансы, что кто-то из местных бобылей положит на неё глаз, после чего у неё всё станет хорошо. А до этого она может зарабатывать себе на жизнь шитьём — у неё это очень хорошо получается и её платки ценила вся Мамоновка.

В общем-то, Немиров был спокоен за её судьбу — не пропадёт баба.

Марфа наткнулась взглядом на уже гниющие туши волков, висящие на столбе, и содрогнулась. Аркадий поленился их снимать, хотя уже весна и понятно, что волки добровольно в деревню не придут.

Сейчас стаи серых убийц шастают по лесистой местности вдоль Волги и жрут всё, что не сумело спрятаться. Но людей они обходят, если люди не выглядят уязвимыми, конечно.

— Что? — спросил Аркадий, когда Марфа перевела взгляд на него.

Всю оставшуюся зиму она вела себя очень тихо и больше не удобряла ему мозги. Их взаимоотношения резко изменились, потому что Аркадий вёл себя совершенно нехарактерно для мальчика его возраста, что её, судя по реакциям, сильно напрягало. Даже сильнее, чем волки, которые навсегда остались во мраке кошмарного прошлого.

— Ничего, — ответила она и пошла дальше.

Телегу со скарбом тащил Аркадий, за зиму смастеривший себе удобное ярмо.

Он не тратил время вынужденного бездействия напрасно — он ел и активно упражнялся, чтобы повысить свою физическую подготовку. Когда холода начали сходить, он занялся бегом, для чего расчистил двор от рогаток, а в остальное время тягал камни и выполнял гимнастические упражнения. Всё это поначалу вызывало непонимание Марфы, но потом она привыкла и перестала обращать внимание.

Аркадий сумел планомерно повысить количество отжиманий до пятидесяти за подход, а подтягиваний до двадцати — он всё ещё лёгкий, поэтому давалось ему это легко.

Он больше не напоминал того ходячего скелета, легко сдуваемого встречным ветром. Последствия перенесённой холеры уже почти сошли на нет, чему способствовали хорошее питание и высокая физическая активность. Благодаря регулярным тренировкам, мышцы Аркадия окрепли, увеличились в объеме, и всем своим видом обещали, что это только начало.

«Ещё слишком слаб для серьёзных дел, но уже не заморыш», — оценил он своё состояние.

Мускулистым амбалом быть невыгодно, ведь объёмные мышцы требуют для своего поддержания большего количества калорий, с которыми тут всё не так просто, но Аркадию оно и не нужно. Его больше интересовали функциональность и выносливость.

Преимущество легкоатлета в том, что если он слабее тебя, то не догонишь, а если сильнее, то не убежишь.

Немиров услышал какой-то шорох в придорожных кустах. Он сразу же распрягся и взял с телеги кремнёвое копьё.

Маловероятно, что это волки, но предосторожность не бывает лишней.

К счастью, это оказалась куропатка, которую тоже напрягла повисшая тишина, из-за которой у неё не выдержали нервы и она упорхнула прочь.

— До Фёдоровки ещё четыре версты, — сказал Аркадий, снова впрягаясь в телегу.

— Знаю, — ответила на это Марфа. — Давай больше не будем останавливаться?

* * *

Немиров озадаченно почесал затылок и ещё раз внимательно осмотрелся.

Что-то с Фёдоровкой было не так.

Вроде село как село, (1) церковь стоит, в центре площадь, но что-то не так…

— Пойдём потихоньку, — произнёс Аркадий и потащил телегу.

На главной сельской улице, ведущей прямо к деревенской площади, было поразительно пусто. Такое можно было объяснить зимой, но сейчас весна. Пусть и грязно, но крестьян грязь никогда не пугала и точно не могла послужить веским поводом для прекращения деятельности.

— Для вспашки рановато… — задумался Немиров. — Но где все?

В центре села встретились первые люди.

— Чьих будете? — спросил какой-то мужик в типичном крестьянском одеянии.

Одет он был в холщовую косоворотку светло-серого цвета, с потускневшим красным шитьём, в некогда нарядные синие порты, подлатанные минимум в трёх местах, а на ногах его были лапти, утеплённые онучами в несколько слоёв. На голове его был подуставший картуз, отличавшийся от остальной одежды чистотой.

По возрасту сказать сложно — где-то в интервале между двадцатью и тридцатью годами. Определение возраста усложняла обветренная и покрасневшая кожа лица. Роста он невысокого — примерно метр шестьдесят, но зато крепкой комплекции, характерной для работящего и не пьющего или малопьющего крестьянина.

— Из Мамоновки мы, — ответил Аркадий. — Звать меня Алексеем. Здравствуй, уважаемый. А где все люди?

— И ты здравствуй, — ответил мужик. — Меня Семёном звать. Где-где все… На вспашке.

— А чего так рано? — удивился Немиров.

Сейчас март, а это значит, что слишком рано вспахивать землю, особенно после такой лютой зимы.

— Так мужиков не хватает, — ответил Семён. — Холера многих прибрала прошлым летом. М-да… Ты тоже, коли добрый человек, вспомоги со вспашкой — сейчас все в поле. И я туда иду.

Остальные прохожие крестьяне не вмешивались в их беседу, хоть Аркадий и кивнул им учтиво, но внимательно слушали.

— Нам бы устроиться где-то на время, — произнёс он. — У кого можно остановиться?

— К старосте иди, — махнул Семён рукой в сторону избы с украшенными ставнями.

Крестьянин поправил пояс и направился куда-то на запад — поле находится там, как подсказали Аркадию воспоминания.

Дав знак Марфе, он пошёл к дому старосты. Постучав в дверь, он дождался, пока ему не отворит её кряжистый и седоватый мужик в почти такой же одежде, что и Семён, но в более приличном состоянии.

— Здравствуй, — приветствовал его Аркадий. — Алексеем меня звать, я из Мамоновки.

— Здравствуй, — кивнул ему мужик. — Видывал тебя на ярмарке. Авдеем Палычем Борисовым меня зовут. О, Марфа!

Он увидел вдову и любезно раскрыл дверь.

— Заходите, заходите, — пригласил он их внутрь. — Садитесь. Мать! Накрывай стол!

— Иду-иду! — ответила женщина из кухонной части избы.

У старосты и изба побогаче — никакого «опен спейса», даже спальня отдельная, не говоря уже о кухне.