Наслаждение и боль

Глава 2

Из окна открывался великолепный вид, но у Лауры не было времени им восхищаться. Она поскорее отправилась в ванную комнату, ополоснула лицо, стараясь справиться со своими мыслями и ощущениями. Глядя на себя в зеркало, она боялась того, что можно прочесть в ее глазах и, прежде всего, пугаюшей неуверенности в себе.

Она чуть поправила прическу, убрав щекочущие уши два завитка. На макияж у нее уже не было времени, и она просто добавила немного теней и подвела губы помадой. Платье-туника выглядело вполне сносно, она провела по бокам влажными ладонями, убирая морщинки ткани, и направилась к лестнице.

Мария не сказала ей, где находится кухня, но ее было нетрудно найти. Следуя на запах чеснока и жарящегося мяса, она открыла большую дверь и очутилась в комнате с выложенным плиткой полом. Комната оказалась очень большой, посреди нее возвышался выскобленный стол из белого дерева. Пучки лука и связки чеснока свисали с потолка, большой свиной окорок поджаривался на современно выглядевшей жаровне. Мария была там, она стояла возле стола и помогала другой женщине чистить горох. Вилланд тоже находился там и сидел у двери, куря трубку. Рядом с ним стояла кружка дымящегося кофе. Лаура почувствовала, что нервничает и как бы вторгается в это общество, но Мария, увидев ее, взглянула вполне приветливо.

— Вы готовы? — спросила она с утвердительной интонацией, и Лаура кивнула. — Хорошо, Лиза! — громко позвала Мария, и девушка лет шестнадцати появилась из комнаты, которая, по-видимому, была огромной кладовой. Девушка была маленькой и черноглазой, она улыбалась широко и приветливо.

Мария заговорила с ней по-испански, быстро и отрывочно, так что Лаура, понявшая только звучание слов, не могла уловить содержание разговора. Лиза кивнула и затем, взглянув на Лауру, сказала:

— Пожалуйста, идемте со мной, сеньорита.

Она произнесла эти слова медленно, тщательно и с трудом по-английски.

Лаура последовала за Лизой и через вращающиеся двери из кухни прошла в главную часть дома. Они шли по коридору, пол которого был выложен мозаикой, а стены укрыты панелями и увешаны портретами покойных членов семейства Мадралена. Лаура, рассматривая их, узнавала некоторые черты Рафаэля. Было что-то беспокойное в их молчаливом присутствии, и она обрадовалась, когда коридор вывел их в большой холл с высоким арочным потолком. Через широкие окна просматривался внутренний двор; тени стали совсем длинными. Приближался вечер. Лиза повернула выключатель, и свет от ламп, висевших в холле, осветил и внутренний двор. Янтарное сияние высветило панели и лабиринт резных арок, которые украшали каждый вход.

Лаура, не осознавая, замедлила шаг, пока Лиза не приостановилась и, повернувшись, спросила:

— Вы идете, сеньорита? — Она произнесла это очень ласково. У Лизы не чувствовалась резкость языка, свойственная Марии; у Лауры вновь возник соблазн задать несколько вопросов, но она сдержалась и обрадовалась, когда через несколько мгновений Лиза остановилась перед двойными дверями, украшенными перламутровыми ручками.

— Кабинет дона Рафаэля, — проговорила она тихо и затем тихонько постучала по панели и толкнула дверь, впуская Лауру в комнату.

Почти мгновенное завершение Лизой ее обязанностей застало Лауру врасплох: она все еще надеялась, что у нее будет время, чтобы собраться. Этого не случилось. Она сразу же оказалась лицом к лицу с человеком, которого видела последний раз пять лет назад ночью, перед его отъездом из Англии.

Она не знала, чего ожидать, какой может быть его реакция. Но она явно не были готова к тем безжалостным изменениям в его облике, которые произошли, и к горечи, которая скрывалась в глубине его холодных серых глаз. Она остро вспомнила его образ, и мужчина, представший перед ней сейчас, мало чем напоминал его. Он запомнился ей высоким и черноволосым, но он никогда не был таким худым. Его исхудавшее лицо избороздили глубокие морщины, темные волосы, прежде очень густые, слегка поседели на висках не по возрасту — ему тридцать пять, — он определенно выглядел значительно старше. Какими бы ни были переживания, которые он перенес со времени их расставания, они явно оставили свой след, и Лаура нерешительно замешкалась у двери, будто ошиблась комнатой.

Рафаэль Мадралена стоял у окна, когда она вошла, прислонясь к раме, и посмотрел на нее совершенно бесстрастно. Из окон его кабинета просматривалась великолепная панорама: утес и скалы ниже его погружались в пурпурные закатные лучи солнца. Но Рафаэль, казалось, был совершенно безразличен ко всему окружающему, не замечая ни буйства красок, ни течения времени. Он был одет в черный костюм и белую рубашку, которая подчеркивала его темную кожу. Он был до кончиков ногтей испанским дворянином, и Лаура даже не пыталась вообразить, что Рафаэль Мадралена может испытывать какие-то чувства к ней, тем более по истечении пяти лет. Стремление бежать, которое появилось у нее после разговора с Марией, достигло огромных размеров, и она остро почувствовала желание освободиться от всех своих прежних надежд. Ей стало тесно и холодно в этой изящно обставленной комнате. Здесь не чувствовалось роскоши и богатства, но был тщательно натерт деревянный пол, который покрывали ковры из шкур, а стены скрывались под полками с сотнями томов в тускло-коричневых переплетах, которые явно редко видели солнечный свет. Дубовый стол завален бумагами, а два стула, обитые коричневой кожей, — один за столом, а другой перед ним — словно приглашали к уединенной беседе. Ее внимание автоматически отмечало все это, но устремлено было на мужчину, который смотрел на нее с холодной настойчивостью.

Лауре хотелось, чтобы он сказал что-нибудь. Если портреты в коридоре насторожили ее, хоть она и не была слишком чувствительной, то сейчас она, кажется, испугалась, представив, что ее мысленно изучают, как насекомое под микроскопом. Она неловко шевельнулась, и он выпрямился, двигаясь с ленивой медленной грацией, которая всегда напоминала о его мягкой кошачьей натуре, однако совсем не домашнего животного.

— Так-так, — произнес он медленно, продолжая внимательно разглядывать ее. — Так, значит, я не ошибся. Это ты, Лаура.

— Д-да, — сумела она выдавить. — Здравствуй снова!

Все казалось ужасным: и эта атмосфера, и он сам, и она в своих неосознаваемых желаниях. Никогда, даже в самых диких своих снах, не могла она представить, что будет чувствовать себя так неловко. Почему-то она глупо верила, что, хотя все обстоятельства изменились, они сами остались прежними, но как это наивно! Рафаэль смотрел на нее, как ей виделось, презрительно, а она, не имея представления, какие тяжелые переживания избороздили его худое лицо такими глубокими морщинами, ощущала душой и телом, что этот человек стал ей чужим.

И тем не менее что-то будило интимные воспоминания, скорее ощущения, которые она некогда испытывала с ним, и хотя она его уже не любила, он все еще волновал ее как мужчина.

— Ты не присядешь? — подойдя к своему столу и указывая на другой стул, сказал он.

Лаура колебалась. Ей не хотелось садиться, если он собирается стоять. Она и так чувствовала себя неловко, а в этом случае дискомфорт усилится. Наконец она сделала, как он сказал, и стала ждать продолжения.

Он извлек из коробки на столе сигару с обрезанным концом, медленно зажег ее и затем холодно сказал:

— Зачем ты это сделала?

— Я… я не знаю, — ответила она, сжав пальцы рук, лежавших на коленях. — Вероятно, мне… мне было любопытно.

Ее ответ прозвучал очень смело, почти безответственно.

— Любопытно. — Его слова прозвучали резко. — Любопытно, что со мной?

— Да. — Лаура с трудом сглотнула.

— Почему?

— Я не знаю. — Она вздрогнула. — Я увидела объявление, которое дала твоя тетушка, и имя… — Голос ее стал тихим. — Я думаю, что это звучит глупо, не правда ли?