Наслаждение смертью
Шрифт:
– Ты же понимаешь, Оксаночка, – заговорил тем временем мужчина, – что для меня важнее мои проблемы. А твои меня не очень волнуют.
«Так, он думает, что я Ксюха… Ладно, пусть пока так и думает. Во всяком случае, пока я здесь, никто не станет щемить Оксанку».
А мужчина тем временем продолжал:
– Кстати, не думаю, что с тобой здесь случится что-то страшное. Если, конечно, ты будешь умницей… – он потянулся и похлопал Сашку по щеке. – А если я убежусь, что ты ни при чем – отправишься домой с миром. Но если не дай бог я узнаю, что ты меня обманула… – глаза человека сверкнули свирепым огоньком. – Ой, не обижайся, девонька, но я с тобой так разберусь,
В этом Сашка не сомневалась. Дураку понятно, что дружнский и миролюбивый тон парня – это только маска, игра, а на самом деле ему глубоко плевать и на Сашку, и на ее красоту и молодость. Ну, может, только в определенном смысле не плевать – глаза-то его довольно плотоядно шарили по Сашкиной фигуре.
– И где вы собираетесь меня держать? – медленно спросила Сашка.
– В той самой комнате, где ты и была, – он улыбнулся. – А что? Чем плохо? Кормить тебя будут, спать тоже дадут на чем. Да прямо курорт! – он хохотнул. – Где ты еще так отдохнешь? А если тебе мужика надо, так я и это устрою! Ребят у меня здесь хватает. А могу и я, если надо… Правда, я не люблю блондинок, – со вздохом развел он руками. – Так что сиди и жди результат, – посерьезнев, добавил он, и глаза его стали стальными.
Сашка молча кивнула.
– Мне можно идти? – спросила она.
– Да, конечно, – ответил он и вызвал охранника.
Он поговорил с ним о чем-то, пока Сашка ждала в коридоре под пристальным взглядом второго охранника, потом первый вышел и, достав ремень, обратился к Сашке:
– Руки давай.
Сашка, секунду помедлив, протянула свои измученные кисти вперед, и охранник туго стянул их ремнем.
«Ну, сволочи, – с ненавистью подумала Сашка. – Отольются вам все мои слезы!»
Он повел ее той же тропинкой обратно в сырой темный подвал. Сашку пошатывало от усталости и напряжения, и безумно хотелось спать.
– Сейчас поесть принесут, – сказал ей охранник, вталкивая Сашку в темную комнату.
Она опустилась прямо на пол. Есть ей не хотелось совершенно.
«Наверное, я теперь на еду и смотреть не смогу, – думала она, прислонившись к трубе. – Во всяком случае, пока не выберусь отсюда».
Лязгнул замок, и в проеме появился охранник с табуреткой в руках. Он поставил ее перед Сашкой и снова вышел. Вскоре он вернулся, неся в руках тарелку, которую опустил на табуретку.
Дверь захлопнулась, и снова стало темно.
«Господи, сколько же мне здесь торчать?» – с тоской подумала Сашка, стараясь не представлять себе, что творится дома.
Посидев немного совсем без движения, Сашка обнаружила, что глаза ее постепенно привыкают к темноте. Она бросила взгляд на тарелку и почувствовала, как голод, долго не проявлявший себя, вдруг наваливается на нее со страшной силой.
Сашка села на табуретку, взяла тарелку в руки и поковыряла в ней вилкой. Это была какая-то картошка с подливкой и кусок хлеба. Забыв обо всем, Сашка с жадностью набросилась на еду.
Поставив тарелку на пол, она хотела откинуться на спинку, но спинки не было. Сашка слезла с жесткой табуретки и снова села на пол. По телу разливалось тепло, ощущалась слабость и какая-то истома. Снова неумолимо поклонило в сон.
Тут появился охранник, он тащил какое-то тряпье. Бросив его на пол, он взял тарелку и сказал:
– Вот на этом спать можешь.
Сашка даже не кивнула в ответ. Когда охранник ушел, она расстелила барахло на полу и легла, укрывшись с головой одеялом. Сон сморил ее еще до того, как голова ее коснулась подушки…
То, что творилось
в семье Вершининых, и описать невозможно. Галина Аркадьевна, Сашкина мать, была словно невменяема. Она стояла, прислонившись к стене в коридоре, и никто не смог заставить ее пройти в комнату и присесть или хотя бы разуться. Новость о том, что у нее пропала дочь, застала Галину Аркадьевну на пороге, когда она вернулась с работы, и будто парализовала ее. Руки ее, сжимающие сумки, разжались, и на пол посыпались продукты, деньги, зонтик…Она не кричала, не билась в истерике, только слезы непрерывно текли по ее лицу, а она словно и не замечала этого. Алина пыталась снять с нее хотя бы пальто, но Галина Аркадьевна так в него вцепилась, что Алина невольно отступила.
На Владимира Николаевича вообще было больно смотреть. Когда он узнал о пропаже Сашки, то сразу постарел на несколько лет. Алине даже показалось, что у него прибавилось седины в волосах. Он выглядел совершенно потерянным, ходил туда-сюда по квартире, натыкаясь на углы, словно слепой, и как будто искал чего-то…
Алина металась от одной к другому, пыталась напоить Сашкиных родителей водой с валерьянкой, они оба отказывались. Здесь же находились и милиционеры, выполняющие свою работу. Алину уже допросили по дороге, когда везли сюда. Теперь они задавали вопросы Галине Аркадьевне и Владимиру Николаевичу насчет Сашки: с кем дружила, куда собиралась сегодня, с кем должна была встретиться. Родители отвечали сбивчиво, невпопад, не понимая смысла самых простых вопросов. Алина несколько раз не выдерживала, убегала, запиралась в ванной и там плакала, закрывая рот полотенцем.
Сходили за Ксюхиными родителями, узнавали, не была ли у них Ксюха. Мать, узнав в чем дело, заголосила, размазывая слезы по опухшему лицу. Отец нахмурился, дрожащей рукой достал из холодильника початую бутылку водки, выпил залпом полстакана, не закусывая, а потом сел за стол, уронил голову на руки и вдруг заплакал, трясясь мелкой дрожью.
Все это походило на один сплошной кошмар, Алине казалось, что она сойдет с ума. В голове проносилось, что надо бы заглянуть к себе домой, сказать, что она-то сама жива-здорова, и с ней все в порядке, но пока было совершенно не до этого. Алина даже не знала, где ей лучше ночевать сегодня – дома ли, или здесь, с этими обезумевшими от горя людьми.
После того, как Алина побывала у Ксюхи и увидела, что в доме все перевернуто, а ни Сашки, ни самой хозяйки с ребенком нет, она сразу же позвонила в милицию.
Когда милиционеры прибыли, Алина сидела на крыльце Ксюхиного дома и курила. Она вся продрогла, но заходить одной в дом ей не хотелось. И было даже как-то жутко.
– Добрый вечер, капитан милиции Осокин, – представился Алине высокий мужчина лет тридцати пяти, подходя к крыльцу. За его спиной стояли еще несколько человек.
– Здравствуйте, – хрипловато ответила Алина и поднялась. – Это я вас вызывала…
Она рассказала все, что случилось, после чего все вместе поехали домой к Сашке. Там уже беседовали с ними.
Когда милиция уехала, а Ксюхины родители, как-то сразу сгорбившись, побрели домой, заливать свое горе водкой, Алина немного перевела дух.
– Галина Аркадьевна, – мягко проговорила она, подходя к женщине и беря ее за руку. – Вы бы разделись, чаю выпили, хоть немного пришли бы в себя. Я понимаю вас прекрасно, сама дергаюсь не знаю как, но нужно же брать себя в руки.
– Все нормально, Аля, – ответила Галина Аркадьевна безжизненным голосом и стала снимать пальто. – Я прошу прощения за свою слабость, сейчас я буду в порядке.