Наследница темного мага
Шрифт:
Усевшись прямо на пол, мы принялись дегустировать вишневый самогон. Правда, от вишен там остался один лишь едва уловимый аромат.
— Думаете, с Раминой все в порядке? — Фабиола поморщилась, но все-таки отпила «изысканного» напитка.
— Судя по тому, что рассказала Тьяне герцогиня, с ней все просто отлично. — Эрик, в отличие от моей соседки, не скромничал и храбро сражался с сивухой, уговаривая мензурку за мензуркой. Пришлось воспользоваться лабораторными склянками, которые Фабиола загодя попросила у травницы для каких-то своих экспериментов, потому как приличных стопок у нас в комнате не имелось. — Раз она смылась
В этом мы с Миной похожи. Ее, как и меня, притягивали авантюры. После трех мензурок сивухи я резко поменяла свое отношение к академии. Замок стал для меня лучшим другом, учителя — душевнейшими созданиями, а зеленоглазый маг — самым красивым мужиком на свете. Пусть и немножечко сумасшедшим.
После пятой я уже не хотела никуда уходить и, кажется, умоляла Эрика, чтобы он ни за какие коврижки не помогал мне разбивать ректорское заклинание.
Дальнейшее и вовсе выветрилось из моей головы. Не знаю, до которого часа мы засиделись. Судя по ощущениям на следующее утро — до первых петухов. Последнее, что помню, — это как Рик переложил меня на кровать. Потом я услышала скрип двери, а в следующий миг на комнату набросили черное покрывало.
Из-за стоявшей в спальне духоты дышать получалось с переменным успехом. Дурацкое одеяло никак не желало подниматься. Правда, после долгого ерзания в кровати и безуспешных попыток сбросить с себя невидимую перину решила просто попробовать разлепить глаза. Хоть и удалось мне это не с первой попытки, но тусклый свет все-таки вернулся. Спальня казалась подернутой туманом, будто я смотрела на обстановку сквозь мутное стекло.
Поморгав, предприняла очередную попытку оглядеться. Лучше бы я этого не делала! Сердце ухнуло куда-то вниз, вместе с голосом. Я только беззвучно открывала и закрывала рот, в ужасе таращась на серо-коричневое облако. То страшно скалилось и тянуло ко мне свои кривые когти.
Мамочки!
— Ты обещала, — прошелестел злобный монстрик, не переставая демонстрировать мне набор остро заточенных клыков-кольев. — Ты обещала, обещала, — как заведенный, твердил он снова и снова, устрашающе разрастаясь, из маленького сгустка превращаясь в клубы темно-коричневого дыма. Стоит ли уточнять, что клыки и когти тоже значительно увеличились в размерах, а вместо алых бусинок-глаз сейчас на меня таращились огромные, налитые кровью зеницы.
— А-а-а! — все-таки прорезался голос. Накрылась одеялом с головой и продолжила упражнения в пении, от сопрано стремительно переходя на фальцет.
Кто-то затряс меня за плечи, приговаривая:
— Тьяна! Тьяна! Прекрати брыкаться! Это же я!
Позволила соседке содрать с меня одеяло и, подскочив на кровати, стала в панике озираться. Жуткое облако исчезло, но легче мне от этого не стало. Страх по-прежнему выворачивал все внутри наизнанку.
— Что с тобой? — Мокрая Рыжик, наспех завернутая в полотенце, смотрела на меня обеспокоенным взглядом.
— Опять этот призрак! — Я облизнула пересохшие губы и шумно выдохнула: — Фабиола, я не вру! Не хмурься. Он только что шипел мне в лицо и так жутко скалился.
На сей раз соседка не была настроена столь категорично.
Взглянула на мои запястья и тоном профессора на лекции произнесла:— Единственное объяснение — это замок.
Я недоуменно заморгала, а Фабиола принялась растолковывать:
— У тебя ведь нет нашего знака, вот замок и воспринимает тебя, как инородный организм, и пытается выжить из своих стен.
— Ничего себе приемчики у него! Я чуть копыта от страха не откинула! Этот ваш замок — настоящий садист с извращенным мышлением!
— И это только начало, — скорбно возвестила соседка. — Дальше будет хуже.
Не знаю, что в ее понимании являлось «хуже», но и тех ощущений, что я уже успела испытать по милости дарховой крепости, хватало с лихвой.
— Мне срочно нужны такие же, как у тебя, татушки, иначе я здесь совсем свихнусь, — прошептала я, прижимая коленки к груди. Хотелось уменьшиться до микроскопических размеров, превратиться в пушинку, которую теплый осенний ветер подхватил бы и унес прочь из чокнутой цитадели.
Соседка задумчиво кивнула. Собиралась что-то сказать, когда дверь в комнату распахнулась, явив нам младшую учительницу. Кажется, Инаэль. В светлую, в прямом и переносном смысле этого слова, голову альвессы не пришла мысль, что сначала надлежит постучать, а уже после вламываться на частную территорию. Беспардонная. Совсем как ее хамоватый хахаль.
Я мрачно воззрилась на учительницу. Та была в распрекрасном расположении духа. Светилась, как только что отлитый солар, и не заметила мою кислую физиономию.
— Почему вы еще в кровати, адептка? — певуче обратилась ко мне альвесса. — Через полчаса завтрак, а потом — собрание у кураторов. Поднимайтесь и в душ! А вы, адептка Викольт, поскорее сушите волосы.
Вылив на нас ушат из распоряжений, вейла шикарной походкой от бедра направилась к выходу.
Я показала язык ее хорошенькому затылку и позавидовала ее настроению. Конечно, ей-то чего горевать? Ее ведь не глючит из-за садистского замка.
— Давай потом договорим, ладно? — бросила Фабиола, доставая из шкафа светло-серую мантию, отороченную черной тесьмой. По-видимому, наша форма. — Нам действительно пора собираться.
Я кивнула в ответ и, чувствуя, как в голове взрываются пороховые снаряды, на нетвердых ногах почапала в душ.
Кайн
Не в моих привычках нарушать слово, особенно данное самому себе. Ведь зарекся не возвращаться к прошлому. К голубоглазому белокурому прошлому в лице Инаэль. Незначительным извинением служило то, что она сама ко мне заявилась. А я просто в силу своего хорошего воспитания не смог выставить альвессу за дверь и поддался прекрасному искушению.
После ужина Альдис пригласил меня к себе, на рюмочку каньячки — забористого напитка на абрикосовых косточках, который, по его словам, способствовал возвращению хорошего настроения и бодрости духа. Именно в академии альв к этой дряни и пристрастился. Оправдывался тем, что только с помощью каньячки ему удается обрести равновесие и не поддаться искушению размазать зарвавшегося школяра по стенке. Дав мне распробовать приторно-сладкую наливку, друг с усмешкой заявил, что в скором времени это станет моим наипервейшим лекарством. Я сглотнул осевший в горле ком и послушно потянулся за второй рюмкой.