Наследник (1914 год)

– Я их рассматривала, пока ты спал, – сказала Лидочка. – Они оба старые. Тот, который достался тебе от отчима, старше… Смотри.

Лидочка показала пальцем на выгравированные мелкие буквы, почти стершиеся оттого, что портсигар долго носили в кармане, не разберешь даже, на каком языке надпись.

– Да, он старый, – согласился Андрей.

Он подошел к окну, стараясь рассмотреть надпись.

– Скорее это табакерка, а не портсигар, – сказал Андрей. – Просто мы называем новым словом незнакомую вещь.

Он словно оттягивал необходимость решать.

– Если ты сам позовешь Вревского, поднимешь тревогу – пускай тебя снова вырвет, пускай у тебя будет истерика, что угодно, – у них будет меньше подозрений. Надо только сделать это так, чтобы они не успели первыми, – сказала Лидочка.

Какое-то движение на улице попало в поле зрения Андрея.

Он посмотрел туда. В переулке, не таясь, стоял молодой человек в пиджаке и татарских штанах. Рубаха на нем была несвежая, распахнутая почти до пояса, из-под нее видна смуглая грудь. Черные глаза шарили по окнам, и Андрей отшатнулся от окна. Успел ли?

– Что с тобой? – удивилась Лидочка. – Там кто-то есть?

– Да. – Чувствуя себя обнаженным под взглядом преследователя, Андрей сунул табакерку в карман брюк и отступил от окна.

– Кто там?

– Он следил за мной вчера, а ночью приходил к дому.

Лидочка осторожно отстранила Андрея, но к окну не подошла, а посмотрела сквозь кисейную занавеску.

– Ты думаешь, это шпик?

– А ты? Вревский не скрывает, что за мной следят.

– Может, это не полицейский, – сказала Лидочка. – Если полицейский, зачем он следил за тобой ночью?

– Но кто его мог послать?

– Я не знаю. Может, бандиты, – сказала Лидочка.

– Они нашли твой дом!

– Он тебя видел?

– Кажется, нет. Но он смотрел по окнам.

– И отлично. Пускай смотрит. Я выведу тебя через сад.

– Ты подвергаешься опасности! Если они узнают, что мы знакомы, то тогда…

– Иди, не задерживайся, – сказала Лидочка. – Я все спрячу. Так, что ни один Вревский не отыщет. Я бы пошла с тобой…

– Нет, нельзя.

– Знаю. Но очень хотела бы. Тебе будет трудно…

Андрей поцеловал Лидочку. Она прижалась к нему – и это был их первый настоящий поцелуй, когда раскрываются губы, когда встречаются языки, когда закрываешь глаза, чтобы ничего не осталось в мире, кроме этого бесконечного поцелуя.

Лидочка первой оторвалась от Андрея.

И пошла к двери. Андрей еще раз осторожно выглянул в окно. Преследователь был там, но он отошел к следующему дому и теперь разглядывал его окна. И это Андрея успокоило.

Через черный ход Лидочка вывела его в сад.

– Я буду ждать, – сказала она. – Хоть тысячу лет.

– Ты прощаешься, будто меня сегодня же посадят в тюрьму.

– Я бы не хотела, – сказала Лидочка. – Не дай Бог.

* * *

Андрей быстро дошел до Никитской улицы. Час сна помог ему – хоть голова и болела, ногам вернулась сила. Лидочка была права, понимал он: если Вревский увидит Сергея Серафимовича первым, он никогда не поверит Андрею. Любое его слово покажется ложью – и будет ложью. Ведь он провел час со Вревским и умудрился ни слова не сказать о трупе на втором этаже. Конечно же, Вревский ничему не поверит… А если поднять тревогу самому, можно потянуть время. Зачем? Да потому, что теперь надежда на Ахмета. Он многих знает. У него все татары здесь знакомые. Конечно же, он поможет… он же обещал. Надо продержаться три дня.

Поднявшись к последнему повороту, Андрей замедлил шаги. Он почувствовал тревогу.

Прижавшись к каменной ограде, он осторожно выглянул из-за угла.

У дома стояла пролетка Вревского. Рядом с ней полицейский.

Оставалась еще маленькая надежда, что Вревский ждет Андрея в связи со смертью Глаши. И ждет его в саду или на первом этаже. Андрей осматривал дом и молил Господа, чтобы тяжелая фигура Вревского появилась между деревьев.

У калитки стоял стул, на стуле тульей вниз лежала полицейская фуражка, полная куриных яиц. Андрей перевел взгляд чуть выше и увидел, что на веранду второго этажа вышел Вревский. Он что-то держал в руке. И было не важно, что он держал.

– Урядник! – крикнул он. – А ну-ка сюда!

Андрей отпрянул за угол. Обернулся. Надо бежать. Но куда бежать?

Там, внизу, у поворота улицы стоял, улыбаясь, ночной преследователь. Он не делал попытки приблизиться к Андрею, он был как волк, ждущий, когда загипнотизированный заяц сам побежит к нему. Куда тебе, заяц, деваться?

Андрей инстинктивно сделал шаг вперед, забыв, что его будет видно от калитки. Но его увидели не от калитки. Вревский видел улицу как на ладони. И конечно же, растерянную фигуру в студенческой тужурке.

– Господин Берестов! – закричал он. – Вас-то мне и нужно! Пожалуйте сюда.

Андрей начал отступать. Забор, возле которого он стоял, был слишком высок и гладок, чтобы через него перебраться. Бежать вниз?

Оглянувшись, Андрей столкнулся взглядом с ночным преследователем. Тот манил Андрея к себе. И улыбался.

Андрей сунул руку в карман, чтобы взять что-нибудь тяжелое.

В кармане была только табакерка отчима.

И тут же мысли, несшиеся в голове, подобно падающему с неба аэроплану, буквально закричали: «Можно убежать! Можно убежать!»

До этого мгновения Андрей воспринимал табакерку и ее свойства условно, куда менее реально, чем Лидочка.

А сейчас – сейчас ему нужно было три дня. Три дня, чтобы все улеглось, чтобы Ахмет нашел убийц, чтобы избежать неминуемого позора тюрьмы и допросов. «Тетя Маня не переживет», – пролетела в мозгу нелепая фраза.

Пальцы сами шарили по ребру портсигара. Вот она, кнопка…

Раз! Андрей нажал на кнопку портсигара. Два! Он нажал еще раз. Три! Портсигар чуть щелкнул. Андрей знал – с другого торца выскочила реечка с тонкими делениями.

Из-за поворота донесся топот сапог. Андрей кинул взгляд в другую сторону. Ночной преследователь стоял на месте.

– Беги! – крикнул он.

Андрей нажал на шарик в конце реечки, и тот послушно утопился в металле.

Касаясь очередной рисочки, шарик чуть слышно вздрагивал, и странно было, что сквозь шум и крики, сквозь стук собственного сердца Андрей слышит эти щелчки и старается считать их. Сколько их было? Два? Четыре?

Из-за угла выскочил полицейский.

Преследователь что-то тащил из кармана.