Наследник для дикаря

– А что здесь не понимать, а, Алмаз?

Чувствую, как пальцы непроизвольно сжимаются на ее подбородке.

Как бы не повредить ее сейчас.

Нет. Надо было сразу вышвырнуть. И даже не слушать, что она там лепетала!

– Ну, не от любви же, которой ты вдруг воспылала с первой же ночи?

Рычу прямо в ее губы.

Схлестываюсь глазами.

Смотрит. Не опускает. Сглатывает только шумно и губы нервно облизывает. Сочные губы, которые хочется озверело, до боли, до ее стона своими смять!

Чиркаю по этим губам пальцам. Она шумно выдыхает, а я сам обжигаюсь. Из нутра рвется рычание. Почти умирающий, воющий рык.

Не нежно. Не ласково.

Нет.

Так больше не будет никогда! Да и не про меня все это.

Я просто беру.

Сминаю жадными руками. Нежные белоснежные ягодицы.

Рвано дергаю на себя…

И…

Твою мать!

Ее рваный выдох, с хрипом, на грани, врывается в нутро. Сливается с моим внутренним демоном. Врезается в него, срывая, на хрен , все планки!

И я рычу.

Дергаю на себя, жестко, жадно, одурело, остервенело нанизывая на свой пульсирующий член.

Резко рву бедрами на себя. Распахиваю на максимум.

Еще. Еще. Сильнее!

Ее глаза затуманиваются. Почти гаснут.

А в моих ожог. Слепота.

Пелена яростная и….

Она…

Там. В самой глубине. На самой сердцевине.

Все демоны мои внутри ожили. Слились, переплелись в дно.

И я жадный. Такой до нее жадный. До этих глаз, до невинных, на самом деле, невинных на хрен, губ и глаз, что отпечатались внутри…

Ни хрена не вижу снаружи. Только яростно насаживаюсь. Долблюсь в нее. Снова. И снова. И снова.

Но голод не утихает. Нееет! Он становится в тысячи, в миллион раз сильнее!

С каждым толчком. С каждым ударом.

Только вижу ее внутри. Там. Под ребрами Ее образ. И глазища эти невозможные!

– Алмаз. Лиля?

Черт. Кажется, перегнул.

Девочка начинает хрипеть. Заваливается спиной по стол.

– Эй. Девочка. Ты как?

Блядь.

Я и правда беспокоюсь.

Провожу горящей рукой по ее раскаленному лбу.

– Тебе плохо? Маленькая… Прости.

Блядь. Знаю. Напор у меня сумасшедший. А с ней все вообще выходит из-под контроля! Таким голодным себя чувствую, как будто бы впервые до женщины дорвался!

И, твою мать. Не в первый раз это чувство во мне пробудилось! Знаю. Уже помню. Клятву, зарок дал себе больше такого не допустить! Потому и гнал ее! Гнал, как только мог! Но теперь… С ней… Все даже сильнее!

– Девочка моя… Алмаз!

– Все хорошо. Хорошо, Марат.

Лепечет.

А сама ноги поджимает. К самой груди. Как судорогой.

И по нервам. По каждому суставу этим движением лупит.

Твою мать!

Запрокидываю голову.

Мой член все еще в ней.

Разбухший. До одури голодный. Напрягшийся так, что хоть стены, на хрен, над головой рухнут, не смогу остановиться! Хоть автомат мне в спину разряди!

Но на нее, вот такую. Не могу смотреть.

Это не лицо. Она челюсти свела и будто терпит!

– Твою мать, Лиля!

Резко дергаю от себя.

Срываю с одуревше дергающегося члена.

Почти швыряю на стол.

– Сказал же тебе!

Обхватываю тонкий подбородок пальцами.

Знаю. Ей больно сейчас. А мне? Мне, на хрен, каково?

– Я…. Я же подчиняюсь…

Тихий голос.

Затрепетавшие ресницы. А меня выворачивает. Наизнанку. На хрен. Всего. Вместе с нервами и суставами.

– Сказал, твою мать! Правду говорить! Всегда! Иначе… Иначе я просто убью тебя, Алмаз!

И это не пустая угроза. Девчонка еще не поняла? За ложь я на раз убиваю. Не глядя, кто передо мной. После того… После того всегда! Даже друга лучшего не глядя завалю!

– Я не прощаю вранья, – шиплю, дергая на себя.

Заставляю смотреть мне в глаза . Ее. Перепуганными. Глазищами.

Шиплю прямо в распахнутые губы.

И сам. Снова. Обжигаюсь. Так, что, кажется, с моих губ кожа облазит от ожога этого чертового!

– Если я спросил. А тебе плохо. Ты должна сказать. Это понятно! Понятно, мать твою?!

Встряхиваю.

Какого черта она такая перепуганная?

Я что? Хоть раз ей дал повод меня бояться? Да я же с ней… Как ни с одной… Никогда. Даже с той!

– Ты выгонишь меня теперь?

Трясется.

А я… Я ни хрена не понимаю.

Протираю лицо полыхающее рукой, выплеснув на голову бутылку минералки.

Какого хрена? Меня боится и в то же время от страха трясется, что прогоню?

Или того ублюдка так сильно любит, что через меня хочет ему безопасность обеспечить?

Отшвыриваю от себя. На стол. Подальше.

Сам бы его сейчас придушил. Вместе с ней!

– Иди сюда.

Грубо сгребаю в охапку.

Притягиваю к себе.

И…

Хрен знает, чем вдруг накрывает.

Провожу пальцами по дрожащим, уже помокревшим ресницам.

Чувствую, как внутри словно какой-то новый мотор оживает. Начинает гудеть. Подрагивать. Рычать.

– Прогонишь?

Кажется, ей даже все равно, что тушь поплыла.

Хм…

Обычно эти девки даже реветь грамотно умеют. Так, что товарный вид сохраняется. А если что-то и течет, то так, чтобы грязными не выглядели. Ровно на жалость. И не больше.

– Кто он тебе?

Вкрадчиво спрашиваю. А сам продолжаю водить пальцами по ее лицу. Пытаюсь стереть эту чертову тушь, но делаю только хуже. Размазываю на хрен по половине лица.

И… Твою мать!

Трясется. Сжалась вся. Плечи такие тонкие сдвинула. С этими чертовыми размазанными глазами и распухшим красным носом.

Брезгливость должна вызывать. А во мне что-то сжимается.

Опять. В самое сердце. Прямо под ребра. Какой-то новой, тоненькой иглой проникает.

Колет. Колет, зараза. Так, что сам задыхаюсь. Дышать не могу.