Наследник древней силы

У Иры подобных стремлений я не замечал. Наоборот, она хотела получить образование и пойти работать в корпорацию. Ира считала, что должна приносить пользу роду и реализоваться в той области, которая ей интересна, то есть в программировании. Об остальном почти не думала.

Если бы только мы могли быть парой… Но мы были братом и сестрой, и изменить это невозможно. Оставалось надеяться, что князья найдут ей удачную партию и она будет счастлива. А пока я должен оберегать её от всяких моральных уродов, вроде Лёхи Вострякова.

Набив брюхо, я решил пройтись по набережной, подышать свежим воздухом.

На улице уже почти стемнело, начинало холодать, хотя днём сегодня было жарко. Я спустился к набережной, дошёл до полукруглой выступающей площадки и, облокотившись на перила балюстрады, стал смотреть на волны, что умиротворённо плескалась внизу. Загорелись фонари, и их свет отразился игрой бликов на водной ряби. Слева виднелся причал с катерами, лодками и большой прогулочной яхтой, справа — парк, дремлющий в вечерних сумерках. Особняк находился за моей спиной на возвышенности, и к набережной от него вели две полукруглые лестницы.

После вчерашнего разговора с Алексеем я всё больше склонялся принять предложение ГСБ. Иначе меня тут так и будут прессовать, а я должен гнуть спину перед всяким хамами, вроде Алёшеньки, называть их «Ваше сиятельство» и всячески угождать им. Допустим, Геннадий Михайлович — нормальный чел, но он же тут не единственный. Был и Лёха, которому хотелось лицо набить, и другие члены семьи, с которыми ещё непонятно, как ладить. Такие люди, как Иван Осипович или моя мама, гордились тем, что служат княжескому роду, а я почему-то придерживался иного взгляда. Видимо, воспитывали меня плохо.

Завтра предстояло хоронить отца, а послезавтра я собирался связаться с Марией и узнать, что известно о нападавших, а заодно дать понять, что не против служить в ГСБ.

От мыслей отвлек стук каблуков за спиной. Я обернулся и увидел ту саму девушку, которая вчера донимала меня расспросами.

— Надо же, какие люди! — воскликнула она. — Неожиданная встреча. Чего тут делаешь?

— Смотрю на воду, — ответил я, — а ты что тут делаешь? Застолье уже закончилось?

Девушка подошла и, облокотившись на перила, взглянула вниз, как будто желая узнать, что я там увидел интересного.

— Да так, — сказала она. — Захотелось подышать свежим воздухом. Мне от этих застолий становится плохо. А похороны вообще — скука смертная. Но такова моя судьба: торжественные мероприятия, званые ужины и прочая хренатень. И ведь никуда не денешься!

Только теперь я заметил, что собеседница была немного пьяна.

— Ты из Борецких? — спросил я.

— Ну да. Кстати, мы так и не познакомились. Вероника Борецкая. А та, тощая за рулём вчера — это моя сестра, Олька.

— Очень приятно. Артём, — представился я.

— Ты охранник или дружинник или… кем тут работаешь?

— Сам пока не знаю, кто я.

— Это как? Ты же служишь Востряковым, да?

— Да… Нет, не совсем. Всё сложно, в общем.

— Да неужели? — Вероника повернулась ко мне и стала пожирать меня взглядом. Её глаза были подведены тушью, от чего ресницы казались просто длиннющими. — Интересно. Расскажи.

— А ты любопытная… Долго рассказывать.

— Куда-то торопишься?

— Нет, — помотал я задумчиво головой. — Некуда мне больше торопиться.

— Ну тогда… — Вероника оглянулась по сторонам, — может, пройдёмся? Проведи мне экскурсию. Я же у вас в гостях, как-никак. Там у вас пристань? Хочу туда.

Я пожал плечами, и мы медленно побрели в сторону пристани.

— Ну так что у тебя за история? — спросила Вероника.

— Да я и сам толком не понимаю, что происходит, — ответил я. — После ранения у меня открылись каналы, и теперь род думает, куда меня пристроить.

— Интересно… У тебя что, каналы были закрыты? Но если они закрыты с рождения, как они могут открыться потом? А ты где воевал? Тебя ранили, да?

— Я воевал в Волыни. Я говорил вчера.

— Ах да, точно, вспомнила, — Вероника оскалила свои ровные белые зубы, от чего её лицо приобрело какое-то хищническое выражение.

— А насчёт каналов можешь не спрашивать — не знаю, — сказал я.

— Расскажи про войну. Ты в каких войсках служил? Ты убивал людей?

— Э, погоди, не так быстро, — рассмеялся я. — Ты вопросы задаёшь быстрее, чем я успеваю на них ответить. Я в пехоте служил — ничего особенного. Да и вообще, нет там ничего интересного. Как приехал, так и уехал. А всё, что видел — грязь, да окопы. Не было времени достопримечательности рассматривать.

— А сколько ты человек застрелил?

— Не видел. Скорее всего, ни одного.

— В смысле? А чем ты там занимался?

— Чем? Да окопы рыл, ящики таскал, мешки. В лужах спал в блиндаже… От обстрелов прятался. Как и все, в общем-то. Чем ещё на войне занимаются?

— А интересное что-нибудь было?

— Да нет, интересного не было. Было грязно и сыро, вши были, антисанитария. У парня из нашего взвода прыщ на ноге вскочил, он его расчешешь, а через три дня нога загнила, его — в госпиталь отправили. А как-то раз нам несколько ящиков испорченной тушёнки привезли, тоже было весело… Тебе всё ещё интересно?

— Да, очень! Не, я серьёзно. Что было-то?

Я вздохнул. Вероника была ужасно назойливой девушкой.

— Догадайся… Может, о чём-нибудь другом поговорим? — я посмотрел на неё с надеждой.

— Ладно, так и быть. Какие у тебя открыты каналы?

— Все.

— Все?

— Да, все четыре.

— Апупеть! Я ещё не встречала людей, у которых открыты все четыре канала.

— Теперь встретила.

— А что ты умеешь делать? Слышала, те, кто владеет природной энергией, могут поджигать вещи на расстоянии и превращать воду в лёд. Это правда? Ты так умеешь?

— Да ничего не умею. У меня каналы открылись только два месяца назад. Я ещё ничему не научился.

— Жаль. Ну когда научишься, скажешь. Я хочу посмотреть.

Этот безапеляционный тон меня рассмешил.

— Я что-то смешное сказала? — Вероника недовольно покосилась на меня.

— Не-не, ничего такого. Конечно, покажу. Как прикажете.

— Вот это другой разговор.

Мы почти добрались до пристани. На улице совсем стемнело, и озеро превратилось в чёрную равнину, что раскинулась до самого горизонта. Только у берега в воде поблёскивали блики от фонарей.