Наследник древней силы

Я решил не торопиться и подождать встречи, которую собрался организовать Геннадий с представителями «обиженных» родов. Наверное, в данном случае лучше всего было поговорить с представителем рода Белозёрских с глазу на глаз и потребовать объяснений и, возможно, какую-нибудь компенсацию.

— Слушай, мне бы ещё надо кое-что узнать, — сказал я. — Поможешь?

— Попробуем. Отчего же нет?

— Вчера во второй половине дня в подъезд моего дома зашли несколько человек — дружинники великого князя Борецкого. Они вломились в мою квартиру и избили сестру, да так, что та оказалась в больнице.

— Да ты и Борецким уже успел насолить? — удивилась Мария.

— Скорее, они мне. Так вот, я бы хотел знать, кто это был. Установить их личности. Такое возможно?

— Можно попробовать. Но и у тебя я кое-что попрошу. Согласен?

— Смотря что.

— Только предупреждаю заранее: дело серьёзный, касается государственной безопасности, так что если не готов лезть в эти дебри, откажись сразу. К тому же тебе может не понравиться то, что ты узнаешь о людях, которым служили твои родители.

И тут я крепко задумался. С одной стороны, в такие дебри действительно лезть не хотелось. Слишком скользкий путь. А с другой, если теперь я — один из Востряковых, я должен знать, какие подковёрные игры ведёт род и в каких грязных делах замешан, раз даже ГСБ этим заинтересовались. В конце концов, если я не захочу рассказывать то, что узнаю, я просто не совру, что ничего не выяснил. Фактически я ничем не рисковал.

— Ну? берёшься? — спросила Мария, устав ждать ответа.

— Берусь, — кивнул я. — Что нужно узнать?

Глава 12

— Тогда слушай внимательно и вникай, — сказала Мария. — Ходят слухи, будто несколько князей из северных и западных земель желают отделиться от СРК. Хочу знать, что думают по этому поводу Востряковы и каковы планы у нового главы семейства. Поддерживает ли он данную инициативу или, наоборот, выступают против. Ты сказал, что при тебе иногда обсуждают семейные дела, так? Вот и попробуй выяснить.

— Так вот, значит, зачем ты здесь, — догадался я. — Хочешь раскрыть заговор? А убийство князя Вострякова — всего лишь предлог.

— Кажется, теперь ты знаешь слишком много, — Мария улыбнулась.

— И тебе придётся меня убить? — добавил я.

— Надеюсь, до этого дело не дойдёт, — произнесла Мария, всё так же загадочно улыбаясь, но сквозь непроницаемые чёрные очки я не мог разглядеть выражение её глаз. Но как известно, в шутке могла таиться доля правды.

— Считаешь, что Востряковы замешаны в политическом заговоре?

— Имеются некоторые подозрения. Насколько известно, в заговоре замешаны представители разных семейств.

— Кого-то конкретно подозреваете?

— Извини, но детали следствия я не могу раскрыть. Выясни, что прошу, с остальным мы разберёмся сами.

— Почему ты мне доверяешь такие вопросы? — спросил я. — Я же могу рассказать Востяковым о том, что за ними следит ГСБ? Не боишься?

— Нет, не боюсь.

Ответ показался слишком многозначительным. Интересно, что это значило? У ГСБ есть другие информаторы, а я — для подстраховки? Или меня проверяют этим заданием? А может быть, это надо воспринимать, как угрозу? Оставалось только гадать. Оболенская явно не собиралась раскрывать передо мной все карты.

— Возьмёшься? — спросила она.

— Я постараюсь что-нибудь выяснить, а с вас — личности налётчиков, — напомнил я.

— Только есть один нюанс. Твоих слов будет недостаточно, нужно что-то более весомое: аудио или видеозапись. Постарайся, пожалуйста, записать всё, что услышишь. Это важно.

— Эх, чёрт, лишний геморой.

— Сам же согласился. Не поленись, включи диктофон.

Я решил не затягивать с этим делом. Николай вряд ли будет скрывать от меня свои политические взгляды и отношение к центральной власти. Поэтому я намеревался спросить его прямо, и в то же время постараться сделать это не слишком навязчиво.

Вот только за следующие два дня так и не выдалось удобного случая.

По вечерам я созванивался с Ирой. В пятницу же снова съездил навестил её. По моей просьбе её перевезли в клинику Востряковых, и теперь Ира лежала там, в чистой индивидуально палате. Наконец мы могли пообщаться с ней с глазу на глаз. Вот только говорили мы мало, и никаких серьёзных тем не затрагивали. А когда я пытался расспросить её про налётчиков, она просто замыкалась в себе.

Я беспокоился за состояние Иры, но не столько за физическое, сколько за психическое и эмоциональное. После нападения она сильно изменилась. Ира никогда не была замкнутой и неразговорчивой, а теперь — слова не вытянешь. А в глаза — постоянная тоска. Я очень хотел понять, что у неё творится на душе, но Ира не делилась переживаниями.

Ещё и с Костей мы из-за неё поссорились. В четверг вечером Костя зашёл ко мне и принялся упрекать в легкомыслии, из-за которого, якобы, пострадала Ира. Он что-то слышал про мой конфликт с дружинниками Борецких и решил, что во всём виноват я. Меня разозлили его претензии, и мы поругались. В итоге Костя ушёл злой, как собака, а я даже заснуть не мог, и в этот вечер опять накатили беспричинная тревога, особенно когда я выходил в коридор, полный дверей.

Основное же время в эти дни я занимался тренировками. Они состояли из двух блоков. Первый — под руководством мастера Фёдора Фёдоровича, второй — нашего дворецкого, Ивана Осиповича, который внезапно оказался ещё и мастером природной энергии. Силовых нагрузок он не давал, а все занятия были посвящены дыхательным упражнениям, упражнениям на контроль своего разума и выполнению некоторых форм. По словам Ивана Осиповича для успешного овладения бета-энергией, требовалось войти в изменённое состояние сознания. А этому надо долго учиться, если, конечно, не прибегать к помощи различных препаратов.

В субботу, мы с Иваном Осиповичем, как обычно, отправились в лесопарк на территории усадьбы, и я снова провёл два часа под открытым небом, даже несмотря на небольшой дождик. Благо мой спортивный костюм быстро высох.

— А что даёт эта энергия природы? — спросил я, когда мы закончили занятия. — Покажите, наконец, что умеете? А то уже два дня завтраками кормите.

— Ну что ж, Артём, коли интересно, смотри, — проговорил Иван Осипович. — Видишь то поваленное дерево?

— Ну допустим.

Иван Осипович замер, и секунд пятнадцать стоял, не пошевелив ни одной мышцей, а затем вытянул руку в сторону поваленного дерева и обрёл сосредоточенный, даже немного напряжённый вид.

Вскоре на стволе поваленного дерева заплясали языки пламени. Огонь возник сам по себе, даже несмотря на то, что кора отсырела во время дождя, и разгорался всё сильнее и сильнее. В конце концов, дерево запылало так, словно его облили бензином. Оно обугливалось и превращалось в пепел буквально у меня на глазах. Огонь мог в любой момент перекинуться на траву и соседнюю растительность, но этого не произошло: погас он так же быстро, как и разгорелся.