Наследник Фархада

Во-вторых, приходится дополнительно заниматься стиркой и глажкой: ты — лицо училища! И никого не волнует, что ты только что оттрубил сутки в карауле или пробежал десятикилометровый марш-бросок: раз пришел — будь добр выглядеть как на парад.

Ну а про то, что надо постоянно над языком работать, и говорить не приходится. Никаких «мнэ-ээ…», «ну-у-у…», «эт самое…»! Никаких жаргонизмов! И голосом владеть не хуже теледиктора. И чтобы в своей группе все тебя слышали, а группам в соседних залах ты не мешал. Опять же, над выправкой работать приходится — не слабее, чем на строевой подготовке. Да что там — на строевой подготовке-то как раз проще: имей вид «лихой и придурковатый», и будешь молодец. А здесь — держаться изволь прямо, словно шомпол проглотил и упаси тебя Бог чесаться, указку вертеть и в сапог ее засовывать или, скажем, талией вращать. Короче говоря, дело это было непростое.

И все равно — Рустам это дело полюбил. А больше всего ему нравилось проводить экскурсии со школьниками. Штатные-то экскурсоводы эту публику недолюбливали: неспокойный народ! Глаз да глаз за ними, чтоб не трогали ничего своими шаловливыми ручонками, да не разбредались по всему музею, а держались тесной кучкой. А для Рустама никакой проблемы в этом не было.

— Так, люди! Давайте перед началом экскурсии сразу договоримся, ладно?

— Давайте! А про что договоримся?

— Без спроса ничего руками не лапать. Вон тому парашюту знаете, сколько лет? Почти сто! Если каждый его лапать будет — на что он похож будет? А стирать его нельзя — от старости развалится. Я вам сам дам потрогать то, что можно, хотите?

— Ага! А — что можно?!

— Оружие. Пулеметы, пэтээры, ЗГУ…

— А пэтээры — это что?

— Противотанковые ружья. Ну, так как? Договорились?

— Договорились!

И не было ни одного случая, чтобы пацаны слово нарушили. Если очень уж чесались руки — они их в карманы засовывали. И в очереди подержаться за рукоятки «Максима» не толкались, несмотря на жгучее нетерпение. И по залам не разбредались — Рустам рассказывал им такие истории, что пацаны уши развешивали и рты разевали.

— Смотрите сюда, люди: на этой фотографии — десантирование с самолета ТБ-3 на учениях Киевского военного округа в 1935году. И попробуйте как следует представить, как приходилось прыгать в то время десантникам. ТБ-3 ведь не был транспортно-десантным самолетом, в то время их вообще не было. Это был тяжелый бомбардировщик. Во время перелета десантники сидели внутри фюзеляжа, а перед десантированием перебирались на крылья.

— Прямо на ходу, что ли?!

— Ну а вы как думали — на остановке, что ли?

— А как их не сдувало?

— Вдоль крыла были натянуты тросы, они за них держались. Потом штурман подавал сигнал на десантирование — поднимал флажок у себя в кабине. Кстати, обратите внимание — кабина штурмана была открытой, только с козырьком.

— Во! Как на коляске от мотоцикла!

— Точно. И вот, когда десантники видели поднятый флажок, они соскальзывали с крыла и падали вниз, раскрывая парашюты. А один немецкий генерал, сам десантник, в своей книге «Внимание, парашютисты!» просто поразился, когда увидел, как наши десантники прыгали в тыл противника. Вот с этих самых самолетов, зимой 1942 года. Вот как он это описал: «Нет слов, чтобы выразить восхищение этими парнями — это был абсолютно русский, не повторенный никем в мире, способ десантирования. Тихоходные бомбардировщики снижались над заснеженным полем до высоты бреющего полета, и десантники прыгали в снег без парашютов! И тут же вступали в бой! При всем трагизме ситуации, в котором оказались наши войска, я не мог не восхититься этой смелостью и удалью, живо напоминающими о национальных русских забавах — катании на тройках».

— Во класс! А вы так — не пробовали?

— Да нет, откуда… По сравнению с ними, мы — так вообще в тепличных условиях. Самолеты сейчас хорошие, комфортные, можно сказать. И парашюты гораздо надежнее, и оружие легче… Ну, до этого мы еще дойдем. А сейчас пошли в следующий зал, я вам расскажу о том, как воевали десантники в Великой Отчественной…

Надо сказать, в этом зале Рустаму почти всегда приходилось привирать. Завидев в экспозиции портрет генсека Брежнева, посетители восхищались: неужели дорогой Леонид Ильич — тоже десантник?! А как же, не моргнув глазом, сообщал Рустам, полковник Брежнев был начальником политотдела восемнадцатой десантной армии, из состава которой формировались морские и воздушные десанты на Малую Землю. И что, интересовались наиболее дотошные, он и с парашютом прыгал? В десанте прыгают все — от солдата до генерала, отрезал Рустам и аккуратно переводил внимание аудитории на диораму художников-грековцев Мальцева и Присекина «Вяземский десант».

Несомненно, эта диорама была настоящей жемчужиной музея. На ней был изображен эпизод из самого массового десанта второй мировой войны — воздушно-десантной операции четвертого воздушно-десантного корпуса, проведенной в ходе Московской контрнаступательной операции. Тогда в тыл немцев, под Вязьму, был десантирован весь четвертый ВДК — свыше десяти тысяч десантников. Диорама изображала бой за деревню Ключи. Выписанная на огромном вогнутом полотне, картина завораживала своей достоверностью. Купола парашютов, казалось, наплывали на зрителей прямо из морозного солнечного неба. Фонограмма оглушала разрывами гранат и пулеметными очередями, а от посвиста пуль у посетителей сами собой втягивались головы в плечи. Обгорелые бревна развороченной избы тлели люминесцентной краской. Яростный бой шел буквально в паре шагов от зрителей. Каждый раз при виде диорамы Рустаму вспоминались строки Анчарова:

… Парашюты рванули и приняли вес,

И земля покачнулась едва.

А внизу — дивизии «Эдельвейс»

И «Мертвая голова».

Пулеметы завыли, как суки в мороз,

Автоматы били в упор.

А мертвое солнце на стропах берез

Мешало вести разговор…

Посетители отходили от диорамы в состоянии изрядного смятения, к которому примешивались и восторг, и ужас, и почтение перед экскурсоводом — представителем славной когорты этих чудо-героев, отчего сам Рустам чувствовал себя довольно неловко.

Нет, ну в самом деле — что такое нынешняя служба в сравнении с тем, что выпало на долю тех парней и девчонок в военные годы? Что оружие, что парашюты — легче раза в полтора, а про характеристики и говорить не приходится. Чтобы снять часового, уже не надо к нему подползать по-пластунски с финкой в зубах — есть бесшумные автоматы с приборами ночного видения. Или вот, почему Зою Космодемьянскую повязали? Да потому, что всех зажигательных средств у нее было — банальные бутылки с бензином. Поковыряйся с ними на морозе, когда собственных пальцев не чуешь… Нынешнему диверсанту проще: выдернул чеку из зажигательной мины-гранаты, закинул ее аккуратненько куда надо и — отползай незаметно, через отмеренное время сработает взрыватель и «подарок» полыхнет ослепительной вспышкой термитного пламени. А температура у этого пламени такая, что спокойно прожигает даже стальные листы — надежная работа. Так что по сравнению со своим дедом сегодняшний десантник — ну, пусть не турист на войне, но все же…

Надо сказать, ворчливые замечания на эту тему Рустам не раз слышал от дедов-ветеранов. И ответить было нечего. И лишь однажды испытал он такое чувство благодарности, что даже в горле запершило. Вел он очередную экскурсию ветеранов. Как обычно, был среди них один дед — из тех, что вечно всем недовольны, свято верящий в то, что раньше и сахар был слаще, и девки толще, и вода мокрее, а нынешняя молодежь ни на что и не годны. И задоставал он своим ворчаньем даже своих друзей-ветеранов.

— Слушай, Петрович, да кончай ты бухтеть, пердун ты старый! — в сердцах осадил его высокий сухой старик с корявым шрамом, пересекавшим пол-лица, — Да откуда ты знаешь, что этим пацанам еще хлебнуть доведется? Да им, может, еще такое выпадет, что тебе и не снилось — у нас в России хоть одно поколение жило нормально? Вот то-то…

Этого старика со шрамом Рустам будет потом вспоминать еще не раз… А в тот день он испытал самый настоящий восторг, вдруг узнав его на одной из фронтовых фотографий — молодого, ловкого, с трофейным «шмайссером» на плече, скалящего крепкие кукурузные зубы в разбойничьей усмешке.

С этого дня Рустам стал внимательно вглядываться в лица солдат на фронтовых фотографиях, словно пытался разгадать какую-то тайну, известную только им. Это были славные люди — смелые, гордые, беспощадные к врагу и великодушные к побежденным. И такие у них были открытые улыбки, такие ясные лица, каких никогда не встретишь в сегодняшней толпе. Конечно, война выжимает из человека все силы и чувства. И не отпускает уже никогда, возвращаясь в терзающих снах наползающим танком, разрывом снаряда, приближающимся шелестом падающей мины, предсмертным криком друга…