Наследник императора
Шрифт:
– Да, представь, случилось.
– А что мальчишки, племянники Децебала? Что с ними? Плохо? Убиты? – Адриан пока никаких известий о мальчиках не получал, и это его тревожило.
Декстр отрицательно покачал головой:
– Нет, легат. Они не убиты. Хуже. Бежали. Полагаю, сюда, в Дакию, к дяде. Не приручились, волчата. Я их чуть-чуть не перехватил в дороге. Убил одного раба-дака. Но мальчишки улизнули. Переростки они, не подходят для дрессировки. Теперь уж точно – вырастут в настоящих волков.
Но только по-волчьи в этот миг зарычал Адриан.
Зенон выскочил из палатки,
Глава VI
Мраморное надгробие
Осень 858 года от основания Рима
Эск, Нижняя Мезия
Есть путь, который ты проходишь, перемещаясь не в пространстве, а во времени. Едешь вроде бы по дороге, один за другим остаются за спиной милевые столбы, а ты не из крепости едешь, не из города в город, а возвращаешься в прошлое – от себя нынешнего к тому мальчишке, что неумехой вступил в лагерь Пятого Македонского легиона в последний год правления принцепса Домициана. Десятый год пошел с того дня. Вечность. Остальные были такими же – веселыми, глупыми, наивными, думали разное, верили в одно – что смерть мимо них пролетит, не заденет. И уж конечно, бессмертным и неуязвимым казался мальчишкам в те первые дни центурион Валенс.
– А мы его ругали. Нет, ну за что мы его ругали? Он же… он же настоящий муж. Он наш Сципион… – не выдержал и полез с изъяснениями своих чувств Фламма.
Остальные ехали молча. На вьючной лошади в сумках тяжкая ноша – урна с прахом. В последний путь едет Валенс – на кладбище, что год за годом разрастается вокруг лагеря Пятого Македонского.
– Думаешь, у него какие-то деньги оставлены по завещанию? – спросил практичный Кука. – На мраморное надгробие хватит?
Приск не ответил.
Повозка, которую он нанял, чтобы перевезти Кориоллу, Мышку и Флорис назад в Эск, ехала следом за легионерами. Правил повозкой, запряженной мулами, Прим. Приск почти не разговаривал с Кориоллой. После смерти Валенса он все время в мыслях задавал себе один и тот же вопрос: не закончится ли его жизнь так же – в нищете и бездомности, под мечом варвара? Друзья проводят в последний путь, скинутся, поставят надгробие. Вот и весь итог. Вместо вечности – кусок плохо обработанного камня.
Каменотес Урс одряхлел за последние годы. Совсем недавно был он крепким кряжистым мужем, загорелым, с лихой бесшабашинкой в глазах да с хитрой усмешкой, что прятал в седеющей бороде. А теперь, когда Приск с Кукой пожаловали к нему во двор заказать два надгробия – для юного Корнелия и для центуриона Валенса, навстречу легионерам вышел старик.
– Из прежнего поколения я один остался, – пробормотал Урс. – Эх, разве мы такими были?! И как только вас в легионе держат, а не гонят взашей. Я б своего Оклация точно выгнал, да с позором!
Сын-непоседа, озорник, чьи причуды заставляли отца перевести немало розог на спину и задницу отпрыска, в этот раз заглянуть домой не мог – отлеживался в легионном госпитале в Виминации. Медик легионный сказал: от удара смешались в его организме все жидкости, надобно отлеживаться
и ждать, когда в норму придут.– Оклаций проявил себя героем, – сообщил Приск. – Император Траян лично наградил его именным браслетом.
– Да ладно тебе, наградил! Знаю я эти байки. Небось надеешься, что я со скидкой надгробие сделаю, вот и сочиняешь мне про браслет и подвиги моего недоделка.
– А дашь скидку? – тут же вылез Кука.
– А это видел? – Урс показал ему талисман-кукиш, висевший у него на шее вместе с маленьким бронзовым фаллосом.
Атрия в доме Урса-каменотеса не было – имелся большой двор-мастерская, где сложены были глыбы белого мрамора и готовые надгробия. Приск долго расхаживал между глыб, выбирая камень для Луция. Легионеры, посещая некрополь, будут всякий раз читать имя погибшего – и память о павшем не умрет до тех пор, пока будут губы шептать выбитое на камне имя. «Вместо вечности – кусок камня», – вновь всплыла неприятная мысль.
– Что ж ты так… не уберег? – спросил Урс центуриона. – Он же еще совсем мальчишка был. И тебе родня.
Приск не ответил. При встрече с Адрианом он договорился о переводе шурина в Первый Минервин легион. Не сразу. Адриан не хотел вызывать Луция из Ракаи: мальчишка ему был без надобности. Но Приск настоял, упросил, приказ о переводе подписали. Только опоздал тот приказ, пришел уже на мертвого.
Урс поманил Приска за собой под навес, стянул кусок мешковины с мраморной глыбы. Блеснул искристый мрамор, будто луч солнца на него упал.
– Этот камень сам Валенс для себя присмотрел. Велел беречь, чуял, что смерть не за горами. А для Луция сам камень выбирай. Я бы вон тот взял… – Урс ткнул пальцем в блок мрамора поплоше да посерее. – Да только по кошельку ли он тебе, центурион? В долг не отдам – не проси.
– Я заплачу, – глухо ответил Приск.
Деньги он взял в долг у Гермия – под такой процент, что лучше и не вспоминать.
Если не найдут они золота в горах, то лучше и не возвращаться с войны – так сказал Кука.
Поминальную трапезу устроили в доме Урса, в комнате, что прежде снимала Кориолла. Приск снова арендовал эту каморку, расплатился деньгами Валенса. Почти как прежде – только нет уже Валенса в живых, а вместе с Кориоллой в комнатке будет ютиться еще и Мышка. Рабу Приму место оставалось только на тощей подстилке на лестнице. Галку Приск оставил у булочника, разрешив драть лентяя немилосердно, хотя обычно бывал милостив и к рабам, и к новобранцам.
– Из лагеря завещание Луция привезли, – сказала Кориолла, когда трапеза была уже закончена и все сидели молча.
Кука, правда, порывался два или три раза пошутить, но Кориолла всякий раз глядела на него с упреком, и бывший банщик замолкал: римский обычай шутить на похоронах был Кориолле явно не по душе. Малыш, мрачный и молчаливый, надирался неразбавленным массикским и, казалось, не хмелел, только становился еще мрачнее.
Лишь когда Прим принес легионерам новый кувшин вина, посыпались шутки.
– Луций храбро дрался за наш лагерь! – сказал вдруг Молчун и грохнул кубком о стол так, что бокал Приска слетел на пол, и вино разлилось.