Наследник Тавриды

Еще до зори лодки обмочили брюхо зыбкой, холодной водой и по притихшему морю заскользили к черной полосе берега. Люди выпрыгивали у самого прибоя, втаскивали шлюпки на гальку и, выгрузившись, не строились, а цепочками начинали подниматься по едва приметным тропкам на склон. Их вели провожатые самого воровского вида. Липранди лично подобрал каждого птенца Чумки и строго-настрого наказал морякам следить за «сусаниными»: как бы не завели. Солнце едва выказало из-за ртутной полоски горизонта розовый бочок, а хвосты отрядов уже втянулись в лазы.

Оставалось ждать. На этот раз Казначеев и Липранди не пошли под землю. Ни к чему. Они будут только мешаться и сбивать командиров с толку советами. Пусть флотские сделают свое дело. Смысл операции состоял не только в захвате складов с контрабандой и оружием или выкуривании из-под земли засевшего там ворья. Необходимо было узнать, что за люди прячут в криптах ружья итальянского производства и для чего их доставили? Если это Этэрия, то почему не отправляет помощь братьям-грекам? Или нечто опасное затевается здесь, в Одессе?

Липранди и Казначеев поднялись на склон и побрели по гребню. Ветер дул со степи. Море внизу оставалось спокойным, тогда как жухлая трава наверху закручивалась в воронки. Минутами порывы сбивали с ног. Наклонившись в очередной раз, Саша услышал снизу характерное щелканье, заглушенное толщей известняковой плиты.

— Стреляют.

Липранди тоже согнулся.

— В разных местах.

Жители катакомб оказали сопротивление. Пальба продолжалась около часа и еще не утихла, когда новая, дружная волна выстрелов послышалась со стороны степи.

— Прорываются через полицейский кордон, — помрачнев, бросил Иван Петрович. — Наши пузаны их не удержат.

Саша и сам понимал: дело швах. На стражей порядка надежды мало. Каково же было удивление офицеров, когда грохот усилился. На слух они хорошо отличали резкое клацанье полицейских штуцеров от беспорядочной и разношерстной стрельбы не пойми из чего. Под конец штуцера преобладали и били, перекрывая все более редкое щелканье. Господа полковники переглянулись. На их лицах было написано изумление, смешанное с недоверием. Почему-то оба не почувствовали себя легче. Они еще не успели осознать, что не так, а уже ускорили шаг и почти бежали. Совершив марш-бросок минут в двадцать, Казначеев и Липранди приблизились к выходам из катакомб. Издалека было видно, как спокойно расхаживают возле отверстых пещер фигурки в синей форме. А вокруг на земле валяются тела тех, кто успел выскочить.

Саша прищурился и вдруг выругался с редкой для него злостью.

— Ни одного живого! Как же мы теперь… — он не договорил.

Липранди изо всей силы стиснул ему плечо.

— Граф будет очень недоволен.

«Semper immota fides». Михаил смотрел на двух вороных лошадок, поддерживавших щит с его гербом. Они были вырезаны на спинках готических стульев, недавно доставленных в строящийся дворец из Англии. «Верность никогда неколебимая». Было о чем задуматься.

Несколько минут назад от наместника вышел князь Волконский. То, что он сказал, не удивило и не напугало Воронцова. Но погрузило в самые черные мысли. По сравнению с ними вчерашняя досада на графиню, недавняя суета вокруг Пушкина, карьерный поединок с де Виттом казались несущественны.

Теперь генерал-губернатор догадывался, на что пошли потерянные Киселевым полтора миллиона, кто закупал оружие, хранившееся в катакомбах, и для чего оно предназначалось. «В многом знании много печали».

Волконский пришел утром. Они никогда не были друзьями. Без царя в голове, но с пылким сердцем, Серж слыл игрушкой сначала в руках Орлова, потом Пестеля. Отправляя его в Одессу, последний дал инструкции не только насчет Пушкина. Наместник был для тайного общества фигурой желанной. Напрасно генерал ворчал, что ни одному слову графа нельзя верить:

— Он ненасытен в тщеславии, неблагодарен, неразборчив в средствах и мстителен.

Все эти качества не были в глазах Пестеля чужды истинному заговорщику.

— Вы должны с ним поговорить, — отрезал полковник. — Нам необходима поддержка в Одессе.

План, который разрабатывал Павел Иванович для 2-й армии, имел один недостаток — слабые тылы. В случае неудачи необходимо было подготовить пути к отступлению. Одесса — единственный порт, свободный от военных судов. Зона открытой торговли. Много иностранных кораблей, их приход не вызывает подозрений. Можно попытаться занять город силами поселенцев Витта. А если тот изменит? Нужна страховка.

— Зная ваши неприязненные отношения, я бы не послал вас, — внушал Пестель. — Но вы — единственный человек его круга.

Проклиная судьбу, Серж поплелся. Запиской он попросил Воронцова принять его в неслужебное время. Михаил Семенович согласился, хотя и без удовольствия. Разговор сначала шел об отвлеченных предметах. Чудесный климат. Усталость от службы. Окружающая нищета. За десять лет разорение от войны так и не изгладилось. Торговые обороты падают, налоги растут. Семь коров тощих съели семь коров тучных…

— Чего вы хотите, князь Сергей Григорьевич? — наконец спросил наместник. — Не пора ли перейти к делу?

Серж уже раз десять показывал Воронцову масонские знаки, но тот не ответил ни на один. Не может быть, чтобы не понимал. Опасался. В каком градусе откровенности с ним можно говорить?

— Ваше имя связывают со всем, что было в армии либерального, — начал гость. — Если в государстве произойдут коренные перемены, вы не сможете остаться в стороне.

— О какого рода переменах речь?

— О самых радикальных.

— Риеги с Лувелями спать не дают?

Волконский не ожидал от собеседника такого ядовитого тона.

— Судьба России вряд ли отделима от судьбы Европы. Но наше место не в Священном союзе.

— Но и не в одной компании с побитыми угольщиками.

— Рано или поздно…

— Лучше поздно.

Они несколько секунд смотрели друг на друга.

— Вот каких вы теперь держитесь взглядов? — с легким презрением бросил Волконский.

— Я взглядов не менял, — возразил Воронцов. — Но не понимаю, почему у вас из необходимости реформ вытекает гражданская война?

— Есть способ избежать резни. Молниеносный захват власти. Жесткая диктатура…

Губы Воронцова сложились в горькую усмешку.

— Вы проиграете.

— Почему? — гость насупился. — Россия не Испания. Если у нас разгорится военная революция…

— Именно поэтому.

Бендеры.

Утром следующего дня Воронцов отбыл к Сабанееву под Бендеры. Иван Васильевич жил на хуторе. Граф диву давался, как друга раскормила жена! Поперек себя шире. Однако бодрости генерал не терял, пил заметно меньше и поминутно отвлекался на детей, которые без его хозяйского окрика норовили поставить дом на трубу. Поначалу Пульхерия Яковлевна спряталась от знатного гостя, но потом вышла и приняла наместника как положено — ухой, шаньгами и поросенком с гречневой кашей. Радостно и светло было на жаркой от бессарабского солнца веранде. Вокруг хутора ветер клонил поспевавшую рожь. Здесь по пословице — посади ось, вырастет тарантас.