Наследник

Впереди меня, распугивая прислугу, юркнули в тепло два серых силуэта. От миунов буквально исходило ощущение уверенности в себе и мощи. В мой воротник клещом вцепилась Иринка, а в левую руку — Ива. В груди начал таять тот кусок льда, что копился все время, начиная с моего убытия в Пустынные земли. Лепота!

Это был не вечер, а какой-то калейдоскоп восхитительных эмоций. Сначала в баню ко мне зашла жена и заставить себя закончить «помывку» и вернуться в дом мне было очень трудно.

Я просто не хотел отпускать от себя Иву, не хотел выпускать ее из объятий. Однако, сделать это было необходимо. Ведь дома нас ждала Иришка, а заставлять ребенка ждать больше необходимого не хотелось.

Затем, после бани, я распотрошил сундук, где приготовил для своих близких подарки: меха, кольца, браслеты. Все самое красивое из того, что мне попалось в трофеях. С радостью увидел, что порадовал своих девочек, хотя переживал, что дочке такие подарки будут неинтересны.

Но что я мог еще привезти? Чем в это время можно порадовать ребенка? Девочку? Какие-нибудь вкусняшки, игрушки, красивую одежду и украшения. Вкусняшки, игрушки и детскую одежду там брать было неоткуда, вот я и привез, что смог: украшения и меха.

Да и украшения-то чудом нашлись. Основу трофеев ожидаемо составили: оружие, доспехи, мужская одежда, деньги. Всякие меха и украшения пошли приятным бонусом. Откуда они в войске северных варваров? Получилось, что я награбил награбленное. Экспроприация экспроприаторов, хе-хе-хе.

Но, слава Предкам, подарки понравились не только Иве, но и дочке. Она, хоть маленькая еще, но будущая женщина, это уже сейчас видно. Девчонки рады, а мне кажется, что я этим больше доволен, чем они. В очередной раз убедился, что подарки приятнее дарить, чем получать.

Потом меня покормили. Ива разогнала прислугу и сама ухаживала за мной, как за каким-то падишахом. По крайней мере, я так себя чувствовал. После ужина, несмотря на «помывку» в бане, мне ужасно хотелось утащить Иву в спальню и вволю там «позлодействовать».

Но, облом — у Иринки сна не было ни в одном глазу. Пришлось играть в разные девчачьи игры. Причем, под внимательным взглядом двух суровых «кошаков». Удивительно! Ладно Леди, но и Шкода, обычно игривый и добродушный, сейчас терпеливо лежал невдалеке от нас и внимательно отслеживал каждое мое движение. То ли они так повзрослели в мое отсутствие, то ли успели от меня отвыкнуть.

Наконец мы с Ивой заметили, что ребенок утомился. Движения девочки замедлились, Иринка начала тереть глаза и зевать. Мы с женой переглянулись, я взял дочку на руки и под конвоем миунов унес в ее спальню.

Ива оставила Даницу ночевать с ребенком, а мы ушли ко мне в покои. «Хулиганить» в одной комнате с дочкой мы не рискнули. Зато, оставшись одни, мы смогли оставить за порогом спальни все заботы и насладиться друг другом. Уже ближе к утру Ива ушла к себе, а я провалился в сон.

Утром меня не будили, и я проснулся самостоятельно. Ощущения были великолепными. Позади остались долгие десятицы тяжелых маршей, резни, крови, усталости и грязи.

Не нужно «подрываться» с постели и куда-то спешить, не нужно никого убивать. Сейчас я находился дома со своей семьей и был сыт, чист и доволен жизнью. Захотелось зачем-то просто пройти по дому, я оделся и вышел из комнаты. Сейчас узнаю, который час, позову своего наставника да «постучим мечами» немного.

Я шел к залу, где у меня стояла клепсидра*, когда услышал голоса. В комнате, мимо которой я проходил, разговаривали слуги. Я разобрал голоса горничной Милы, молодой жены Матея, взводного моих кирасир, Даницы, второй горничной средних лет, и лакеев Велико и Тихомира.

* — Клепсидра — это водяные часы, измеряющие время по указателю, передвигаемому под давлением текущей воды внутри скрытого от глаз резервуара. Название сочетает греческие слова: klepto — скрываю, hydor — вода.

Поста стража внутренних покоев рядом не было, меня никто не видел и я остановился напротив двери, из-за которой был слышен заинтересовавший меня разговор. Некрасиво подслушивать? Сейчас умру от стыда, ага.

— Мила, ты чего сюда прибежала? К тебе муж из похода вернулся, а ты вместо того, чтобы его ублажать, здесь хлопочешь, — послышался гаденький голос Тихомира.

— Работы по дому всегда много. Господин проснется и, не дайте Предки, что-то будет не сделано, — ответила Мила.

— Гоосподиин проснется, — передразнил горничную Тихомир. — Парень всю ночь с Ивы не слазил, не скоро еще встанет. Они сами не спали и другим спать не давали. Или ты, по старой памяти, тоже хочешь к нему в постельку?

— Ге-ге-ге, — всхохотнул Велико.

— Заткнись, Тихомир, что-то много ты себе позволять стал. Язык как помело, — как-то неуверенно возразила Мила. — Какой он тебе «парень»?

— А кто? — агрессивно ответил Тихомир. — Я на десять кругов старше, так что он парень и есть.

— Потише говорите, — это уже Даница. — Не дайте Предки, кто-нибудь услышит.

— Он — дворянин и наш хозяин, ты не должен называть его «парень», — опять попыталась возразить Мила.

— Ты когда такой правильной стала? Не молодая еще нас жизни учить? — едко спросила девушку Даница. — Может, думаешь, что вышла замуж за Матея и сразу над нами вознеслась? Считаешь себя лучше нас?

— Не считаю, — я еле расслышал ответ Милы.

— Вот и не считай! — жестко продолжила Даница. — Как взял тебя Матей, также быстро и из дома выкинет. Он просто мало про тебя знает, а вот мы знаем гораздо больше. Думаю, твой муж не обрадуется, если ему сказать, сколько у тебя полюбовников было!

Даница помолчала, ожидая ответа, но не дождалась. Только опять гыгыкнул Велико.

— Да ты, Милка, не переживай. Если выгонит тебя Матей, то я завсегда привечу и приласкаю, — ну и мерзкий же голос у Тихомира, раньше он мне таким не казался.

— Нее, лучше я приласкаю, — это уже голос второго лакея.

— Хватит уже! Устроили тут свои кобелиные игры, — оборвала лакеев Даница. — И действительно, поберегитесь так о господине говорить. Услышит кто, тогда худо будет.

— Или вы себя уже наравне с благородными ставите? — усмехнулась старшая по возрасту горничная.

— Да какой он благородный? — вскинулся Тихомир.

— Он же бывший наемник из крестьянской семьи, — я снова услышал голос Велико.

— Я о том и говорю, — перебил его Тихомир. — В нем ничего благородного нет, это же сразу видно! Даже с провинившегося спросить нормально не может. Разве так себя ведут дворяне?