Наследник

Он принял решение за меня.

Я смотрел на отца, на его почти полностью седые волосы, на глубокие морщины на лбу и впавшие щёки, и никак не мог поверить, что всё это происходит по правде. За прошедший год он сильно осунулся и постарел. Наверное, как и я.

Фагнум продолжал растекаться у меня во рту, а я никак не решался его проглотить.

Останавливало предупреждение чароитки Джад: «Попробовав фагнум хоть раз, пути назад не будет. Только смерть».

С другой стороны, отец говорил, что нашёл способ выводить фагнум из организма Иномирца, как магический токсин, а это значило, что есть шанс избавиться от отравы. Главное, не превышать дозу и время потребления — не больше трёх месяцев.

Но я всё равно медлил.

— Последний раз спрашиваю тебя, Кирилл, — с надеждой произнёс отец, — ты встанешь в ряды нашего войска? Вернёшь ли ты справедливость? Возродишь ли могущество своего угнетённого рода?

Тяжело дыша, он стоял надо мной и ждал ответа, а я держал фагнум вместе с кулоном во рту и молчал.

Мы долго смотрели друг другу в глаза.

Не знаю, что именно разглядел отец на моём лице, но внезапно он отвернулся и сделал резкий жест рукой в сторону двери, будто толкнул воздух вперёд.

Это был телекинез, причём сильный.

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вошёл Оракул Тарэта. На этот раз он был в чёрном балахоне и с шапочкой на голове. В руках Жрец торжественно держал меч на бархатной подушке, и такого оружия я ещё не видел.

Чёрная алхимическая сталь, матовый отлив и красные прожилины, беспрестанно извивающиеся по всей длине клинка до самого острия, как змеи. Гарда в виде звериных лап и рукоять с крупным красным камнем.

Положив меч на тумбу, Оракул стремительно направился в мою сторону, а отец опустил голову и отошёл.

— Прости меня, сын, но другого выхода нет. Ты должен подчиниться, а потом, когда всё закончится, ты снова станешь свободным.

Я смотрел, как Тарэта приближается, и уже понимал, что будет дальше.

Поджав губы, я подавил в себе горечь и боль.

Всё.

Отец зашёл слишком далеко, хотя казалось, что дальше уже некуда.

Бросив на него отчаянный взгляд, я проглотил разогретый во рту фагнум, и спокойно дождался, когда Оракул подойдёт ближе.

Но он будто почуял опасность и остановился за несколько шагов от меня. Его рука плавно махнула по воздуху и вызвала уже знакомую мне молитву подавления воли и памяти. Перед ним замерцали синие буквы, и Оракул принялся их зачитывать.

По худой щеке отца покатилась слеза, но он не остановил чтение молитвы, позволяя сделать из меня раба.

Тарэта зачитывал заклятие тихо и самозабвенно, с таким горделивым лицом, будто спасает весь мир.

Во мне же в это время разносился жар фагнума: от желудка к ногам и голове, к рукам и пальцам. Он потёк по каждой вене, по каждой мышце, ударил в голову.

Магическая отрава тут же взбудоражила уснувшие за год силы.

Я сидел в кресле, закованный в цепи, со спокойным лицом, но внутри меня стремительно нарастала мощь. Сила астрального тела объединялась с энергией фагнума и готовилась вырваться на свободу.

Давление со стороны Жреца не произвело на меня никакого эффекта. Навык сопротивления, полученный на тренировках с Саргоном, в очередной раз спас меня от рабства.

Наверняка, Тарэта знал, что я умею сопротивляться молитве, но самоуверенно понадеялся на то, что после пробуждения мои силы почти на нуле, а значит, ответа не последует.

Оракул закончил чтение молитвы и теперь уже без опаски подошёл ко мне.

— Слышишь меня, Оками? Кивни. Приказываю тебе.

Услышав его слова, отец вдруг разозлился.

— Никогда не приказывай моему сыну, — процедил он. — Даже если мой мальчик под действием молитвы, вы не имеете права приказывать ему.

— Теперь имею, — с наглой улыбкой ответил Тарэта. — Отныне этот воин подчиняется только своему хозяину, пока тот не снимет с него действие молитвы. А его хозяином станете не вы. И не я. А тот, кому мы передадим вашего сына.

— Мой сын останется только рядом со мной! — Отец вплотную подошёл к Оракулу, его голос задрожал от гнева.

Тарэта даже не слушал, он смотрел только на меня, думая, что уже обрёл надо мной полную власть.

Я медленно и покорно кивнул.

— Ну вот, посмотрите на него, — сказал Оракул. — Ваш сын уже не такой упёртый, как раньше. Невероятно. Но то, что не вышло у Духовного Владыки Хакана, главного Оракула Стокняжья, получилось у меня, простого Оракула с окраины. Я поработил вашего сына.

— Никто его не поработил! Это временно! — Отец тут же кинулся освобождать меня от цепей.

Снял крепления на стальных перчатках, отстегнул цепи, убрал кандалы на ногах.

— Ну вот и всё, сынок... всё... — зашептал он, — больше никто не будет тебя держать... и возможно, когда-нибудь ты простишь меня за мою жестокость. Вот так... вставай...

Он поднял меня на ноги, как куклу, и крепко обнял.

Так сильно стиснул, что мне стало больно, а может, не поэтому. Я не удержался и обнял его в ответ, зажмурился на секунду, а затем оттолкнул.

— Что происходит?.. — оторопел Оракул. — Эй! Оками! Я приказываю тебе сесть обратно в кресло! Сядь!

Никто, ясное дело, не сел.

— Садись, говорю! — Тарэта топнул ногой. — Ты что, глухой?

Я сплюнул на пол измятый зубами стальной кулон и процедил:

— Нет, не глухой.

А потом воздал ему за всё.

За то самое зло, что он причинил не только мне, но и другим. За варваров, превращённых в рабов, за враньё и предательство, за попытку убить Джанко, за всё.

Я молниеносно схватил валяющуюся у кресла цепь, вырвал её из пола вместе с куском камня и размахнулся. Цепь вспыхнула красным огнём фагнума. Активный резерв астрального тела зашкалил так, что закружилась голова, и тело охватило морозом.

Один удар — и Жреца обмотало цепью.

От ужаса и боли его глаза чуть не вывалились из орбит. Он закричал очередную молитву, зная, что его ждёт, но я притянул его к себе и ухватил ладонью за шею, затыкая этот вопль. Появившиеся когти Следопыта пропороли кожу Оракула и вонзились в него по самую глотку.

Жар фагнума объединился с огнём Ган, и через пару секунд Тарэта вспыхнул в пламени, как факел. Я поднял его на вытянутой руке вверх, а потом швырнул на пол. Так, в цепях и в огне, он испустил дух, не успев произнести больше ни слова. Сгорел заживо.

Я покосился на меч на бархатной подушке, а затем повернулся к отцу.

Он смотрел на меня, не отрывая взгляда.

— Ну что, папа? Чего ты молчишь? — спросил я у него. — Нравится тебе результат твоего эксперимента? Хочешь, я возьму Меч Колидов в руки? Ты же так этого хотел.