Наследник

— Вы хотите снова изнасиловать меня, милорд, или просто избить до полусмерти? Если бы вы предоставили мне право выбора, я бы предпочла, чтобы вы меня избили.

Он ожидал, что она придет в ярость, станет осыпать его оскорблениями, но в ней, казалось, не осталось сил для гневной вспышки. Ее голос звучал с безразличным спокойствием, холодно и отчужденно.

Это ее спокойствие так взбесило графа, что он готов был сделать что угодно, только бы разозлить ее и как-нибудь вывести из себя. Тоном, исполненным презрения, он промолвил:

— Что бы ты там себе ни думала, мне вовсе не доставит удовольствия насиловать тебя. Я и раньше этого не делал, хотя ты продолжаешь утверждать обратное. Да, ты будешь до конца наших дней попрекать меня тем, как я обошелся с тобой в нашу первую брачную ночь. Черт возьми, сударыня, я вас не насиловал, и перестаньте трясти головой. Да, я не был с тобой нежным и осторожным, каким мог бы быть при других обстоятельствах, но ты ведь этого и не заслужила. Ты заслужила, чтобы я тебя изнасиловал, но, будучи джентльменом, я этого не сделал. А что касается того, чтобы поколотить тебя, — я уже выплеснул всю свою злость, безжалостно нахлестывая несчастного коня. Нет, вы только посмотрите на нее — стоит передо мной и изображает из себя мученицу. Черт бы тебя побрал, Арабелла, скажи же что-нибудь, не стой как статуя!

Графиня равнодушно отвернулась от Джастина и бросила через плечо:

— Какое потрясающее красноречие. Что ж, если вы все сказали, я пойду, милорд, — до Эвишем-Эбби путь не близкий. — С этими словами она снова взяла Люцифера под уздцы.

Терпение его лопнуло. Он схватил ее за руку и рывком развернул к себе.

— О нет, ты ошибаешься, я еще не закончил, и то, что я собираюсь тебе сейчас сказать, я должен сказать тебе наедине.

Она снова выпустила повод из рук, сделала несколько шагов к обочине дороги и, пожав плечами, принялась задумчиво срывать травинки, чем окончательно вывела его из себя.

— Хорошо, — сказала Арабелла, — пусть будет так. Я предлагала вам сделать это раньше, но вы меня не послушали. Я думала, что вы будете кричать и проклинать меня, а вместо этого вы почему-то стали оправдываться передо мной за свою жестокость. Если это не было насилием, милорд, я уж и не знаю, как в таком случае это назвать. — Она подняла на него глаза, и Джастин прочел в них такую боль, что сердце его дрогнуло.

Он шагнул вперед и остановился над ней, словно гигантская тень, заслонив от нее лунный свет. Арабелла почувствовала, что не может больше смотреть на него — это причиняет ей нестерпимую боль. Она отвернулась и уставилась в землю, ожидая, что он скажет дальше.

— Черт возьми, Арабелла, взгляни же на меня.

Ну вот, он снова рычит на нее. Но она no-прежнему не поднимала головы. Тогда он опустился перед ней на колени и принялся трясти ее за плечи, пока она не подняла на него глаза.

— А теперь слушай меня, злючка. Как ты осмелилась так поступить со своей матушкой? Ты что, совсем слепая? Да последняя посудомойка, наверное, заметила, что твоя мать и доктор Брэ-нион влюблены друг в друга без памяти. Я почти уверен, что он любил ее все эти годы, пока она была замужем за графом. Да, признаться, я тоже не ожидал, что они так скоро объявят о своей помолвке, но это, в сущности, ничего не меняет. Жизнь слишком коротка и непредсказуема, чтобы придавать значение светским условностям. Клянусь Богом, твоя мать заслуживает счастья. Те девятнадцать лет, что она прожила с твоим отцом, были для нее сплошным мучением. Почему же ты, Арабелла, так жестока с ней? — Граф заметил, как в ее холодных серых глазах загорелся гневный огонек, и снова повторил: — Почему, черт тебя возьми?

Ну нет, с нее хватит! Внезапно она вскочила и затрясла кулачком перед его носом.

— Да как ты посмел признать такой союз? Да еще и при всех одобрил его? Ты не имеешь на это права, как и она не имеет права предавать моего отца! Нет, у меня и в мыслях не было, что она питает такие чувства к доктору Брэниону. Я считаю, что оба они поступили низко и подло. Я с ней даже говорить после этого не буду. Что же касается доктора Брэниона, то двери Эвишем-Эбби отныне для него закрыты. А если она хочет опозорить нашу семью, пускай выходит за него замуж — только оставит меня в покое.

Арабелла почти задыхалась, продолжая выкрикивать яростные и горькие слова:

— Я что, по-твоему, должна благодарить мою матушку за то, что она дождалась, пока отец умрет, чтобы опорочить его честь? И как долго они были любовниками, как ты думаешь? Несчастный отец, обманутый неверной женой и человеком, которому он так доверял, — ловко они наставили ему рога! О дьявол, будь я мужчиной, я бы вызвала господина Брэниона на дуэль!

Джастин смотрел на ее бледное лицо, прекрасное даже в гневе, в ее сверкающие серые глаза. Сколько же в ней горечи и боли! Он попытался понять ее — он знал, что она говорит сейчас то, что думает, твердо убежденная в своей правоте. Она открыто заявляет, что ее мать изменила ее отцу, и со всей искренностью осуждает ее за неверность. Но разве она сама не поступила точно так же, когда отдалась своему любовнику накануне их. свадьбы? Разве она сама не изменила ему? Неужели у нее настолько извращенные представления о супружеской верности, что она пошла на предательство? А после свадьбы, неужели она продолжает ходить на свидания с французом? Он уже готов был напомнить ей ее собственную вину перед ним и потребовать от нее объяснений, но его гнев внезапно погас, когда он вдруг осознал, что за ее обидными и злыми словами скрывается подлинное горе.

Нет, сначала он должен поговорить с ней о ее матери. Граф заставил себя забыть на время все мучившие его вопросы и постарался придать своему голосу спокойную уверенность, поскольку прекрасно понимал, что его жена не примет от него сочувствия.

— Довольно, Арабелла. Я хочу, чтобы теперь ты выслушала меня.

Она уставилась на него так, словно у него было две головы, и еле заметно кивнула.

— Твоя мать — удивительная женщина. Я знаю ее всего несколько лет, но могу поклясться своей честью, что она никогда не изменяла твоему отцу. Тем не менее ты осмеливаешься осуждать ее. Ты видишь, что она влюблена, и поэтому полагаешь, что она все эти годы тайком от твоего отца спала с доктором? Нет, Арабелла, не отворачивайся от меня. Ты что, действительно считаешь, что твоя мать на такое способна?

Она молча взглянула на него, по-прежнему недвижимая, словно каменное изваяние.

— Хорошо. По твоему молчанию я могу предположить, что ты задумалась над моими словами. А теперь что касается твоего батюшки. — Джастин остановился, решая, стоит ли говорить ей правду. Да, стоит — другого выбора нет. Только если она узнает правду о своем отце, она сможет понять и простить свою мать. И он продолжал: — Ты помнишь нашу первую встречу у пруда, в день, когда зачитывалось завещание графа? Я вижу, что помнишь. Ты не станешь отрицать, что приняла меня за внебрачного отпрыска твоего отца.

— Это совсем другое дело, и ты это понимаешь не хуже меня. И не смей напоминать мне об этом.

— Другое дело? А разве для мужа существуют какие-то другие законы и правила поведения? У него нет никаких обязанностей по отношению к своей жене? Я скажу тебе вот что, Арабелла: женитьба твоего отца на твоей матери была не более чем фарсом. Он женился на ней только из-за ее приданого и открыто говорил всем и каждому, какую ловкую сделку ему удалось заключить и как ему повезло, что он нашел такую богатую невесту. Он не стеснялся приводить в дом своих любовниц в ее присутствии.

— Я не верю этому, — вымолвила Арабелла, тяжело дыша. — Я бы пристрелила своего мужа, если бы он посмел так обращаться со мной. Это неправда. Мой отец не мог так поступить.

— Нет, это правда, и ему было наплевать на чувства своей жены. А ты дочь своего отца, в тебе нет ничего от твоей мягкой, доброй, доверчивой матери. Она знала, знала все, но молчала. Она никогда не пыталась настроить тебя против него.

Арабелла зажала руками уши.

— Не будь такой малодушной. — Он взял ее за руки и дернул их вниз.