Наследник
Шрифт:
— Дабы никто не сомневался в моей серьезности, княже, я готов выплатить дружине задаток, дабы оставшиеся в городе семьи могли не голодать в те долгие три года, пока мужья их и братья службу будут нести в дальних краях.
— Ты хоть на миг задумался, прежде чем подобное сказывать?! Рати уйдут — город же беззащитным останется! — возмутился кто-то особенно громко, вынудив князя снова вскинуть палец.
— Отчего же ты решил, что я на подобную глупость соглашусь, иноземец? — приподнял брови Вышемир.
— Святогор не раз сказывал, что ты мудрый правитель, княже, — улыбнулся Ротгкхон. — Ты не упустишь такой возможности.
Князь Вышемир задумчиво промолчал, и боярин Горислав воспользовался паузой:
— Сказывают, не просто к повелителю иноземному
— Прародитель рода русского ведет долгую битву против вселенского зла, против черных колдунов, опасных духов и темных демонов. Многие другие духи и демоны, странные существа, порожденные колдовством, помогают ему в этой борьбе, и потому особо важно, чтобы дружина не испугалась этих союзников.
— Служение Сварогу есть великая цель, — неожиданно признал князь, — и долг каждого сварожича. Оставьте меня с сотником наедине, бояре. Хочу я у него вызнать секреты особые, что меж нами должны остаться.
Ротгкхон улыбнулся снова. Он был уверен, что муромский правитель поймет свою выгоду без подсказок. И спрашивать князь, разумеется, стал не о Свароге и небесах, а о вопросах куда более важных:
— Святогор согласен пойти в поход в неведомые земли?
— Нет. Но я с ним уже начинал этот разговор. Полагаю, он согласится.
— Уверен?
— Его связывает клятва, преданность Мурому и княжеская гордость. Полагаю, твой приказ отправиться в поход станет для него решающим. Особенно если я смогу развеять прочие сомнения.
— Если ты заберешь дружину — кто защитит город при булгарском набеге, кто станет выходить на службу в порубежье, кто оборонит порубежье от степных банд?
— Что опаснее для благополучия города: малая дружина — или большая, но неведающая, кому служить? Я заберу всех, кто откликнется на призыв Святогора. Тех, кто более всего предан именно ему. Не все согласятся бросать дома и семьи, не все решатся уходить в неведомое. Те, кто останется, будут служить тебе, ибо здесь не останется иного повелителя. Бояре, что склонились под твою руку изначально, и так при тебе. Так что не опустеют ни стены, ни кордоны муромские. Казна тоже при тебе — а нурманов, что животами своими торгуют, да детей боярских, без земли оставшихся, окрест хватает. Бросишь клич, наберешь вскорости дружину новую, свою, токмо тебе преданную. Три года — большой срок. Через три года будешь сидеть твердо. Вернется твой брат, конечно, со славою, да токмо подзабудут его горожане, звать на стол не станут. Это сейчас князя в Муроме можно переворотом быстрым поменять. Через три года для сего город придется осадой и штурмом брать. Святогор же скорее на защиту твою завсегда встанет, нежели против воевать начнет. Это сейчас так все складывается, что вы вдвоем у одного трона оказались. Тут и захочешь благополучия — ан все едино неуютство и теснота друг на друга толкают.
— Жаден ты преизрядно, — задумчиво постучал пальцами по подлокотнику Вышемир. — Всю дружину… Коли прознает кто из соседей о сем, собрать новую времени мне не оставят.
— Я бы и больше взял, — ответил Ротгкхон, — да нету. И времени, княже, отведено мне тоже совсем немного.
— Помолчи, — попросил его муромский князь, о чем-то напряженно думая. — Хотя, пожалуй, сотню ратников среди родичей и побратимов русских я смогу собрать довольно быстро. Еще пару сотен завсегда с земель боярских исполчить можно. И новгородцы за серебром завсегда прибегут — этих токмо помани, что ни год в иные земли разбойничать ходят. С тремя сотнями отбиться можно, а к новой зиме пять-шесть сотен я и вправду наберу… Хорошо, будь по-твоему, иноземец. Десять дней тебе даю на сей подвиг. Ныне же гонцов разошлю за охотниками в Муроме служить. Дней через десять, полагаю, первые сбираться начнут. К сему времени дело свое заверши! Ступай, уговаривай. Коли надобно будет, помогу. Но токмо моему слову не поверит брат, на то не надейся. Сам свое дело завершай.
— Завершу, княже, — поклонился вербовщик.
Чрезвычайно довольный успехом, Ротгкхон стремительно вышел из дворца — и едва
не врезался в Святогора, поджидающего его на крыльце.«Быстро донесли…» — мелькнуло у него в голове, и он прижал ладонь к груди:
— Доброго тебе дня, княже!
— Ты, сказывают, меня у князя ноне купить пытался, иноземец? — чуть склонив голову набок, поинтересовался юный княжич.
— Ты не можешь назвать меня лжецом, Святогор, — развел руками Ротгкхон. — Тебе я говорил то же самое, что и князю. Цели своей ни от кого не скрываю.
— А разве я тебе не сказывал, что никуда из Мурома не уеду?! — рявкнул княжич. — Здесь родился, этой земле служить буду, здесь и чашу смертную из рук Мары выпью!
— Тише ты, княжич, люди же услышат! — резко приблизившись, шепнул ему на ухо Ротгкхон.
— А мне стыдиться нечего!
— Тише… — снова повторил вербовщик. — Али ты забыл, что от стола здешнего тебя всего одна смерть отделяет? Дружина тебя любит, ради тебя на все готова. Восемь сотен людей, привычных убивать и ничего не боящихся. Услышат, как ты хочешь здесь закрепиться, — могут и помочь… Случится с князем несчастье — вот ты и повелитель.
— Я не ищу смерти брата! — решительно, но теперь намного тише ответил Святогор.
— Тебя любят, чтут, титула княжеского тебе желают… — так же на ухо продолжил Ротгкхон. — А вдруг кто-то из твоих сотен захочет сделать тебе подарок? Вдруг кому-то из этого бесчисленного числа воинов взбредет, что ты вслух говоришь одно, а в душе жаждешь стола муромского? Ведь они желают тебе этого даже больше, чем ты сам! Коли Вышемира убьют, принять его место придется тебе. И стол муромский и позор великий. Ибо никто и никогда не поверит, что это случилось помимо твоей воли.
— Я этого не допущу!
— Как долго? Преданные князю бояре держат стражу у ворот и башен, не допуская туда дружину, караулят покои, следят за торгом, спроваживая твоих ратников в дальние дозоры. Ты полагаешь, этого никто не замечает? Воины уже сейчас смотрят друг на друга недобро. Случись большая ссора — чем она закончится? Кто возьмет верх: восемь сотен или одна? Уцелеет ли князь, устоишь ли ты перед соблазном?
— Устою!
— А устоят ли дружинники? — криво усмехнулся Ротгкхон. — И даже пусть так: случится чудо, и переворота не произойдет. Тогда тебе придется жить долгие, долгие годы в ожидании смерти брата. Видеть его ежедневно и знать, что он отделяет тебя от княжеского звания. Ловить себя на том, что желаешь ему погибели, и давить эту мысль в зародыше. И снова обнаруживать ее в своем разуме. Поверь мне, княже, такая жизнь очень быстро отравляет душу и выжигает сердце. И ты уже сам начнешь думать о ядах или несчастных случаях… Иначе брат может тебя и пережить.
— Я буду только рад! — опять повысил голос младший княжич.
Ротгкхон обратил внимание, что во дворе детинца многие воины присматриваются и прислушиваются к их беседе, повернулся и громко спросил:
— Разве двойное жалованье не будет достойной платой в дальнем походе? — Некоторые дружинники ответили с одобрением, вербовщик вернулся к княжичу: — Вот видишь?
— Ты о чем?
— Жизнь, которая тебя ждет здесь, будет хуже изгнания. Ты не воевода, ты князь! Ты должен искать славы, идти от победы к победе, твои сотни должны кричать тебе здравицы и закатывать пиры в твою честь. Сидеть в норе долгие годы и смиренно ждать смерти брата — это не для тебя. Настанет миг, когда ты сломаешься… Всего один миг слабости, всего одна ошибка, неудачно сказанное слово, соскользнувший с языка намек — и все. Позор на долгие века и никакой радости от удачи.
— И поэтому я должен стать слугой, Лесослав? Ты ведь зовешь меня в слуги, а не в князья!
— Ты и так служишь, княже, — напомнил Ротгкхон. — Земле русской служишь, городу своему, люду простому. И, кстати, брату своему тоже. Князю. Я предлагаю тебе более высокое звание. Ты будешь служить Сварогу. Самому Сварогу. Поможешь ему в великой битве, благодаря которой весь ваш мир зеленеет и расцветает, и с небес на него еще не течет огонь и не спускаются демоны.
— Это совсем другое!