Наследники Лои

Очнулась она от легких похлопываний по щекам.

– Ну, что ты, детка? Вставай! Нельзя так вот... Вставай милая!
– причитал знакомый голос.

Лера, с трудом разлепив запорошенные веки, узнала склонившуюся над ней Варвару Михайловну, соседку по лестничной клетке.

– Ох, нелюди! Ох, страсти-то какие!
– продолжала тем временем соседка.
– Сколько народу погубили! Нет на них Бога! Изверги проклятые!

Сквозь эти причитания и шум в голове, Лера расслышала чьи-то громкие вопли, и оглянувшись, в ужасе застыла. Перед ней предстала немыслимая картина. Девочка, смотрела туда, где изогнутые в страшной судороге, двумя тонкими ниточками обрывались рельсы, и не верила глазам. Там, в двухстах метрах от остановки, грудой изорванного, искореженного металла, лежало то, что еще несколько минут назад, было переполненным трамваем. Снег, по краям огромной воронки, окрасился в грязный бардовый цвет. Один из страшно изуродованных вагонов, был отброшен далеко в сторону. Оттуда и доносились эти дикие вопли.

Лера почувствовала, как у нее немеют губы, а затем, кто-то большой и сильный, погасил свет.

Пришла она в себя уже дома. Вокруг хлопотали соседки. Увидев, что она очнулась, помогли сесть. Голова кружилась, в глазах мельтешили черные мошки. Лера хотела встать, чтобы раздеться, но Варвара Михайловна, с другой соседкой, живущей ниже, сами стянули с нее промокшее пальто, растерли руки, и укрыли старым пледом. Затем, убедившись, что с девочкой все в порядке, ушли.

Бабушки дома не было. Она сегодня дежурила в пожарном. До утра ее можно не ждать. По словам соседок, рядом сильно пострадали несколько домов, а через улицу, прямым попаданием, разнесло продуктовый магазин. Там сейчас толпы мародеров, военные, конная полиция.

Лера почувствовала дикий голод. За сегодня она не съела ни крошки. С трудом поднявшись, на еле держащих ногах добрела в кухню, и присела на табурет у стола, пережидая накатившую дурноту. Здесь, накрытый большой салфеткой, лежал их с бабушкой трехдневный паек. Хлеб в городе давно давали только по карточкам, и с каждым днем, он становился все хуже. Не хотелось думать, что в него добавляли, но, на вкус это было нечто среднее, между древесной плитой, и подсохшим обойным клеем. Да только и этого жалкого выкидыша городских пекарен, катастрофически не хватало. С продовольствием в стране было очень плохо. Все шло на фронт, на победу. Радио ежедневно сообщало о тяжелых боях за Москву. Давно уже пали - Брянск, Новгород, Курск, и только столица держалась, укрепляя своей стойкостью сердца бойцов на остальных фронтах.

Лера трясущимися пальцами зажгла примус, вскипятила воду, и бросила в железную чашку щепоть разнотравья. Летом они с бабушкой ездили в деревню к тете Жене. Чай в городе давно считался непозволительной роскошью, потому, собранные там цветки и прочие лечебные травы, сейчас были очень кстати. Прихлебывая горячий настой, отщипывая по маленькому кусочку, она съела свой паек, и глянув задумчиво на оставшуюся бабушкину часть, с сожалением накрыла ее салфеткой. Есть хотелось невыносимо. Кипяток только раззадорил желудок.

Лера прошла в комнату, и не зажигая свет, встала у окна. Город притаился, укрывшись снежным покрывалом, в надежде, что ночные летуны не увидят его в белом зимнем одеянии. Отсюда была видна крыша соседнего дома, над которой, в разрывах облаков появилась полная луна. Лера всегда любила рассматривать этот извечный атрибут ночного неба. На голубовато-желтом диске проступали неясные очертания кратеров. Она знала, что в хороший бинокль, можно разглядеть не только эти кольцеобразные террасы, но даже невысокие горы, и черные ниточки ущелий.

"Странно, - подумала она, - Отец с матерью почему-то называли ее Лоя. Да и бабушка, при виде этого извечного спутника земли, всегда шептала какие-то очень грустные певучие молитвы". Лера хорошо понимала слова, но говорить о том, ей строго-настрого воспрещалось. Только дома, с бабушкой, они с удовольствием переходили на этот удивительный язык, не упоминаемый ни в одном учебнике, на котором, даже обычная повседневная беседа, казалась искуснейшей поэмой. Она была уверена, их до сих пор ищут. И как только императорская служба узнает, где они устроились, придется снова бежать. Искать новое укрытие, менять фамилию. А сейчас, когда кругом ловят шпионов, когда рвутся снаряды и гибнут люди, сделать это будет уже не так просто.

На притихших серых громадинах, черными провалами зияли мертвые окна. До самого горизонта, не виднелось ни огонька. Который год, в городе соблюдалась строжайшая светомаскировка.

Лера подошла к стоявшему рядом большому радиоприемнику, и щелкнула тумблером включения. За стеклянной панелью медленно разгорелись красноватые огоньки. Постепенно лампы прогрелись, из динамика послышались звуки далекой мелодии. Она хотела поискать последние новости с фронта, но тут, в дверь постучали.

"Кто это так поздно? Неужели тетя Варя беспокоится?"

Накинув тяжелое от влаги пальто, она вышла в прихожую.

На вопрос: - "Кто там?" - С лестницы послышался приглушенный голос:

– Это я, - Вероника!

Лера открыла, и в неясном лунном свете, падающем из окна подъезда, увидела тонкую фигурку одноклассницы.

– Ты чего так поздно?

– Отец снова напился. Бил маму, грозил нас всех перерезать. Можно я у тебя побуду пока?

– Можно, конечно. Проходи!

Лера, проводила позднего гостя в единственную комнату, завесила окно старым одеялом, щелкнула выключателем. Тусклый, грязно-желтый свет электрической лампочки, осветил скромное жилище. Небольшая комната, была тесно заставлена сильно потасканной, много раз ремонтируемой мебелью. У двери, слева, располагался диван, видевший, наверное, еще первого императора. За ним, подпертый рассохшимся письменным столом, грустно поник, линялой матерчатой головой - простенький торшер. Напротив, справа возвышался грандиозный в своем музейном великолепии шкаф, оставшийся здесь от прежних хозяев. Скорее всего, нерушимая монументальность и стала главной причиной, почему его не взяли с собой на новую квартиру. За ним, рядом с большой тумбой, жалась к стене узкая сиротская кровать со страшно неудобной панцирной сеткой. Еще, здесь было два старинного вида кресла, и большой круглый стол, явно сделанный на заказ, для какой-нибудь роскошной столовой. Да только, как и все в этой комнате, от былой его роскоши остались лишь жалкие воспоминания. Край этого явно, очень красивого некогда стола, был обломлен, из-за чего, он утратил свою идеально круглую форму. К тому же одна из шикарных ножек была заменена неким народным умельцем, на грубый плохо струганный брус. Обивка на диване и креслах, была во многих местах продрана, и аккуратно зашита грубыми нитками. Позолота со старинных вензелей и прочей резьбы, давно слезла, оставив лишь редкие тусклые блестки, краска с деревянных частей облупилась, так что, вся эта, некогда роскошная мебель, теперь представляла собой жалкое зрелище.

Лера пригласила подругу располагаться, а сама, выйдя на кухню, поставила на примус закопченную сковороду. Вероника, как всегда пришла не с пустыми руками. Она принесла с собой четыре больших картофелины, кусочек желтого сала, а главное - увесистый, величиной с кулак, обломок сахарной головы. Сегодня намечался роскошный ужин.

– Мама с ребятами у тети Зое осталась, а там, сама знаешь, и без нас пятеро, - рассказывала из комнаты Вероника, - Вот я и подумала, может у тебя пересидеть?

– А завтра как? Утром ведь в школу.
– Спросила Лера, набирая воду из большого ведра.

– Ничего, Гарька обещал принести сумку с учебниками. Мы так быстро эвакуировались, что я только на кухню успела заскочить, да пальто ухватить с вешалки. Сегодня он как никогда буйный.

"Если бы только сегодня, - подумала Лера, - На прошлой неделе даже полицию пришлось вызывать. Так этот "герой" разбушевался".

Подруга жила в соседнем доме, и Лере хорошо было известно, как обстояли дела в этой семье. Отец, инвалид войны, потерявший ногу на первой империалистической, работал на одном из местных продуктовых складов, и естественно, не мог спокойно смотреть на все тамошнее изобилие. Многие ему завидовали. Еще бы, один из самых больших распределителей в городе. Но эта должность повлияла на него как-то странно. Дядя Леша, неожиданно запил. Причем, так серьезно, что уже несколько раз едва не лишился "престижной" работы. Хотя в их доме, был некоторый достаток, обусловленный глубокими карманами военной тужурки, четверым мальчикам и единственной дочери, приходилось не сладко. Вечные пьяные скандалы, с битой посудой, разломанной мебелью, с драками, вплоть до поножовщины, превращали их жизнь в настоящую пытку. Лера, зная о такой проблеме, не раз, когда бабушка дежурила в ночную, приглашала подругу к себе. И Вероника, будучи человеком благодарным, всегда старалась отплатить за гостеприимство. Вот и сейчас, направляясь к подружке, украдкой стащила из отцовских запасов целое богатство.

– Может тебе помочь?
– Снова донесся ее приглушенный голос, - Мы, представляешь, сегодня даже не ужинали. Павлик случайно разбил спрятанную в кладовке бутыль с самогоном, так отец едва нас всех не прирезал.

– Не надо, я сама, чего тут помогать. Лучше расскажи, как у тебя с Витольдом!

– Ах, Валерия!
– оседлала она своего любимого конька, - Витольд, кажется, окончательно влюбился в меня. Вчера, когда он выгуливал своих собак, я вышла за хлебом...

– И что: - не выдержала Лера театральной паузы.