Наследники ночи. Парящие во тьме
Шрифт:
На лице Кальвино внезапно появилось выражение усталости.
— Да, я накажу Николетту за её выходку, но это моё личное дело и оно не касается всей семьи.
— Очень даже касается! Её нужно окончательно отстранить от наших дел!
— Я тоже так думаю, — сказал Маттео, и даже брат Кальвино Микеле согласно кивнул.
—Такая жизнь не для девушки. Николетта уже достаточно взрослая, чтобы выйти замуж. И мы не раз об этом говорили. Отдай её в жёны Габриэле, и она будет жить в одном из лучших дворцов Венеции, обещаю.
— Нет! — воскликнула Николетта. — Падре, умоляю, не делай этого.
Кальвино вздохнул.
— Рано или поздно тебе, как и любой другой девушке, придётся стать чьей-то женой. Это обычный ход вещей. Ты обзаведёшься собственной семьей и подаришь мужу нескольких детей, которые продолжат славный родОскури.
Николетта подумала о Таммо.
— Нет! — упрямо сказала она. — Во всяком случае, не сейчас. Я ведь так много вам помогала. Вспомните. Я была такой маленькой и ловкой, что могла пролезть где угодно. Я была вам полезна, разве нет?
— Возможно, — ответил Эдоардо. — Но это в прошлом. Теперь мы не нуждаемся в твоей помощи. Ты никому не нужна, Николетта.
В этих словах было столько ненависти, что девушка невольно отшатнулась.
— Не смей так разговаривать с сестрой! — гневно воскликнул Кальвино.
— Она не моя сестра. Ты прекрасно это знаешь, падре. Последнее слово юноша произнес с отвращением, как будто выплюнул изо рта что-то противное.
— Почему ты так говоришь? — растерянно спросила Николетта.
— Не смей! Ты не имеешь права! — набросился на сына Кальвино.
— Ах, вот как! Значит, ты определяешь, кто на что имеет право? Что можно говорить, а что нет? Ты решаешь, что является правдой, не так ли?
В комнате повисло напряжённое молчание. Николетта обвела взглядом собравшихся здесь мужчин. Старшие Оскури опускали глаза. Только Маттео смущённо смотрел на девушку.
— Она имеет право обо всём узнать, — внезапно произнёс молчавший до этого Томмазо.
— Нет! — хором ответили Леоне и Кальвино.
— Это давно осталось в прошлом и забыто, — добавил Леоне.
— Забыто? — переспросил Томмазо, не сводя глаз с Эдоардо, — Очевидно, нет. Скажите ей! Иначе это придётся сделать мне.
Кальвино медлил с ответом. Николетта, отвернувшись от отца, подсела к бывшему главе Оскури и сжала его костлявые ладони.
иТО я должна знать.
— Да, Томмазо, расскажи мне всё, что я должа знать? Что они от меня скрывают?
Старик посмотрел на Николетту и Кальвино своими мудрыми тёмными глазами. Кальвино опустился на подушку и спрятал лицо в ладонях.
— Хорошо, расскажи ей, — произнёс он не знакомым дочери голосом. В нём было столько боли, что девушка вздрогнула.
Томмазо кивнул.
— Эдоардо отчасти прав, утверждая, что ты не его сестра, — сказал он. — Кальвино — ваш общий отец, это верно, но матери у вас разные.
Николетта услышала, как застонал её отец. Сама она не проронила ни звука.
Томмазо пристально посмотрел на неё, а затем продолжил:
— Шестнадцать лет назад в наш город приехала юная девушка. Говорят, она была родом из Рима. Слухи о необычайной красоте приезжей в считаные дни облетели Венецию. Каждый хотел хоть раз её увидеть. Красавицу приглашали на балы и музыкальные вечера. Она была не только прелестной,
свежей и грациозной, но также умной и начитанной. Одно её присутствие и божественный голос могли свести с ума любого мужчину.Кальвино снова издал невнятный, похожий на всхлипыванье звук. Николетта старалась не смотреть на отца.
Все её внимание сейчас было направлено на Томмазо.
— Никто не знал, кем были её родители, известно было только, что она в Венеции не одна. О девушке заботился могущественный покровитель, представлявшийся всем её опекуном. Это был граф Контарини, который, как ты знаешь, принадлежит к одному из двадцати четырёх старейших дворянских семейств Венеции. Граф дарил девушке самые красивые платья и самые дорогие украшения, поэтому вскоре ей пришлось познакомиться с таинственными ларвалести, державшими в страхе весь город. — В голосе старика
послышалась насмешка, но затем он снова стал серьёзным. — Все были в восхищении от красавицы, но лишь один влюбился в неё с первого взгляда.
Томмазо поднял веки и посмотрел на Кальвино, который по-прежнему закрывал лицо руками. Николетта ещё никогда не видела отца таким огорчённым. И не хотела видеть его таким! Значит, шестнадцать лет назад её отец влюбился в прекрасную незнакомку. Николетта умела считать и понимала, что к тому моменту он уже давно был женат на Валентине и воспитывал сыновей.
— Он непременно хотел заполучить эту девушку, поэтому разыскал её на одном из островов, где она пряталась по указанию графа, и сделал своей. А затем Дориана родила тебя. .
Николетта растерянно заморгала.
— Дориана, — прошептала она.
Теперь ей всё стало ясно. Вот почему Валентина никогда не относилась к ней как к дочери. И братья отвергали её, потому что она была всего лишь ребенком любовницы. Николетта прислушалась к своим чувствам. Она попыталась вспомнить хоть что-нибудь о матери, но образы детства были перепутаны и размыты.
— Что с ней случилось? — тихо спросила девушка. — Она умерла?
Томмазо серьёзно посмотрел на Николетту.
— Мы не знаем, — наконец ответил он. Она пропала за несколько дней до того, как тебе исполнилось два года.
Старик вкратце рассказал всё, что Оскури знали об исчезновении Дорианы. Много выяснить им, к сожалению, не удалось.
— И вы больше никогда о ней не слышали? — спросила Николетта. — Вы даже не знаете, жива она или нет?
Кальвино покачал головой.
— Нет. Она попросту исчезла, и я так никогда и не узнал ответа на мучавшие меня вопросы. Что произошло на самом деле? Она покинула нас или с ней приключилось несчастье? А может быть, её похитили? И если да, то кто? Граф и его друзья из полиции? Я не знаю. Ничего не знаю.
— Мы решили, что лучше всего будет, если ты вырастешь в семье. Валентина была готова принять тебя как дочь, и мы договорились больше никогда не упоминать о Дориане.
Томмазо закончил рассказ с грустной улыбкой. В комнате воцарилась тишина. Николетта растерянно покачала головой, а затем, сама того не осознавая, вскочила на ноги и направилась к двери.
— И вы все эти годы скрывали от меня правду?! — воскликнула она, находясь под впечатлением от услышанного.
Кальвино беспомощно поднял руку.