Наследники предтеч. Поиск пристанища

Потерев лоб заляпанной кровью рукой, я некоторое время сидела и медитировала на выложенные в рядок внутренности. Это явно не половые различия. Возраст? Разные виды, пусть и очень схожие по экстерьеру?

Позвав врачей, продемонстрировала им неожиданное открытие. Втроём мы вскрыли всю оставшуюся рыбу этого вида (даже живую из запаса в погружённой в воду корзине) и приступили к сравнению. Нет, всё-таки их строение во многом схоже — большинство органов идентичны. Росс долго чесал голову, пребывая, как и я до этого, в шоке от странностей анатомии, а потом предложил сфотографировать всё, что у нас получилось, и зафиксировать найденные отличия. Заснять-то внутренности мы успели, а вот рассмотреть получше — уже нет, поскольку остальные друзья возмутились, что их лишают ужина. Этим вечером нам пришлось уступить и отправить рыбу и часть её потрохов в суп.

На следующем привале я и врачи занимались практически исключительно вылавливанием рыбы и небольших, с крупную крысу, грызунов. При этом мы старались выбирать примерно одного размера и похожих (предположительно — одного вида). В результате в корзине оказалась не только эта добыча, хотя и материалов для исследования удалось собрать немало: девять зверей, похожих на хомяков-переростков и больше тридцати рыбин, причём как раз тех самых, которые преподнесли сюрприз.

Сразу по возвращению на плот мы приступили к вскрытию. Среди рыб всё-таки удалось найти три особи с практически идентичным строением. Из остальных не совпал никто (загадочные вариации наличествовали и у грызунов). Такое впечатление, что взяли порядка дюжины различных дополнительных органов, смешали и раздали по случайному принципу: кому пять, кому — три, кому — всего один. Мало того, судя по внутреннему строению, можно было предположить, что у некоторых животных рост органов остановился раньше времени или только недавно начался — их размеры варьировались в достаточно широком диапазоне.

— Нет, тут явно даже речи не может идти о половых или возрастных отличиях, — подвел итог Росс. — Иначе бы на таком количестве особей наверняка увидели бы переходные стадии. А тут такое впечатление, что у одних органы развиваются, а у других — не сохраняется даже их зачатка.

Предположив, что некоторые «органы» вполне могут оказаться опухолевого происхождения (так легко удалось бы объяснить полное отсутствие их у других особей), зеленокожий изучил срез нескольких образований под микроскопом. Увы, версия не подтвердилась: во всех случаях строение органов было слишком сложным, ткани внутри — дифференцированы, наличествовали протоки, да и вообще на опухоль не походило.

— Не понимаю, — призналась Надя. — Органы явно высокоорганизованные и специализированные. Но почему у одних есть, а у других не осталось даже следа? Интересно… — терапевт задумчиво посмотрела на Росса. — Насколько я знаю, ты вскрывал немало мёртвых людей. У нас внутри такой же случайный набор?

Зеленокожий отрицательно помотал головой, а потом задумался.

— Нет. Почти у всех людей строение было идентично, — наконец сказал он. — Хотя пару раз я видел некие странные образования, но подробно их не рассматривал, свалив на некую болезнь. А сейчас жалею — надо было изучить как следует или хотя бы проверить, насколько сложное строение было у этих «опухолей», — хирург сделал паузу, а потом улыбнулся: — А вот с троллями ситуация проще — у них точно что-то, гомологичное раку. И опухоли выглядят именно так, как и должны.

— Значит, такие же странные фокусы могут быть и у нас, — нерадостно потянула Надя.

— На мой взгляд, важнее другие вопросы, — заметила я. — Если, например, у рыб некоторые органы не являются необходимыми для жизни — то почему они получили такое сложное развитие? И почему у других особей нет даже их зачатков? Если какой-то орган помогает выдержать конкуренцию — то почему есть много рыб без него?

— А вот меня беспокоит другое, — вздохнул Росс. — Если всё-таки окажется, что и у людей такая же картина, то насколько это усложнит развитие медицины? В этом случае будет нужен индивидуальный подход к каждому пациенту. И заодно, способ распознать, у кого какой набор внутренних органов. Желательно — без вскрытия.

Мы задумались.

— Может, они развиваются только в определённых условиях? — высказала предположение я. — Например, помогают переварить какой-то особый вид пищи или позволяют усваивать атмосферный воздух?

Зеленокожий хмыкнул, лёг, подпёр рукой голову и начал пристально сверлить взглядом разложенные внутренности.

— Да нет, не получается, — с сожалением признала я, попытавшись критически рассмотреть свою гипотезу. — Тогда рыбы с разным строением вероятнее всего, попадались бы на разных участках реки. А тут они, можно сказать, плавали все вместе, и всё равно…

Росс тяжело вздохнул, встал и решительно собрал потрошёную рыбу.

— Наука — наукой, а добро не должно пропадать, — практично заметил он. — Надо съесть, пока не испортилось. Зря, что-ли, ловили?

Несмотря на то, что зеленокожий старался не показывать виду, невероятное открытие очень сильно его расстроило. Хирург то и дело впадал в грустное, задумчивое состояние, но переключаться не пожелал и категорически заявил, что отныне добычу станет потрошить сам.

— Нам жизненно важно понять, как, что и почему, — вздохнул он. — Найти зависимость. В идеале, сейчас бы не рыбу резать, а пару десятков человек вскрыть… — заметив, что инженера перекосило, Росс пояснил: — Чтобы либо понять, какие органы у нас являются альтернативными, либо убедиться, что человеческий организм стабилен и беспокоиться не о чем.

— Тебе надо было остаться там, где нас высадили. Или — в цитадели. А здесь ты столько мертвецов не наберешь, — сказал Сева.

— Ничего страшного, — хищно сверкнул глазами зеленокожий. — Я терпеливый. И рано или поздно, получу достаточную выборку, чтобы сделать нужные выводы.

201–230-е сутки

После полудня, впервые за долгое время, выпали настоящие, долетающие до земли осадки, да ещё в виде не простого дождя, а настоящей грозы с сильным ливнем. Из-за продырявленной драконами крыши мы и всё на плоту промокло до нитки, даже костёр погас. К счастью, уже через полчаса после окончания дождя облака развеялись, благодаря чему до наступления ночи солнце успело просушить вытащенную на крышу подстилку и другие вещи. Это событие заставило нас не тянуть с ремонтом, и всего за пару суток и ещё один ливень мы настелили крышу заново, используя для этой цели наиболее крупные листья или даже густо облиственные ветки.

Побережье продолжало изменяться. С каждым днем признаки засушливой местности отступали, и через восемь суток саванна превратилась в уже знакомый и родной сердцу влажный тропический лес. К этому времени скалы практически перестали встречаться, но долинный ландшафт окончательно вытеснился холмистым. Благодаря пересечённой местности, окружающий лес достаточно сильно отличался от того, в котором нас высадили: здесь встречалось гораздо больше оврагов, ручьёв и крутых склонов. По мере удаления от пустыни колебания суточной температуры становились меньше, и в джунглях установился вполне комфортный диапазон — днем лишь немного жарковато, а ночи дарят не холод, а только приятную прохладу. На двести двадцать третий день взошла уже привычная и ожидаемая жёлтая луна, и вечером наш караван устроил длинный привал, чтобы отпраздновать её появление. Из-за гигантской луны время дневного дождя немного смещалось, но в остальном она повлияла на нашу жизнь не сильнее, чем в прошлые разы.

Ещё через несколько суток после того, как караван достиг джунглей, погода установилась окончательно. С утра с безоблачного неба светило тёплое солнце, а к полудню его закрывали облака, быстро превращающиеся в грозовые тучи. Затем следовал недолгий, но сильный ливень, и почти сразу же после его окончания небо снова прояснялось и оставалось таким же ясным до следующего дня.

Теперь, когда мы добрались по лесистой богатой местности, изменилось общее настроение каравана. Все осознавали простую истину: от троллей мы уплыли уже очень далеко, а теперь и из пустыни выбрались, пора искать место, чтобы наконец остановиться и обосноваться. Разговоры на эту тему возникали всё чаще, привалы в привлекательных участках реки становились всё длиннее — для лучшей оценки местности. Пару раз на наиболее удобных стоянках даже устраивали голосование, но, к моему удивлению, ни одно из рассмотренных мест не набрало больше четверти голосов, во-первых, потому, что в любом из выбранных участков находили недостатки, а во-вторых, — когда мы всё же остановимся, хочешь — не хочешь, придётся разойтись, чтобы не возникли проблемы с добычей пропитания. А отказываться от уже привычного кочевого образа жизни народ особого желания не высказывал. Однако все понимали, что вечно это продолжаться не может.

Рысь продолжала отстаивать свою свободу и в конце концов так замучила меня своими возмущёнными криками, что я уступила и перестала прицеплять к ней шлейку. За несколько суток дочь полностью освоилась и бодро перемещалась по плоту, активно общаясь и умудряясь залезать во все щели. Первое время я почти постоянно следила за Рысью из страха, что она может пораниться или упасть в воду, но постепенно, убедившись, что дочь цепляется крепко и в реку прыгать не собирается, привыкла.

Мы с Россом использовали любую возможность для изучения странных аномалий строения местных животных, одновременно взяв на себя работу по потрошению пойманной дичи. Статистика потихоньку накапливалась, но рабочих гипотез выдвинуть никак не получалось. Зато удалось предположить, какую роль может играть один из альтернативных органов колючей пятнистой рыбы. В основном эти животные являлись хищниками, но те особи, у которых наблюдался дополнительный «слепой» желудок, активно и с аппетитом поедали водоросли. Но даже вывод о полезности органа не помогал найти разгадку. Зеленокожий старательно изучал животных, пытаясь отыскать хотя бы зачатки загадочных частей тела — но безуспешно. Органы либо присутствовали, либо нет. И, если второе — то от них не было даже следа.