Наследники (Путь в архипелаге)
Шрифт:
— Заврался, Кошачок… — презрительно сказал Венька.
— Да нет же! — Егор сам удивился, как ему хочется, чтобы Редактор поверил. А зачем? Не все ли равно… — А впрочем, твое дело, не верь… — Он вытолкнул себя из-за стола. — Айда к доске, там просторнее… Только потом бочку на меня не кати, не я начал.
— Не бойся, скажу, что я…
Начать они, конечно, не успели. Ворвалась в кабинет орава из восьмого «Б».
— Ну вот… — сказал Егор Веньке.
— Выкрутился, — бросил ему Редактор. Брезгливо, но, кажется, и с тайным облегчением. Оба вышли в
— Можно ведь и за гаражами, — сказал Егор. — Только уж на другой перемене, сейчас звонок будет…
— Ага! А ты сбеги с урока и позови свою кодлу!
— Не позову, обойдусь и так… Хотя дурак ты, Редактор. В двадцатом веке живешь, а все в рыцарей играешь…
— А ты в кого?
— А я — в себя… — отозвался Егор. Потер лоб и удивленно сказал: — Вот черт… Мне почему-то хочется тебе доказать, что не звал я вчера Копчика. Глупо, конечно…
— Не глупо, а бесполезно, — глядя в сторону, ответил Венька. Без прежней злости, утомленно. — Ну ладно, я поверю. А что с того? Все равно ты подонок и я тебя терпеть не могу.
— Закономерно, — усмехнулся Егор. — За что тебе меня любить?
Им бы разойтись, а они шли по коридору как приятели. Со стороны казалось — одноклассники беседуют о привычных делах.
— Я не про «любить», — глядя под ноги, разъяснил Венька. — Я ненавижу… таких, как ты.
— Каких?
— Таких вот… которые не живут, а приспосабливаются.
— Я? Приспосабливаюсь? — по-настоящему удивился Егор.
— А разве нет? Везде. На улице тебя бандюги из «таверны» берегут. А в других случаях важный товарищ Петров за сыночка заступится. Один звонок по телефону — и все в порядке…
— Много ты знаешь, — тяжело сказал Егор.
— А что, не так?
— Ну… пускай так. А тебе завидно?
— Вот еще. Без дружков да без папаши ты чего стоишь-то?
— А ты? — огрызнулся Егор. Без злости, автоматически.
— А при чем тут я? Мне и не надо, чтобы кто-то мне завидовал. И другим я жизнь не отравляю…
— Как знать…
— А вот так и знай! Если я с кем спорю, то честно. На глухих дорожках, да еще с помощниками, никого не караулил.
Егор кивнул:
— Да, в спорах ты сильней, чем в драках…
— Ну, ты со мной еще не дрался! — опять взвинтился Венька. — Ты все чужими руками.
— Опять ты прав, Ямщиков, — согласился Егор. Даже с каким-то удовольствием. И добавил неожиданно: — В одном только не прав. Но ты не знаешь…
— Чего такого не знаю? — сказал Венька агрессивно.
— Про отца… Не отец он мне.
Венька сбил шаг и удивленно глянул сбоку на Егора.
— Ага, — кивнул Егор. — Он отчим, я недавно узнал. Отец был инженер-подводник, его убили бандиты. Давно…
Венька шевельнул плечом — и удивленно, и смущенно, и непримиримо. И слова его были такие же:
— Ну а… какая разница, в конце концов? Что это меняет?
— Сам пока не пойму…
— Ну а… мне-то что? Зачем ты мне это говоришь?
— Не знаю… — медленно сказал Егор, потому
что не знал. — Правда не знаю… Может, потому, что больше некому?И быстро пошел вперед, оставил Веньку.
«Может быть, потому, что больше некому»… Зачем он это сказал?
«Не знаю…»
Или правда хотелось рассказать об отце и не знал кому? Не в «таверне» же говорить об этом.
«А почему не в «таверне»?»
Он же столько раз там рассказывал о своих делах. Даже тайнами делился… Видать, не те были тайны. Услыхав историю погибшего отца, обитатели «таверны» скорее всего полезли бы в детали: «А откуда знаешь?.. А ты че, брата-мента заимел? Ну, даешь, Кошак!.. А тех хануриков взяли? И чего? Вышку дали?.. Конечно, вышку, это ж заранее обдуманная мокруха…»
Нет, не для «таверны» разговор… Ну, а Веньке-то все-таки зачем сказал? Что за язык-то дернуло?
Он думал об этом на уроках, а потом — дома, когда бесцельно валялся на тахте или бродил по комнатам (под периодические просьбы надеть тапочки). И фраза эта — «Не знаю… Может быть, больше некому» — повторялась в мыслях и что-то очень напоминала, обретала знакомую интонацию.
И наконец Егор вспомнил: тем же тоном, со спокойным удивлением и холодной честностью, пытаясь понять самого себя, он в вагоне, после стычки с Фатером и Федюней, сказал Михаилу: «Не знаю… Может быть, потому, что ты все-таки брат?»
Ну, а сейчас-то что? Редактор-то здесь при чем? И случай совсем не тот… Но от разговора с Венькой мысли уже перешли к Михаилу. Егор подумал, что прошло три недели, а тот о себе не напоминал. А ведь обещал позвонить!
И Егор признался себе, что все это время помнил про обещание Михаила. Со смесью любопытства и тревоги ждал звонка.
«А зачем тебе это надо?» — одернул он себя.
«А мне и не надо! Просто… трепло такое. Говорил «позвоню», а сам…»
И ответом на эту мысль громко запел птичьими трелями новый кнопочный телефон. Длинные, междугородные сигналы!
Отец еще не пришел, мать ушла к знакомым («Горик, салат в холодильнике, котлеты на плите, я буду к девяти. И не ходи босиком…»). Егор выскочил в переднюю и взял трубку.
Звонил, конечно, не Михаил. Спрашивали отца. Кажется, из Москвы. Воинственный женский голос. Егор сумрачно разъяснил, что Виктор Романович Петров так рано с работы не приходит, надо звонить на завод.
— Там его тоже нет на месте!
— Естественно. Он не сидит в кресле, а мотается по объекту. А карманных телефонов еще не придумали.
— Меньше бы мотался, больше было бы проку, — отчетливо сказали на том конце провода. И Егор представил раздраженную округлую даму.
— Так и передать? — ехидно спросил он.
— Так и передайте.
— Ему захочется узнать: от кого именно?
— А вы не пугайте! Времена не те! — И гудки.
Егор присел на замшевый пуф у телефонного столика. Забыл про скандальную даму и несколько минут думал о своем. Потом, усмехаясь от неловкости перед собой, вызвал 006 — справочное междугородки.