Наследники Ваньки Каина (сборник)

Теперь это все не имело значения. Теперь для нее он был один из тех, из непонявших, из бывших друзей, в одно мгновенье, из-за одного слова ставших врагами……Стас дернул его за руку, и он очнулся. — Учудим штуку, — шептал, глядя на танцующих, Стас, — выгорит — можем выйти на Красавца.

Нарушаешь конспирацию, — с трудом возвращаясь в действительность, проговорил Климов.

Плевать, — Стас проследил загоревшимися глазами за вытекающей в двери публикой. — Во втором буфете сидит Куцый. Пьян в лоскуты. Если ему польстить, он должен про Кота что-нибудь брякнуть. Не любит шпана конкуренции, а рядом с Котом он — дохлая крыса. Точно говорю, надо попробовать его на эту наживку, а?

Климов встряхнулся. Дело есть дело. План был хорош. Особенно с учетом того, что говорил ему днем Афоня.

— А как подсесть?

— Нас тут один тип подсадит.

Климов согласился.

Издалека улыбался золотыми зубами незнакомый разодетый парень. Стас шепнул ему пару слов, и тот закивал головой.

Во втором буфете стоял галдеж, перекрыть который можно было лишь из трехдюймовки. Один столик был почти свободен. За ним сидел низкорослый крепыш с русым чубчиком и пьяно смотрел перед собой. За Куцым шло подозрение в трех убийствах, но доказать ничего было нельзя, и розыск ждал своего часа. Новый знакомый Стаса кинулся к буфету, волчком ввернулся в толпу, окриком закрыл какому-то возмущенному студенту рот. И через минуту вел уже Стаса и Климова к столу, за которым сидел Куцый.

Климов повернул голову влево — неведомая сила заставила его сделать это, — за столом в компании нескольких мужчин и девиц сидела Таня. Ее партнер расставлял по столу бутылки, около вертелся официант с салфетками, вилками и ложками. Во втором буфете трудно было дождаться официанта, действовали в основном сами посетители, и, если официант оказывался у столика, это была большая честь, свидетельствующая либо о высоком положении кого-то из сидевших, либо о немалом его капитале.

Стас подтолкнул Климова к столу. Он сел, продолжая чувствовать Танин напряженный и какой-то вызывающий взгляд.

Куцый, — говорил сверлящим голосом знакомый Стаса, — знакомься: свои ребята. По одному делу мокрели год назад.

Водка есть? — спросил Куцый, с трудом раздирая веки. Серые глаза его не глядели, в них плавала дымка. Тоска и тупость были во взгляде Куцего.

Куцый, — сказал златозубый, — ты готов? Или для смазки?

Для смазки, — промычал Куцый, и слюна повисла в углах рта.

Принес, — златозубый разлил по рюмкам.

Куцый выпил и уронил голову на руки.

Златозубый угодливо заулыбался обоим:

Перебрал братуха!

Куцый поднял голову, разлепил веки и сказал трезвым голосом:

— Брысь!

Златозубый секунду всматривался в него и вдруг исчез.

— Дело ко мне? — спросил Куцый. Взгляд у него был дымчатый, но слюна у рта исчезла.

Климов сосредоточился. Взгляд от столика слева тревожил его, но он уже мог соображать.

— Куцый, — сказал он, — Кот пришил нашего человека. Хотим взять за него.

Куцый отвел взгляд и опять упал головой в локти. Стас и Климов молча ждали. Похоже, он был все же пьян. Куцый опять выпрямился, глаза его были трезвы.

— Вы? — спросил он. — Хипесники, вы хотите взять с Кота! Не заставляйте меня улыбаться.

Куцый, — настойчиво сказал Климов, — ты нас не знаешь, мы сюда двое суток назад залетели…

Одесса-мама? — совсем уже дремотным языком пробормотал Куцый.

Ростов-папа!

Уважаю! — сказал Куцый и очнулся. Он внимательно оглядел обоих и одобрил. — Этот, — сказал он, глядя на Стаса, — этот вообще. Не похож… Мне бы таких парочку. А то за версту разит феней…

Куцый, — сказал Климов, — мы хотим взять с Кота, сведи нас с его ребятами.

Не, — сказал Куцый и помотал головой. Снова на подбородок сползла слюна. — Без пользы дело. С Кота не возьмете.

Кончай шуршать с шестеркой! — вдруг вмешался Стас. — Трухает, не видишь? Они тут все перед ним задом вертят.

Куцый снова открыл полный ясности взгляд и сказал:

— Пережали, менты! Узнал я вас. Пережали. Климов хотел было уже встать, но Стас наклонился и что-то шепнул Куцему. Тот коротко поглядел на него, потом уставился в стол.

— Пусть этот ушлепает, — сказал он.

Климов покорно встал и, протолкавшись, вышел в дверь. У двери его поймал пьяный Филин.

— Климов! — раскрыл он ручищи. — Витя! Хоро-шо!

Куда уж лучше, — Климов с трудом высвободился из его объятий.

Климов! — кричал Филин, толкая его в грудь. — Хо-ро-шо!

В это время Климов увидел высокую девушку, светловолосую, с траурно выделяющимися на белом лице черными ресницами, и рядом с ней златозубого. «Это же Клембовская, — успел подумать он. — Что она делает тут с этим типом?»

— Климов! — орал, восторженно обнимая его, Филин. — Хо-ро-шо!

Вдруг рука Филина слетела с плеча Климова, и перед ним встала черноволосая подруга Филина. На галочьем лице цвела наркотическая улыбка.

— Витя, вас зовут.

Он оглянулся. У трюмо, глядя на него в зеркало, припудривалась Таня.

Он подошел, заглянул в это милое осунувшееся лицо с резкими морщинками в углах рта, потупился.

Как живешь? — спросила она, оглядывая его с новым в ней женским вниманием.

Живу, — сказал он неопределенно.

Как остальные?

Кто именно?

Ну… хотя бы Клейн?

И в ту же минуту он вспомнил. Клыч послал его зачем-то к Клейну, и он вошел в приемную начальника, когда тот додиктовывал что-то Тане.

… Начальник губрозыска Клейн, — закончил тот. И она, непохожая на себя, с лихорадочным румянцем на нежно-бледных щеках, вынула и протянула ему листы, и рука ее дрогнула, и листы затрепетали в воздухе, и рука Клейна, взявшая листы, дрогнула в ответ, и Климов, незамеченный стоя у двери, поймал взаимную горестную мольбу их глаз: застенчиво сдавшийся взгляд Тани и взгляд Клейна, мужской, страстный.

Товарищ начальник! — сказал он тогда злобно, и безгласное соединение двух душ оборвалось.

Пройдем ко мне! — приказал, выпрямляясь, Клейн, и Климов прошел за ним в кабинет, бешено и подчеркнуто громко стуча сапогами, ненавидя ее, ненавидя себя, уничтоженный в самой вере в себя, ссутуленный от собственного ничтожества и ревности.

Что-нибудь ему передать? — спросил он теперь, пробуя улыбнуться и закладывая руки в карманы.

Нет, — сказала она, задумчиво и взросло вглядываясь в него. — Что передать! У вас же изобретено много отговорок. Я хотела быть с вами. Вы выбросили меня. Я хотела быть с ним, он бросил меня в самую тяжкую минуту жизни. Его не проймешь, у вас это называется принципиальностью. Он мог спасти меня, мог повернуть всю мою судьбу, он струсил.