Наследники Ваньки Каина (сборник)

– Но Афанасий Борисович доктор наук, – робко возразил, не ожидавший подробных откровений Лыков. Шеф его не на шутку озадачил: тихий желтый старикан, укрытый толстым пледом, а поди же ты, кусается.

– Формальный признак, – небрежно отмахнулся академик. – Такие, как Афанасий, не могут жить без регалий и полагающихся к ним дотаций, а потому, всеми правдами и неправдами их получают. Соответственно, вместе с дотациями. Именно их стараниями защиту диссертаций превратили в поточный процесс: ежегодно даем на гора три тысячи докторов и тридцать тысяч кандидатов. Прямо как шахтеры, стахановцы от науки. Находят беспроигрышные темы, заполучают научных руководителей-корифеев и лепят горбатые работенки. А настоящих ученых раз-два – и обчелся! Сейчас много говорят и пишут о «ворах в законе». А натуральные воры в законе – многие научные руководители, поскольку им глубоко плевать на качество работы соискателя, а денег, заплаченных государством за научное руководство, потом никто обратно не стребует.

Иван Сергеевич взял с подоконника пачку «Казбека», вытряхнул из нее папиросу и прикурил. Лыков беспокойно ерзал на стуле – ну, дает дед, всех по костям раскладывает. Неужели сам никогда душой не покривил, не получил денежки зря? Или сейчас, по прошествии многих лет, ему все представляется в ином свете, особенно собственная жизнь и судьба в науке?

Бросились в глаза пальцы академика, зажавшие мундштук папиросы – тонкие, с отливающими синевой ногтями. Сколько же лет Ивану Сергеевичу? Раньше Аркадий об этом не задумывался – что ему главный шеф? Они существовали как бы в разных измерениях – тот на симпозиумах, в президиумах, в собственном кабинете, а Лыков – всегда в общей массе. И вот судьба, капризная и ветреная дама, выкинула неожиданную штучку – сидит мэнээс Аркадий Лыков в квартире академика и слушает его излияния. Неужели шефу надо было серьезно заболеть, чтобы снизойти до такой беседы?

– Чем занимаетесь у Конырева? – докурив, Иван Сергеевич примял папиросу в пепельнице.

– Информационно-вероятностными моделями.

– Извечная проблема, – закашлялся академик. – Бывали за рубежом? Впрочем, зачем я спрашиваю. Вряд ли и сейчас это стало возможным для людей вашего положения. Простите великодушно, но что поделать? Еще одна издержка нашего пресловутого бюрократического застоя: едут те, кому ничего не надо, кроме магазинов. Так вот, как-то в одном зарубежном игорном заведении я встретил интересную пару. Этакие старички с толстой тетрадью в руках, куда они записывали цифры с барабанов игральных автоматов, создавая свою, доморощенную теорию игр. Я долго с грустью наблюдал за ними, не ведавшими того, что этой серьезнейшей математической проблеме отдали многие годы жизни такие умы, как Нейман и Моргенштерн. И то не решили до конца!

Лыков слушал Ивана Сергеевича, тщательно скрывая раздражение – раскудахтался дед. А там, в институте, уже наверняка вовсю идет распродажа. Афанасий Борисович и его притч первыми вняли сливки и теперь в конференц-зал запустили второй «слой» – завлабов и завотделами, а у дверей, готовая взбунтоваться, гудит алчущая толпа остальной братии. А дедок словно не замечает, что за окнами темнеет и вещает, вещает.

Заметив, что гость его не слушает, академик недовольно поджал губы, но любезного тона не изменил:

– Заговорил вас? Скучно старику, простите. Мысли заняты больше не прибылью, а убылью самого ценного из того, чем располагает человек: убылью времени и чувств. Прощайте, Аркадий Андреевич, жду вашего нового визита.

– Всего доброго, Иван Сергеевич, – поклонился Лыков и направился в прихожую.

В конце длинного коридора появилась жена академика, открыла дверь, и Аркадий вышел на лестничную площадку. Сзади щелкнул замок…

Торопиться на распродажу более не имело никакого смысла, и Лыков решил пройтись пешком до метро через дворы – тихо, нет бабок с противно визжащими детьми и любителей игры в «козла»: не тот райончик, здесь не распивают на троих и не стучат костяшками домино по доскам столиков. Живущая здесь публика проводит вечера в тиши огромных квартир, если, конечно, не уезжает на дачи.

В одном из дворов Аркадий наткнулся на беседку из тонких, увитых плющем реек. Внутри светляками вспыхивали огоньки сигарет и слышался смех. «Молодежь собралась», – понял Лыков. Прибавив шагу, он свернул по дорожке в сторону, но тут его неожиданно окликнули:

– Эй, куда спешишь?

Оглянувшись, Лыков увидел двух девчонок лет по шестнадцать, с большими овчарками на поводках.

– Чего надо? – останавливаясь, буркнул Аркадий.

– Сердитый, – нехорошо засмеялась одна из девчонок, и, сунув пальцы в рот, свистнула.

Из беседки высыпала куча юнцов, двое или трое тоже держали собак на поводках. В мгновение ока Аркадий оказался в окружении.

– Ну, ну! Дайте пройти! – Он попытался вырваться из круга, но одна из овчарок злобно оскалила клыки и угрожающе зарычала. Лыков попытался загородиться от нее своим кейсом, что вызвало новый приступ истерического веселья.

– Не то закрыл, – хохотал кто-то из парней, – ниже опусти!

– Тут наше место, – заявила высокая девица в очках, державшая на поводке бульдога. – Чего ты здесь вынюхиваешь?

– Я иду к метро, – беспомощно оглядываясь по сторонам и уже поняв, что влип в дурную историю, промямлил Аркадий.

– Он был невежлив с нами, – сказала одна из девчонок.

– Таких учить надо, – сурово изрекла очкастая под одобрительный шум остальных. – Распустились! Будешь просить прощения, понял? – обратилась она к Аркадию.

Тот кивнул – шут с ними, язык не отвалится, можно и попросить, пока собаками не начали травить, с них станется. Место глухое, ждать помощи от прохожих нечего, а юнцы хмелеют от собственной безнаказанности и вседозволенности.

– Извините, – сказал Лыков. – Я осознал. Могу идти?

– Не так, – усмехнулась очкастая. – Вставай на колени!

– Еще чего? – набычился Лыков.

– Считаю до трех, – прошипела девчонка, а собачьи морды с оскаленными клыками придвинулись ближе.

– Раз… Два…

«Собаки без намордников, точно порвут… – Аркадий почувствовал себя жалким и слабым. – Рискнуть?»

– А-а-а! – дико заорал Лыков, размахивая кейсом, и, зажмурив глаза, рванул напролом через кольцо обступивших его парней и девчонок.

Не ожидавшие такого, они невольно расступились, и Аркадий побежал, не разбирая дороги. Через несколько минут он вылетел на оживленную улицу и перешел на шаг, тяжело отдуваясь и вытирая выступивший на лбу пот. «Сволочи», – дрожащей рукой засовывая в карман волглый от пота платок, заключил Лыков. – Имеют старт, какой не снился другим, а от жиру бесятся. Чего им не хватает? Жрут от пуза, в любой вуз дорога открыта, а после еще на работу за кордон определят. Не надо годами горбатиться на службе за квартиру, машину, дачу, диплом, не надо унижаться, выпрашивать. Им собачек покупают породистых, любовь к животным прививают, а они?

Дома он набрал номер телефона Кислова:

– Олег? Привет! Аркадий. Помнишь, ты мне как-то говорил про секцию каратэ? Ну, не важно что… Нет, морду не набили, а вот я хочу кое с кем посчитаться.

Утром следующего дня Лыков проснулся с головной болью. Сохло во рту, противно скребло в носу – видно, начинался насморк. За окном зарядил мелкий моросящий дождичек. На работу жутко неохота, а воспоминания о вчерашнем унижении и собственном страхе портили настроение.

Подтянув поближе телефон, Аркадий упорно набирал номер районной поликлиники: просто так не пойти на работу нельзя – Котофеич и одного дня дома посидеть не даст. Придется вызвать врача и получить больничный. Правда, у них там тоже социалистическое соревнование за снижение нормы больничных человекодней – придумают же такой термин! – но не прогуливать же?