Наследники
Шрифт:
— Ну, кто теперь будет пребывать в этих светлицах? Уж не ты ли, дедушка? — Он повернулся к портрету Никиты-деда и, к удивлению сопровождавших его, вдруг сунул вперед кукиш: — Накось, выкуси!..
Вихляясь, он прошел в стряпную, там шлепнул вальяжную бабу-повариху Феклу и закричал на все хоромы:
— Попов сюда! Окропить мой дом от всякой скверны!
— Что ты, батюшка? — зарумянилась баба и степенно поклонилась. — Нешто так можно обходиться с мужней бабой!
— Молчи, кобылица! — пригрозил Прокофий. — В упряжку хочешь?
— Ахти, господи! — обомлела стряпуха.
Не
— Разевай пасть!
Стряпуха покорно ощерилась.
— Добра еще кобылица — остры зубы! — похвалил Демидов. — А где твой мужик?
— Тут, батюшка Прокофий Акинфиевич, — откликнулся из угла худобородый мужичонка в зипунишке.
— Экая слякоть и такую бабу себе спроворил! — ухмыльнулся Прокофий. — Ну, рядись с бабой в сбрую! Желаю в такой упряжке на погост ехать!
— Батюшка! — ахнула стряпуха и обронила на таганок ковш с водой.
— Рядись конями! Жалую за то каждому по ста рублев!
— Велики деньги! — вскричала женка. — Но и за богатство позориться не стану!
— Как, ты, мужицкая жила, барина своего не хочешь потешить? — побагровел Демидов и заорал: — Засеку!
— Батюшка ты наш, да за что сечь надумал! Пощади! — бросилась в ноги стряпуха.
— Не трону! Впрягайся в кибитку. Ну, живей, живей, саврасы! — заторопил их хозяин.
Худобородый мужичонка вспыхнул, стал ершистым.
— Я тебе, барин, не жеребец, а моя женка не кобылица! — гневно выкрикнул он, и глаза его потемнели.
— О, о! — захрипел в изумлении Демидов. Выпученными глазами он удивленно разглядывал крепостного.
— Ты что сказал, леший! — приходя в себя, зашипел Прокофий и темной тучей надвинулся на мужичонку. Мастерко не испугался, не отвел гневных глаз.
— Не трожь нашей чести, хозяин! — закричал он. — Мы хоть бедные и подневольные, а русские люди, и не след тебе нас позорить! — с гордостью закончил он.
— Ты что мелешь, сатана? — взбесился Демидов. — О какой чести речь идет? Да разве есть честь у холопа?
— Есть! — твердо ответил мастерко. — Ее и за деньги не купишь! Не трожь, отойди, а не то не ручаюсь за себя! — пригрозил он, и глаза его забегали в поисках дубинки.
«Чего доброго, очумелый схватит топор да по башке!» — струсил Прокофий.
Стоя на пороге, он пригрозил:
— Погоди, я тебе честь выпишу на мягком месте! Эй, кто там? Слуги!
Толпой набежали дворовые. Указывая им на мужичонку, Демидов закричал:
— На конюшню поганого да закатить ему двести плетей по чести!
Глаза его злобно сверкнули. Стряпуха в этот миг вцепилась в своего мужа.
— Не дам бить! Не дам истязать! Он у меня золотой человек! — заголосила она.
— Ты брось, баба! — прикрикнул на нее Прокофий. — А то и тебя отстегаю за милую душу! Прочь ее!
Холопы, вывернув мастерку руки назад, повели его на конюшню, а следом за ними устремился и Демидов.
Только растянули ершистого мужичонку на колоде и замахнулись плетями, как в распахнутые ворота нежданно торопливо вошел священник — высокий костистый детина в долгополой мятой рясе.
— Стой, что вы делаете, господин! — бросился он
к заводчику. — Да это самый лучший колесник на Камне!— Бей в чертово колесо! — не слушая попа, закричал Демидов.
Но священник не отступил. Он загородил собою мужичонку и сказал с жаром:
— На тысячи верст кругом на его колесах и руду и уголь возят! Золотые руки, поберечь надо!
Вдруг глаза Прокофия стали шалыми. Вихляясь, он приблизился к попику и с ядовитой улыбкой предложил:
— Заступа? А коли так, сам ложись за него!
Плюясь и ругаясь, хозяин трижды обошел вокруг обескураженного священнослужителя и снова предложил:
— Ну, что раздумываешь? Скидывай портки и ложись!
— Ваша милость, вы предлагаете несуразное! — поклонился хозяину священник. — Увольте труженика от наказания. Сами потом не пожалеете!
— А, не можешь за него плети принять? — вскрикнул Прокофий. — А сто рублей хочешь в кису?
— Ваша милость, поберегите достояние ваше для неимущих!
— Триста хочешь? — перебил Демидов.
— Напрасно испытуете, сударь, — снова поклонился священник. — А сего отменного умельца отпустите! Умен, золотые руки, не скот он!
— Пятьсот, батя! Крайняя цена. Ложись за него! Э-гей!..
Священник вспыхнул, невольно сжал кулаки. Мужики понимали, кипит попик. Но и пятьсот рублей — неслыханные деньги! Холопы закричали иерею:
— Батюшка, за пятьсот можно стерпеть! Выдюжаете!
Оскорбленный иерей овладел собой, тряхнул головой.
— Что за словеса непотребные! — воскликнул он. — На меня сан возложен, честью человека не торгую, хоть сир и убог я. — Он решительно подошел к Прокофию: — И вас, сударь, покорно прошу не смущать малых сих. — Он протянул сильную, но дрожащую от волнения руку и хотел отвести заводчика в сторону. Такая неожиданная настойчивость попика привела хозяина в ярость. Он проворно выхватил у конюха плеть и стал хлестать священника.
— Не учи меня, кутейник! Не суйся, попович! — приговаривал Демидов.
Холопы застыли в страхе. Боязнь перед хозяином парализовала их. Прокофий, забыв о мастерке, отхлестал попа плетью и довольный вернулся в хоромы. Утолив голод и отдохнув после обеда, он долго бродил по кабинету. Сумерки крались в окна. Прокофий вздохнул.
«До чего настойчив он!» — с огорчением вспомнил о священнике и велел позвать его.
За окном потухала заря, ее красные отблески меркли на каменных стенах мрачного кабинета. Прокофий одиноко сидел в глубоком кресле, когда приглашенный переступил порог и смущенно остановился у двери.
— Проходи, батюшка, — ласково пригласил его Демидов.
— Благодарствую, — мягким голосом отозвался священник и поклонился хозяину.
Заводчик заставил гостя сесть в кресло. Своим пристальным взглядом он привел его в большое смущение. Наконец Демидов прервал молчание и спросил иерея:
— Это вас, батюшка, мой покойный дядя Никита Никитич заставил повенчать мертвяка с девкой?
Священник печально склонил голову, глухо отозвался:
— Что вы, благодетель наш! Николи того не было… Одни поклепы на моего предшественника. Стар и убог он был, вот и обижали его…