Наследство Пенмаров
Шрифт:
– В честь героини из «Любовью за любовь»?
– В честь девушки из поэмы Теннисона, – сказала я, не зная, что Теннисона вдохновил Шекспир, о чем Марк сразу же поставил меня в известность.
– Что ж, – добавил он, – хорошее имя. Но мы должны назвать ее и в честь тебя тоже.
– Нет-нет, Марк! «Мариана Джанна» звучит ужасно! Пусть она будет просто Марианой. Кроме того, мне не нравится мое имя.
– А мне нравится, – возразил он. – Ну что ж, может быть, у нас будет еще одна девочка…
Мы не знали, сколько хотим иметь детей, – может быть, четверых или пятерых. После смерти Стефена у меня появилось
Но вскоре после рождения Марианы Марк сказал:
– У нас масса времени и уже двое детей, давай теперь немного поживем для себя. Я весь год очень много работал, да и ты тоже, несмотря на беременность. Почему бы нам не махнуть куда-нибудь передохнуть пару месяцев? Мне бы хотелось поехать в Италию, или Швейцарию, или, может быть, еще раз во Францию. Мне нужен отдых.
Не знаю, почему меня расстроило его предложение. Несомненно, одной из причин нежелания путешествовать за границей был наш медовый месяц, когда я страдала от тоски по дому, незащищенности и от чувства собственной неполноценности. Другой причиной было то, что я с огромным трудом привыкала к новой жизни в Пенмаррике и чувствовала, что не выдержу дополнительного испытания путешествием за границу. Но какими бы ни были причины, я сразу поняла, что не хочу ехать.
– Мне еще рано оставлять Мариану, – неуверенно начала я, но, к моему ужасу, Марк сразу же разгадал мою уловку и сделал резкое замечание о том, что долг жены – заниматься не только детьми, но и мужем.
Это меня расстроило, потому что я прилагала невероятные усилия, чтобы ему угодить, даже занималась самообразованием, чтобы он не стыдился меня, когда мы встречались с людьми, равными ему по положению. Но он не извинился, а просто ушел, прежде чем я смогла сказать, что он несправедлив. Потом я попыталась забыть о нашей размолвке, но вскоре обнаружила, что снова и снова вспоминаю о ней, пока наконец, не в силах больше расстраиваться, не решила снова завести разговор об отдыхе.
– Марк, – начала я на следующий день, когда сентябрьское солнце заливало светом террасу, а щеки наши обдувал ветерок с моря, – Марк, по поводу отдыха…
Он посмотрел на меня, и в его черных глазах появилось то расчетливое выражение, которое я так хорошо знала.
– Любопытно, что ты завела об этом речь, – сказал он. – Я как раз сам собирался вернуться к нашему разговору.
– А-а. – Я так растерялась, что не находила слов.
– Что ты хотела сказать?
– Я… просто хотела извиниться за то, что отказалась ехать… я просто пока к этому не готова. Но, Марк, я совсем не хотела сказать, что больше никогда не захочу путешествовать! Может быть, на следующий год…
– На следующий год, – отрезал он, – ты опять будешь беременна, и мы опять не сможем никуда поехать.
Теперь наступила моя очередь злиться.
– А тебе будет так противно, если я опять забеременею? Мне казалось, ты тоже хотел детей!
– Но не всех же сразу! – парировал он. – Зачем так спешить? Разве нельзя выделить немного времени, чтобы насладиться обществом друг друга? Попробуй поставить себя на мое место, если, конечно, ты способна принимать какую-либо точку зрения,
кроме своей собственной! За четыре года ты родила троих детей; это, может быть, очень приятно и удовлетворяет твои материнские инстинкты, но не оставляет тебе возможности удовлетворять мои инстинкты! Мне кажется, тебе пора уже подумать не о себе, а обо мне. Мне надоело быть мужем от случая к случаю, даже если тебе по вкусу быть эпизодической женой.Невероятным усилием я сохранила самообладание.
– Другие мужья как-то обходятся. Немало жен рожают детей каждый год.
– В наши дни только простолюдины плодятся как кролики!
– А я, как ты никогда не упускаешь случая напомнить мне, как раз из простой семьи! Ты это хочешь сказать? Ты хочешь сказать, что у леди «не принято» рожать каждый год? Да?
– Да не будь ты так чертовски обидчива! – Он напрягся от досады. – Черт побери, Джанна, я не хочу сказать, что нам не нужна большая семья, я просто не понимаю, почему мы не можем подождать два года или хотя бы год, прежде чем заводить еще одного ребенка.
– У меня нет времени ждать, – сказала я с досадой, потому что не любила задумываться о разнице в десять лет, которые нас разделяли, а тем более обсуждать это с ним. – Времени нет у меня.
– Ты сможешь рожать еще по крайней мере десять лет.
– После сорока лет роды становятся более опасными. Так что остается пять лет, а не десять.
– Значит, ты собираешься провести следующие пять лет, рожая как можно больше детей и обеспечивая себя предлогом избегать меня по нескольку месяцев каждый год!
– Это не так!
– Разве врачи не рекомендуют женщинам воздерживаться от сексуальных отношений во время беременности и после родов?
Я терпеть не могла, когда он так прямо говорил об интимных вещах. Подобная откровенность унижала меня. Я больше не была ни барменшей, ни даже женой фермера и негодовала, когда Марк обращался со мной так, словно я привыкла к грубости.
Но хотя я оскорбленно замолчала, он и не подумал переменить тему.
– Я тебе чем-то не угодил?
– Ах, Марк, не говори ерунды!
– Но спать со мной тебе нравится уже меньше, чем раньше.
Я сказала себе, что он расстроен, и подавила негодование.
– Нет… нет, не меньше, но… – Я с трудом подыскивала слова, чтобы он меня правильно понял. – Но ведь это приходит и уходит, и ничего не остается. А дети – дети остаются! Женщина чувствует себя полноценной, когда у нее есть дети. О Марк, попытайся понять…
– Похоже, наш спор совершенно бесполезен, – холодно прервал он меня. – Я говорил тебе, что очень хочу детей. То, что я хочу втолковать тебе сейчас, – это чтобы хотя бы один год ты была только моей.
Я взорвалась, и это было непростительно с моей стороны, но терпение мое лопнуло.
– И ты еще обвиняешь меня в эгоизме! Да ты гораздо более эгоистичен, чем я!
– Я просто требую того, на что имеет право любой муж! – Мы раздраженно уставились друг на друга. Потом он спросил ровным голосом: – Так ты поедешь со мной в следующем месяце отдыхать или нет?
– Марк, я только что попыталась объяснить…
– Да или нет?
Я подумала об иностранных городах, незнакомых людях, о страдании, которое вызывало во мне пребывание на чужой, враждебной земле.