Наследство последнего императора. 1-я книга (II)

– Сидеть! Здесь тебе лучше – тепло и места много.

– Так, Бусяцкий, – нехотя и лениво сказал Яковлев. – У меня совсем нет времени. Мои люди устали уходить от тебя, а у меня никакого желания с тобой возиться. Или ты будешь говорить немедленно и правду, или я расстреляю тебя самолично – здесь и тоже немедленно, что мне доставит удовольствие, поскольку ты у меня на мушке, а не я у тебя. Ты хотел расстрелять меня безо всяких колебаний, так что можешь рассчитывать на взаимность. Где ждет Заславский? Где вы договорились взять меня в клещи?

Бусяцкий молчал.

– Павел Митрофанович! – приказал комиссар. – Оттащи эту падаль к двери, чтобы он своими мозгами мне сапоги не забрызгал.

Мощной хваткой Гончарюк схватил Бусяцкого за ворот исподней рубашки и потащил.

Затрещала ткань, и в руке матроса остался только лоскут. Гончарюк отшвырнул лоскут в сторону и, недолго думая, крепко ухватил Бусяцкого за волосы и потащил к порогу. Бусяцкий заорал:

– Пусти! Бо-о-льно!

– Верю, – согласился Яковлев. – Должно быть больно. А ты как думал, когда собирался расстреливать своих же товарищей красноармейцев? Что нам не будет больно? Товарищ Гончарюк! По моему счету «три» влепи этой скотине в башку две… нет, лучше три пули. Он нам теперь уже не нужен. Он здесь не единственный, кто знает, где Заславский ждет нас. Считаю: раз…

– Около Иевлева, на выезде, – мрачно сказал Бусяцкий. – Как подойдете к лесу, он должен ударить спереди, я – сзади.

– Теперь ты действительно, будешь сзади – на веревке, – бросил Яковлев. – Если я не передумаю… Сколько человек? Вооружение? Пулеметы? Еще что?

– Пулемет один, – ответил Бусяцкий. – У него тридцать штыков. Обещал еще добрать людей в деревнях по дороге…

– На что он рассчитывает?

– Ясно, на что, – буркнул Бусяцкий. – Удар с двух сторон – вам деваться некуда. Полностью косить твоих людей никто не собирался, – торопливо прибавил Бусяцкий. – Прикончили бы Николашку и все. А ты свободен. Уезжай к своим, кто тебя послал.

– Ты, сучий потрох, прекрасно знаешь, кто послал сюда комиссара Яковлева! – сказал Гончарюк и ткнул Бусяцкого в бок своим подкованным «гадом». – Комиссара Яковлева послал сюда лично товарищ Ленин. И товарищ Свердлов тоже. Выше их начальников в советской России нет!

– Ты, Бусяцкий, – добавил Чудинов, – вместе с подлецом Заславским выступил против советской власти! Ты есть белогвардейская шкура, изменник народному делу. Ты есть враг народа! Ты и твой иуда Заславский!

– Скажи-ка, Бусяцкий, – ласково спросил комиссар. – Как, по-твоему, я должен поступить с белогвардейской контрой?

Под правым глазом у Бусяцкого расплылся синяк и совсем закрыл глаз, но второй, зрячий глаз, сверкал ненавистью.

– Никто не верит, что у тебя настоящие мандаты, – хрипло выговорил он. И добавил громче. – А ты, Чудинов, говори, да не заговаривайся! Тебя весь Урал знает – да! А ты сам не знаешь, кто твой Яковлев.… Никакой он не Яковлев. Мячин он! Это он почтовый поезд ограбил и золотишко захапал! А теперь говорит, что большевиком стал? С Лениным водку пьет! Мандаты ему Ленин подписывает! А у меня совсем другие сведения, и дал мне и товарищу Заславскому эти сведения сам товарищ Филипп Голощёкин, главвоенком!.. – он плюнул на пол кровавым сгустком.

– Сам-то ты водку пил сегодня? – с неожиданным сочувствием поинтересовался комиссар.

– Ты мне наливал, что ли? – отрезал Бусяцкий. – А один стакан не считается…

Яковлев согласился.

– Да, для крепкого мужика с чистой совестью не считается. Он всегда голову на плечах держит. Может быть, и ты не потерял башку свою окончательно? А? Если не потерял и не пропил, тогда скажи мне внятно и честно – в чем моя измена? В чем измена моих боевых товарищей? Какую еще напраслину Голощёкин возводил? Говори смело, за правду я никогда не наказываю.

Бусяцкий прислонился спиной к стене, вытянул ноги, убрал со лба мокрые волосы. Кожа на лбу у него была рассечена, кровь из раны стекала ему на подбитый глаз.

– Скажу, – мрачно произнес он. – Твоя измена в том, что Николашку хочешь выкрасть и за границу в Германию свезти.

Яковлев достал трубку и медленно набивал ее кнастером. Прикурил, выпустил облако ароматного дыма и сказал:

– Дурья твоя башка, Бусяцкий! Ну, подумай, если ты еще способен думать, – как я могу отправить за границу хоть царя, хоть лакея через Москву? А за какую границу можно его отправить через Екатеринбург?

Бусяцкий молчал. Комиссар терпеливо ждал ответа.

– Ну! – подбодрил он. – Смелее!

Наконец Бусяцкий глубоко вздохнул.

– Дозволь сесть на лавку, – попросил он. – Тут сильно дует. А у меня на спине чирей вскочил… Ежели расстреливать меня будешь, тогда уважь – дозволь к стенке стать. Чтобы не как собаку – на полу…

– Садись, – разрешил Яковлев и сделал знак Гончарюку.

Матрос помог Бусяцкому подняться на ноги. Тот, сев на лавку, вытер ладонью лоб и размазал кровь еще больше. Оглядев всех, кто был в избе, Бусяцкий неторопливо проговорил:

– Ты должен понимать, Константин: Екатеринбург не проедешь.

Яковлев молча курил свою трубку. Потом подошел к печке и аккуратно выколотил в нее пепел. Поправил ремень и портупею. Вынул из кармана френча сложенный вчетверо лист и протянул Бусяцкому:

– Читай! Вслух!

Тот, шевеля губами, попытался прочесть.

– Лампу ему! – приказал комиссар. – Павел Митрофанович, посветите!

Матрос взял со стола керосиновую лампу-«молнию» и поднес к Бусяцкому.

Тот медленно прочел вслух:

«Настоящим все воинские части и соединения Красной Армии, а также Красной гвардии и рабоче-крестьянского ополчения обязаны по пути следования уполномоченного ВЦИК и СНК Яковлева В. В. при не-об-хо-ди-мости пере-под-чи-нять-ся указанному уполномоченному…», – он замолчал.

– Ты подписи, подписи читай! – приказал матрос Гончарюк.

– «Председатель исполкома Уралсовета Белобородов, члены исполкома Сафаров и… Голощёкин!» – с нескрываемым удивлением прочел Бусяцкий.

Яковлев отобрал у него документ.

– Это что, по-твоему? – спросил он.

Бусяцкий медленно покачал головой.

– Не знаю… – мрачно сказал он. – Непонятно…

– Разрешите, товарищ комиссар, – вмешался Чудинов. – Пора! Предлагаю: Бусяцкого, как изменника и врага советской власти, расстрелять немедленно, людей его разоружить и распустить!

Бусяцкого охватила мелкая дрожь. Он приподнялся со скамьи.

– Сидеть! – приказал матрос Гончарюк, пристукнув рукояткой маузера Бусяцкого по спине. Тот опустился на место.