Наследство последнего императора. 2-я книга

– Так-так, продолжайте, пожалуйста, – невозмутимо кивнул капитан.

– Керенский родился не так далеко от наших мест, там же, где и Ленин, – в Симбирске. По отцу он из духовенства, по матери – из потомственных дворян, хотя одна из прабабок Керенского была крепостной крестьянкой. Это точно, я специально интересовался. А вот что Керенский был масоном, – правда, но все молчат. И что всё Временное правительство было масонским – опять молчат! А почему молчат? Да потому что тайна сия ещё более страшная, и мировой кагал перед масонством просто меркнет.

– Вы так убеждены? – удивился Горшеневский.

– Абсолютно! – заверил Модестов.

– Да откуда же у вас такие сведения? Такие деликатные сведения?

– Деликатные – да, – с усмешкой согласился Модестов. – Из надёжного источника, будьте уверены 7 .

Горшеневский встал, подошёл к окну и задумался, глядя во двор.

– И все же с волосами у вас, сударь, не то вышло-с, – подал голос Чемодуров, обращаясь к Модестову.

– У меня? С моими? – расхохотался чиновник и шлёпнул ладонью себя по лысине. – Куда уж дальше?

7

Двоюродный брат Модестова, приват-доцент Александр Порфирин, состоял в русской военной масонской ложе петроградского филиала «Великий Восток Франции». Был ли сам Модестов масоном, точно не известно (авт.).

– Великие княжны здесь уже стрижеными были. Только шляпки надевали, когда выходили из дому, чтоб внимания лишнего не привлекать, – веско заявил Чемодуров.

Модестов только усмехнулся.

– Вам бы… Вам бы, Терентий Иванович, отдохнуть, как следует. И поспать. Чтоб не воображали себе невесть что и не сочиняли.

– Да, надо бы, – грустно согласился старик. – Уж, наверное, в Тамбовской…

Вошёл давешний унтер. Принёс тюремную миску с горячей гречневой кашей и оловянную ложку. Поискал глазами, куда бы поставить.

Модестов взял свои костыли и тяжело поднялся со стула.

– На мой стол ставь, служивый, – предложил он. – Идите сюда, Терентий Иванович, откушайте на здоровье.

Чемодуров сидел над тарелкой и все не мог приступить к еде. Плакал, роняя слезы в кашу. Горшеневский громко кашлянул.

Старик поднял на него глаза и затих. Медленно проглотил первую ложку, посидел и зачерпнул второй раз.

– Вот и хорошо, – ободряюще улыбнулся капитан. – Вот и славно.

Когда Чемодуров доел и попытался встать, комната закружилась, и он с трудом устоял.

– Благодарю покорно, – выговорил Чемодуров. – Теперь я могу к себе?

– К себе? Это куда? – спросил капитан. – Ах, да! Понял. В камеру?

– Да, в неё. Больше некуда. Соснуть бы немного…

– Проводи! – приказал Горшеневский унтеру.

Тот бережно взял старика под локоть и повёл к двери.

У порога Чемодуров остановился. Обернувшись, спросил:

– Господин капитан, а я мог бы?.. Сходить туда… в дом?

– Ипатьева?

– В его, в его…

– Боюсь, как бы вы не опоздали, – отозвался Модестов. – Не наши, так чехособаки там половину разграбили.

– А мне ничего не надо, – сказал Чемодуров. – Моего там ничего нет. Мне поглядеть.

– Наверное, можно, – сказал Горшеневский. – Только следует вам завтра, никак не сегодня – теперь поздно, с утра обратиться в штаб начальника гарнизона, а там – к полковнику Жереховскому или капитану Малиновскому. При штабе составлена дознавательская группа – особая. Упомянутые господа офицеры её возглавляют. Они-то вам и нужны. Может статься, и вы им понадобитесь.

– Так я, значит-с, того… – Чемодуров стряхнул несуществующую пыль с колен. – Того-с… э-э-э, значит, как ваша милость скажет, я могу идти-с?

– Идите, идите! – энергично закивал Горшеневский.

А Модестов хмуро пожал плечами и уставился в бумаги, всем видом своим говоря старику: надоел, без тебя дел полно.

– А потом у вас есть куда идти? – спросил Горшеневский.

Но старик не ответил и даже не обернулся. Он застыл у открытого окна и смотрел поверх цветов герани, в горшках на подоконнике, на тюремный двор.

– Терентий Иванович! – позвал капитан.

Старик вздрогнул и выговорил изумлённо:

– Спасён! Спасён, слава Господу и Царице Небесной! Чудо – чудо! – и широко перекрестился.

– Знакомого увидели? – заинтересовался Горшеневский, подходя к окну.

Прискакал и Модестов на одной ноге, оставив костыль у стола.

– Ещё один воскресший? – ядовито осведомился он.

3. АЛЕКСЕЙ ВОЛКОВ, КАМЕРДИНЕР ИМПЕРАТРИЦЫ

А. А. Волков, бывший камердинер императрицы Александры

ПОСРЕДИ тюремного двора, вымощенного мелким круглым булыжником, стоял деревенский мужик – рослый, в косую сажень, в изношенной крестьянской поддёвке, отороченной серой смушкой и собранной на талии в гармошку, в полосатых портах и разбитых лаптях с грязными онучами. Чёрная с проседью борода, нечёсаная, свалявшаяся. Грязно-серые лохмы вылезли из-под полуразваленной шляпы, которая годилась разве что на воронье гнездо или для огородного пугала. Пришелец нерешительно оглядывался, словно не понимал, куда зашёл.

К мужику шагнул тюремный надзиратель.

– Чего-сь надоть, лапоть рваный? Не в трактир припёрся. Стража, зачем пропустили?

Крестьянин вдруг выпрямился – резко, по-военному, и прямо-таки ошпарил взглядом надзирателя:

– Ты что же, Спиридонов, харю суконную свою так высоко задрал? – осведомился мужик. – Ведь сам – крестьянский сын! Как и я, между прочим. А часовой хорошо знает, кого надо пропустить. Лучше тебя знает.

Надзиратель вздрогнул, отшатнулся, выпучил по-рачьи глаза и густо побагровел.

– Ваша милость, госпо… господин Волков? Вы ли это?..

– Трудно меня узнать? Верю, – усмехнулся мужик. – Но все-таки это я.

– Прошу покорнейше извинить, – резво согнул спину надзиратель. – Радость-то какая видеть вас в добром здравии!..

– Врёшь ты всё, Спиридонов. И не рад ты вовсе, и здоровье моё не так чтобы очень доброе.

– Вы к нам по делам? Чем могу служить-с?

– Ты уже мне услужил, когда я арестантом у тебя был. Начальник тюрьмы здесь?

– Ещё с паужина 8 не пришли-с. Да вот они – пришли, стало быть-с!

8

То же, что и ланч у англичан.

В железную калитку в воротах протиснулся толстяк в мундире и направился в контору. Пройдя мимо крестьянина, внезапно остановился, обернулся:

– Тебе чего надобно, любезный?

И вдруг вскричал:

– Господин Волков! Алексей Андреевич! Да вы ли это? Глазам своим не верю!..

– Тем не менее, это я, любезный Пинчуков. Резво ты мимо проскакал. А Спиридонов мне и вовсе чуть было плетей не пообещал. Совсем загордились вы тут при большевиках, вознеслись…

Начальник бросился к пришельцу, схватил обеими руками его руку и затряс так сильно, что с его круглой физиономии слетели капли пота. Потом отошёл на шаг, продолжая с изумлением разглядывать гостя с ног до головы.