Наследство
Шрифт:
— У вас дома хранилось это зелье или что-то подобное?
— Нет. Зачем? Точнее, я думаю, что нет. Мне по крайней мере не приходилось видеть или слышать об этом.
Ее неуверенность не осталась незамеченной. Следователь немного помолчал, внимательно следя за ее реакцией и вдруг сменил тему:
— Что вы можете сказать о вашем пасынке?
Тут Екатерина задумалась.
— Ну…сын от первого брака. Младший…
— Его биографию мы знаем. Расскажите о нем, как близкий человек. Как мать.
Вдова вздрогнула и отвела взгляд. Никогда она ему не была матерью. И даже мачехой. При Евстафии юноша еще сдерживал свое
Мережская глубоко вдохнула.
— Служить ему нравиться. Потому что чин этот ему купил отец, а, следовательно, это практически его прощальный подарок. К тому же Николай амбициозен, он жаждет проявить себя, прославиться, а Великокняжеский корпус лучшее для этого место. Ему нравится, когда его жалеют и когда его хвалят. По сути он просто недолюбленный мальчик, который получал мало внимания в детстве.
Кате хотелось добавить «злой мальчик», но она не стала. Ради памяти мужа. Еще спустят на ребенка всех собак. А он, пусть и злой ребенок, но совсем не преступник. И отца любил.
— Мальчик? — усмехнулся Гастин. — Он на три года всего лишь младше вас.
Мережская пожала плечами.
— Мужчины взрослеют позднее.
— Считаете женщин умнее?
— Считаю, что у женщин нет выбора взрослеть или нет.
«Не маленькая уже!» — говорил Евстафий. А ей хотелось быть маленькой. Чтобы обняли, согрели, укрыли одеялом, рассказывая забавную историю…
Муж никогда не засыпал в ее кровати. Иногда он на нее злился, иногда ей гордился, но не любил. Она знала, что не любил. То, что он приходил ночью, никак с любовью связано не было. Берег. Давал деньги. Но не сидел у ее постели, когда она болела, не интересовался ее делами, он вообще по сути не знал ее. Впрочем, когда она заболевала в детстве, родители тоже к ней не приходили, как и брат с сестрой. Только старая Нита развлекала ее древними легендами, обтирала влажным полотенцем, носила ей с кухни бульон в большой красной чашке…
— Вряд ли ваш последний вопрос относится к делу, — заметил Михаил. Гастин ему не ответил.
— Хорошо, инкнесса. Как пасынок относится к вам?
— Он не одобрял этот союз, — честно призналась вдова, — но отца уважал и слушался.
Даже не лез к ней с издевками, если Евстафий был рядом. А теперь приструнить юношу было некому. Жаль, что Аглая не может с ним справиться и мальчик растрачивает свою жизнь на спиртное и времяпровождение в сомнительных кварталах.
— Это все, что вы можете сказать?
— Да.
Ее ответ не удовлетворил следователя. Станислав отобрал у Юрия папку с бумагами, немного покопался в ней, вытащил один из рукописных листов и протянул Мережской.
— Не хотите почитать?
Вопрос был задан так требовательно, что Екатерина насторожилась.
— Что там?
Михаил взял бумагу вместо нее
и внимательно ее изучил.— То, что о вас рассказал нам Николай. — пояснил капитан. — Разве вы не желаете ознакомиться?
— Нет, — резко ответила вдова, с неприязнью смотря на следователя. Тот в ответ рассматривал ее. Катя почувствовала себя подопытной мышкой, наподобие тех, на которых в соседних государствах ставят опыты в своих лабораториях маги. Впрочем, говорят, некоторые мышками не удовлетворяются. Вроде как на юге даже недавно кого-то судили за опыты над людьми… Впрочем, их Лакория соседствует с Илендией, где в свое время проводила чистку Инквизиция, и вследствие столь близкого соседства чародеев у них немного. Хотя в последнее время вроде как Великнесс очень даже заинтересовался их способностями.
Но это отношения к делу не имеет.
Девушка отбросила лишние мысли и встала.
— Если это все, позвольте откланяться.
— Как вам угодно.
У Михаила забрали бумагу. Талькин на прощание схватил ладонь инкнессы и долго тряс, потом опомнился, покраснел и отпустил. Катя на всякий случай спрятала руки в складки юбки.
— Светлой стороны.
— И вам, графиня.
Екатерина проводила недовольным взглядом покидающих гостиную посетителей и устало опустилась на диван.
— Почему вы не сказали про записки? — спросил Михаил.
— Не поверят, — вдова устало потерла виски.
— Плохо себя чувствуете?
— Нет. Все нормально. Просто голова. Пройдет к обеду.
— Распустите волосы. Легче станет. Проверено на Лизе.
Вдова нерешительно коснулась пучка.
— Нехорошо как-то…
Михаил попытался вспомнить прически провинциальных и столичных дам.
— По-моему в этом нет ничего не прилично. К тому же вам идет.
Катя покраснела и тут же убрала руку от головы.
— Так привычнее.
Климский подвинулся ближе к ней и начал вытаскивать из ее волос шпильки.
— Вы бледны, словно вот-вот в обморок упадете. Сделайте своему организму поблажку.
Вдова застыла, боясь пошевелиться. Чужие руки порхали над ее головой, щекой она ощущала дыхание Михаила.
— Вы не похожи на доктора или парикмахера, — заметила она смущенно.
— Считайте, что я устроился на полставки работать вашим другом.
Сердце затрепыхалось непозволительно радостно.
— И когда истекает срок действия договора?
— Когда я уеду.
Мережская улыбнулась.
— А вы столько выдержите?
Михаил не ответил. Он смотрел на бледную девушку с распущенными волосами, неуверенно улыбающуюся ему. И не находил в ней ни одной черты Марии… А главное, ему и не хотелось их искать. Совсем.
— Почему вы не рассказали о непристойном поведении пасынка?
Ее улыбка угасла.
— Зачем? В любом случае он любил отца и убить его не мог, а остальное для следствия неважно.
— Зато он про вас написал всякие гадости.
— Это его личный выбор.
Юрист не мог понять ход мыслей своей подопечной. Она не то что не стала наговаривать на Николая Мережского — она даже сокрыла некоторые очень неприятные факты его биографии, хотя делать это была не обязана. Даже наоборот. Мужчина привык к совсем другому поведению людей в подобных ситуациях. А повидал он за годы практики не мало похожих случаев.
— Вы не знаете, как пасынок о вас отозвался в своей записке, — заметил он.