Наследство
Шрифт:
Два соседа-людоеда… Людоеда людоед Приглашает на обед…
— Понятно, — сказал Мелик. — Неплохо.
— Неплохо, да? — захохотал Леторослев, опять начиная прыгать. — Но это еще не конец. Значит, приглашает на обед:
Приходи, соседи ведь мы, Ничего, что жены ведьмы! У меня жратва богата, Помнишь жениного брата?
Презанятный толстячок, Славный выйдет шашлычок!
Неплохо, а?!
— Прямо-таки здорово, — признал Мелик.
— А вот еще стишок, — не унимался Леторослев. —
Говорит сексот сексоту: Все я знаю про того-то…
Ну, здесь еще немного не завершено… А вы, значит, связались теперь с ними? Что же, у них возникли затруднения? Столько
Мелик злился на себя, что не продумал предварительно, как нужно обращаться с Леторослевым. Он решил, что для первого раза они поговорили достаточно, лучше дать ему успокоиться и прийти снова через пару дней, выяснить все обстоятельней. Поэтому он и сам поспешно вскочил, сказал, что назначил свидание и не может опаздывать, и убежал, хотя Леторослев уже сбавил тон, кажется, готов был идти на попятный и предлагал дружески попить чаю.
На час дня у него в самом деле было назначено возле Красных ворот свидание с иностранцем Григорием Григорьевичем. Мелик пришел на условное место задолго до срока и, присевши на лавочку в скверике, постарался теперь как можно тщательней составить программу предстоящего разговора.
Однако свидание вышло скомканным. Григорий Григорьевич, подъехав в такси, даже не отпустил машину. Ему неожиданно представилась возможность совершить трехдневную экскурсию в Ленинград, где он ни разу еще не был, и он не хотел упускать такой случай. Он убедительно просил его извинить. Он всегда мечтал посетить этот город, а сейчас это просто ему необходимо.
— Ви знайте, — сказал он Мелику, — мой отьец родьился в Санкт-Петьербург. Я расскажу послье…
В утешение он подарил Мелику книгу богослова Жана Даньелю на французском, которым Мелик не владел, и укатил, обещав позвонить сразу как только вернется.
Чертыхаясь, Мелик поплелся домой: вечером он обещал зайти к Ольге, идти сейчас, днем, к кому-то еще настроения не было.
Он вошел в свой подъезд и уже открывал дверцу лифта, когда сбоку, с лестницы, ведшей в подвал, к нему метнулась темная фигура. От неожиданности Мелик вздрогнул.
— Ах, это вы?! — узнал он сумасшедшего. — А я уж удивлялся, куда это вы пропали…
Сумасшедший был воскового цвета, едва стоял на ногах. Ему было плохо, это Мелик разглядел даже в полутьме парадного. Сумасшедший хотел что-то сказать, но не смог и лишь захрипел, пена пузырилась у него на губах.
Мелик подхватил его под руку.
— Пойдемте, подымемся ко мне, — сказал он, прислоняя того к стенке лифта.
Они поднялись, Мелик ввел старца в комнату, усадил на кровать, сам снял с него пальто и кепку.
— Вы прилягте, прилягте, — уговаривал
он. — Что с вами, сердце?Сумасшедший покорно лег. Мелик заколебался, не стянуть ли с него кирзовые грязные сапоги, но не стал. Сумасшедший опять попытался что-то сказать, язык опять не послушался его.
— Может быть, вам какого-нибудь лекарства? — не на шутку обеспокоился Мелик. — У меня ничего нет. Подождите, я спрошу у соседей…
Сумасшедший слабо ворохнулся. Мелик выбежал в коридор, постучался к соседу-слесарю, единственному, кто был в этот час дома. У соседа, конечно, тоже не было ничего, он готов был только, если нужно, пожертвовать полстакана водки. Мелик отказался от водки, налил на кухне воды, принес сумасшедшему. Тот не мог удержать стакана, с трудом подымая правую руку. Мелик стал сам поить его, стакан стучал о желтые зубы, вода расплескивалась, текла по небри тому подбородку и затекала под растянувшийся ворот старого драного свитера на грудь. Левой рукой, которая вроде бы повиновалась ему лучше, сумасшедший с раздражением оттолкнул стакан. Он разжал губы, чтобы заговорить, и еще раз не смог. Лицо его перекосилось, коричневые пятна пиг ментации на лице и голом треугольном черепе выступили еще резче.
— Может, неотложку? — наклонился к нему Мелик, тревожась все больше.
Сумасшедший сделал движение, выражавшее, очевидно, протест. Мелик все же выскочил в коридор, к телефону, дозвонился и вызвал.
— Фамилия, имя, отчество больного? — потребовала девица-диспетчер.
Мелик на секунду растерялся, сообразив, что так и не знает, кто же этот человек, хотел бежать в комнату, спросить у того, но тут же опомнился, взял себя в руки и сказал: «Мелик Валерий Александрович», — решив, что если они потом будут ругаться, что у больного вовсе не та фамилия и не то имя-отчество, он скажет, что оговорился нечаянно от волнения.
Пока он звонил, старика как будто чуточку отпустило, взгляд его был теперь меньше искажен страданием. Мелик сел рядом с ним на кровать.
— Ну как, полегче? — спросил он. — Сейчас они приедут. Сделают какой-нибудь укол или возьмут вас, отлежитесь денька два, все будет в порядке.
Сумасшедший взглянул на него с каким-то ужасом. Холодными не подчинявшимися ему пальцами он нащупал Меликову руку, стараясь сжать ее.
— Кто с тобой был? — углом перекошенного рта выдохнул он. — Этого не может быть… Его нет в живых!..
— Это… так, один мой знакомый… А вы что, следили за мной?! — спохватился Мелик.
— Его нет в живых, — повторил сумасшедший. — Органы не ошибаются.
— Что, что? — переспросил Мелик.
— Я узнавал, — сказал сумасшедший. — Они обманули меня. И ты, сынок… Сынок…
В тоне сумасшедшего была неподдельная горечь. Невольно тронутый этим, Мелик намочил полотенце и обтер старику лицо и губы с запекшейся пеной.
— Вы успокойтесь, успокойтесь, — как можно мягче заговорил он. — Вы ошиблись, тут какое-то недоразумение. Зачем вы за мной следили? Вы что, следили все эти дни? Что вам вообще от меня было нужно? Я не сержусь на вас, только вы принимаете меня, наверное, за кого-то другого.
— Я хотел тебе все рассказать, сынок, — прошамкал несчастный. — Сказать тайну… Вы все сговорились против меня. Незаконно репрессировали…
Мелик встал и отошел к окну.
— Вы успокойтесь, — попросил он. — Я понимаю, вы прожили тяжелую жизнь. Страдали. Мы вам поможем. Конечно, что за вопрос. Отлежитесь, поправитесь, сделаем для вас все, что в наших силах… Долго сидели? Я ведь и сам сидел. С четырнадцати лет, сперва в детколонии, потом в лагере…
— Я сам служил в органах! — с усилием выкрикнул вдруг старик.