Наследство

– И ты знаешь нужную дорогу? – спросила она. Голос ее прозвучал глухо и слабо в неподвижном воздухе Пустыря.

– Иначе бы не сунулся, – хмыкнул Генри. Обернулся, посмотрел внимательно. – Боишься? Не бойся, главное, не отставай. Я бы взял у тебя поводья, но…

– Не надо – оборвала принцесса. – Я умею держать себя в руках и с лошадью тоже справлюсь. Указывай дорогу!

– Как скажешь, – Монтроз пришпорил коня. – Не отставай, поняла? Если что, кричи!

– Если – что? – спросила девушка, но он не расслышал.

Она следовала за Генри, держась как можно ближе, и старалась не смотреть по сторонам. Однако любопытство брало верх, и время от времени Мария-Антония косилась то вправо, то влево и видела там удивительные вещи. То ей показалось, будто по параллельной тропе на рысях, вздымая песок, пронесся отряд всадниках в диковинной одежде, в шароварах, плащах и странных головных уборах, а на темно-синем знамени их не было никаких изображений, кроме яркой звезды. То по правую руку замаячили разноцветные вычурные купола – таких она никогда не видала прежде, – увенчанные золочеными маковками, зубчатые белые стены, высокие башни с шатровыми крышами; там цвела сирень, а под стенами прогуливались важные дамы, каждая из которых статью и осанкой походила на королеву, и не у всякой королевы были такие невиданные наряды в золоте и каменьях; там проносились экипажи, запряженные тройками, доносился даже перестук копыт и трезвон бубенцов, а потом раздался вдруг глубокий, басовитый, исполненный достоинства колокольный перезвон, каким обладают только очень древние церкви в столь же древних городах, и видение исчезло…

– Ты не очень заглядывайся, – предостерег Генри, даже не оборачиваясь. Видимо, представлял, что может грозить новичку на Пустыре. – Тут частенько видится всякое, бывает, покажется – руку протяни, и дотронешься. Так вот, лучше не протягивать. Может затянуть, я слышал. Окажешься черт знает где, никто никогда не найдет.

Мария-Антония молча вцепилась в поводья. Нет уж, руки и впрямь лучше держать при себе. Но от погляда беды не будет, верно ведь? И она снова покосилась в сторону: на этот раз слева поднимался в жарком мареве гигантский белокаменный дворец, а к нему тянулись повозки и целые процессии людей, и в облаках пыли величаво двигались огромные животные, способные, должно быть, растоптать человека одной ногой толщиной с древесный ствол; гиганты, однако, медлительно двигались туда, куда направляли их гортанными криками крохотные темнокожие погонщики, восседающие на их спинах, и никто не пугался гигантских клыков. Под колонноподобными ногами странных зверей суетились люди, трусили усталой рысцой тяжело груженые ослики, тянулись повозки, припорошенные все той же вездесущей пылью. А дворец утопал в яркой зелени, и били фонтаны, и среди лиан кричали ослепительно яркие птицы…

И снова всё исчезло, и теперь Мария-Антония видела только заснеженную равнину, над которой светили очень далекие, очень яркие и холодные звезды. Там не было ничего, только лёд и снег, и редкие скрюченные деревца, из последних сил цепляющиеся за мертвую землю.

– Стоп, – тихо велел Генри, и она осадила кобылу.

Гром и Звон взъерошились, они морщили носы, поднимали черные губы, обнажая клыки, но клокотавшее в горле рычание нельзя было расслышать. Лошади заволновались.

– Что?..

– Перекресток, – ответил Монтроз, чуть повернувшись.

– Ты… – начала было девушка, но язык не повернулся спросить, неужто Генри заблудился и не знает, какой поворот выбрать.

– Переждем, – сказал он коротко и спешился. – Слезай. Держи лошадь как следует.

– Что-то неладно?

– Ты на псов посмотри, – хмыкнул он. – Но я примерно представляю, кого ждать. Лучше пропустим, мало ли…

Мария-Антония снова посмотрела в сторону. Снежная равнина не исчезала, над нею теперь трепетали, как гигантские знамена, переливающиеся полотнища света, закрывающие небо от самых звезд и до горизонта. Она слыхала о таком, но никогда не видела, конечно.

«Право, стоило попасть в эти странные места, чтобы увидеть хотя бы мельком далекие страны», – сказала она себе, не сомневаясь даже, что видит не миражи и не порождение собственного воображения, а отражения далеких краев.

– Тс-с… – предостерег Генри и пнул Грома, который, забывшись, чуть не зарычал в голос. – Ни звука…

Девушка глянула перед собой. Зрелище было воистину поразительным: на тропе, пересекавшей их путь, воздух будто заколебался, а потом расступился, и на траву осторожно ступил большой снежно-белый зверь. Огляделся, насторожив уши, принюхался и потрусил вперед. За ним последовал еще один, и еще… Всего Мария-Антония насчитала два десятка: они прошли бесшумно, словно бы не касаясь тропы – трава едва колыхнулась, пропуская их, – и только вожак, низко склонивший лобастую башку к самой земле, покосился на людей, застывших на перекрестье троп, но, видно, решил не связываться с ними. Стая прошла за вожаком след в след, только поблескивали янтарные глаза, когда звери взглядывали на людей.

– Это полярные волки, – чуть слышно сказал Генри. – Пошли на охоту.

– Откуда они знают, куда им идти? – шепотом спросила Мария-Антония. – Они же звери!

– Они поумнее иных людей будут, – хмыкнул мужчина. – Я их тут сколько раз видел. Там у них, – мотнул он головой в сторону медленно тающей снежной равнины, трудно пропитаться, так они нашли путь сюда, в прерии. Тут на всех хватит… Но ведь не переселяются совсем, нажрутся от пуза, и обратно!

Девушка только вздохнула: воистину, мир настолько велик, настолько непредставимы пути его, что нет уже и смысла изумляться, все равно он сумеет преподнести загадку, которой не было прежде!

– Поехали, – скомандовал Генри, садясь в седло. – Дальше вроде спокойно.

– А ты точно знаешь, которая тропа – наша? – не удержалась Мария-Антония.

– Знаю.

– Откуда?

– Чую, – ухмыльнулся он, чуть повернув голову. – Как волки. Ты ж видишь, они все разные, тропы эти?

– Да, но…

– С первого раза их не различишь, – сказал Монтроз. – А проедешь тут с десяток раз, свою мигом найдешь. Хотя, – добавил он справедливости ради, – бывает, так напутано, что не сразу разберешься. Я как-то раз тут плутал, ждал, пока моя тропа от другой отлепится, перепутать боялся.

– Так они еще и меняются? – нахмурилась Мария-Антония. – Тогда как же ты…

– Выход всегда один, – предвосхитил ее вопрос Генри. – Ну, представь, это как будто кувшин с двумя дырками в стенках. В дырки продета бечевка – это тропа. Так вот, внутри она может путаться, как угодно, хоть узлом завязываться, с другими бечевками перевиваться, но у нее всегда только два конца. Так понятно?

– Вроде бы, – пробормотала девушка и посмотрела вправо. Там призрачным видением маячила бескрайняя пустыня, только вдалеке виднелись какие-то циклопические сооружения, но разглядеть их не получалось. – Генри?

– Чего?

– Если не будет иного выхода, если преследователи будут повсюду, можно ведь соступить с тропы, верно? – спросила она.

– Ну да, наверно, – отозвался он после паузы. – Черт знает, где окажешься, но если в клещи возьмут, обрадуешься и пустыне! Там тоже помрешь, конечно, но шанс еще будет, а тут… наверняка. Я тоже про это думал, было дело. Но знать бы, когда мчаться к Пустырю, вот в чем загвоздка!

– Да, тут не угадаешь, – согласилась принцесса.

– Я слышал, – добавил Генри, – те, кто на Пустыре пропадал, а потом возвращался… – Он умолк. – В общем, они после этого умели и так уходить… куда-нибудь. Только я никого из них не встречал, а наврать что угодно можно… А теперь давай за мной, быстрее!!

Мария-Антония послушно пришпорила лошадь, понеслась сломя голову за Монтрозом, спиной чувствуя, как накатывается сзади и слева что-то нехорошее, недоброе, но не смея обернуться, потому что тогда – точно смерть…

– Гони, не жалей лошадь! – надрывался Генри, и девушка хлестала пегую кобылу, не щадя сил, а та и сама неслась со всех ног, будто чуя беду. А может, и правда чуяла…