Наследство

Сворачиваю на Эйвбери. Эдди в этом семестре предстоит изучать доисторический период. В Уилтшире на каждом шагу можно встретить всякие древности. Мы ставим машину и, отказавшись от предложения вступить в Национальное общество охраны исторических памятников, вливаемся в плотный поток людей, продвигающихся по тропе к кромлеху. [11] Земля в инее сверкает, солнце слепит.

Суббота просто великолепная, в Эйвбери толпы гуляющих, все, как и мы, тепло укутаны и кажутся бесформенными. Люди подходят к древним валунам и отходят от них. Два концентрических круга, не такие высокие, как в Стоунхендже, не такие величественные, зато диаметр кругов гораздо, гораздо больше. Дорога ведет нас вокруг камней. Внутри кругов поместилась почти половина деревушки, правда, небольшая церковь скромно притулилась снаружи. Мне тут нравится. Столько разных жизней, столько лет — все сосредоточено в одном месте. Мы неторопливо движемся вокруг кольца. Бет читает вслух путеводитель, но мне кажется, Эдди не слушает. Он опять нашел палку. Это его меч — он воображает, что сражается с кем-то, и мне хочется залезть ему в голову и подсмотреть, кто его соперник. Может, варвары? Или кто-то из школы?

11

Кромлех — древнее сооружение, представляющее собой несколько поставленных вертикально в землю обработанных или необработанных продолговатых камней, образующих одну или несколько концентрических окружностей. У кромлеха в Эйвбери самый большой диаметр.

— Мегалитический комплекс в Эйвбери — самый большой в Британии. Огромный кромлех площадью в одиннадцать с половиной гектаров и диаметром свыше трехсот пятидесяти метров окружен рвом и валом, с расположенными вдоль его внутренней кромки примерно 100 каменными столбами, каждый весом до пятидесяти тонн…

— Бет! — окликаю я. Она подошла слишком близко к краю насыпи. Трава мокрая от тающего инея, скользкая.

— Ой-ей! — смущенно посмеиваясь, сестра возвращается на дорогу.

— Эдди, я тебя потом проэкзаменую! — кричу я. В тихом воздухе голос звучит слишком громко. На нас оборачивается пожилая пара. А я всего-навсего хочу, чтобы мальчишка слушал Бет.

— Строилось сооружение с применением орудий из рога оленя, каменных скребков, бычьих лопаток, а также, возможно, деревянных лопат и корзин…

— Круто, — замечает Эдди.

Мы проходим мимо дерева, выросшего прямо на крепостном валу, корни его каскадом обрушиваются вниз, к земле, напоминая узловатый водопад. Эдди, как заправский коммандос, подползает к нему по-пластунски, вцепляется в корни и, соскользнув вниз, оказывается метрах в трех под нами.

— Ты эльф? — спрашивает Бет.

— Нет, я лесной житель, поджидаю вас, чтобы ограбить, — весело отвечает Эдди.

— Спорим, ты меня не поймаешь и я успею добежать до дерева, — подначивает его Бет.

— Я же выдал себя, пропал эффект внезапности, — сокрушается Эдди.

— Я убегаю! — Бет дразнит его, делает рывок.

С боевым кличем Эдди карабкается по корням, соскальзывая и оступаясь, падая на колени. Но вот он обеими руками обхватывает Бет, так что она взвизгивает.

— Сдаюсь, ты победил, — хохочет она.

Не спеша, мы удаляемся от деревни по широкой аллее из камней, движемся к югу. Лицо Бет озарено солнцем — давно я не видела ее такой спокойной. Она кажется мне бледной и постаревшей, но на щеках появился румянец. Еще я вижу у нее на лице умиротворение. Эдди скачет впереди с мечом наперевес. Мы бродим, пока пальцы на ногах не начинают терять чувствительность от холода.

На обратном пути останавливаемся у супермаркета «Спар», чтобы купить для Эдди имбирного пива. [12] Бет остается ждать в машине, она снова сникла, затихла. Мы с Эдди оба делаем вид, будто этого не замечаем. Это ужасно — чувствовать, как она балансирует на краю чего-то страшного. Мы с Эдди колеблемся — нам хочется расшевелить ее, но страшно, что можно случайно навредить, подтолкнув не в ту сторону.

12

Слабоалкогольный или безалкогольный газированный напиток с ароматом имбиря.

— Можно мне кока-колы вместо имбирного?

— Конечно, как скажешь.

— Вообще-то, честно говоря, я не большой любитель алкоголя. А в прошлом семестре я пробовал водку… в спальне.

— Ты уже пьешь водку?

— Ну, не пью.Пил… один раз. И меня мутило, а Боффа и Дэнни стошнило,и такая вонища стояла, жуть. Не знаю, что взрослые находят в этой гадости, — беззаботно чирикает Эдди. Щеки у него пунцовые с мороза, глаза светлые и прозрачные, как вода.

— Со временем твои взгляды могут измениться. Только маме не говори, ради Христа! У нее случится припадок.

— Я же не дурачок,сама знаешь. — Эдди возмущенно таращит на меня глаза.

— Ты не дурачок. Я знаю, — улыбаюсь я, сгибаясь под тяжестью двух громадных бутылок кока-колы в корзинке. Когда мы приближаемся к кассе, входит Динни. Над его головой звенит колокольчик, изящная маленькая фанфара. Я сразу теряюсь, не знаю, куда встать, куда смотреть. Он только что прошел рядом с Бет, сидящей в машине. Интересно, видел ли он ее, узнали ли они друг друга.

— Привет, Динни! — окликаю я с улыбкой. Обычные соседи, не более того. Но сердце выпрыгивает у меня из груди.

Вздрогнув от неожиданности, он поднимает глаза:

— Эрика!

— Это Эдди. Точнее, Эд, о котором я тебе говорила. Мой племянник, сын Бет. — Я привлекаю Эдди к себе, он вежливо здоровается. Динни внимательно рассматривает его, потом улыбается.

— Сынишка Бет? Рад с тобой познакомиться, Эд, — говорит он.

Они обмениваются рукопожатием, и почему-то я так тронута, что в горле перехватывает. Обычный жест. Два мои мира встретились, соприкоснулись.

— Вы тот самый Динни, с которым мама играла, когда была маленькой?

— Да, это я.

— Эрика мне про вас рассказывала. Она говорит, вы были лучшими друзьями.

Динни резко поворачивается, смотрит на меня, и я чувствую себя виноватой, хотя и сказала чистую правду.

— Да, так и было, по-моему, — говорит он спокойно, негромко, взвешивая каждое слово, как всегда.

— Покупки к Рождеству? — задаю я бессмысленный вопрос. «Спар» совсем не напоминает праздничную ярмарку — только к краям полок скотчем приклеены какие-то обшарпанные блестки.

Динни отрицательно мотает головой, подняв к небу глаза.

— Хани захотелось чипсов с солью и уксусом, — объясняет он и отворачивается с понурым видом.

— А маму вы видели? Она там у входа, в машине. Вы с ней поздоровались? — спрашивает Эдди.

— Нет. Еще нет. Но я это сделаю сейчас…

Динни смотрит в сторону двери, на мою грязную белую колымагу. Взгляд у него пронзительный. Он шагает к выходу, плечи напряжены, будто его кто-то заставляет туда идти.

Я наблюдаю через стеклянную дверь. Мне как раз виден Динни между двумя полосками снега, налипшими на стекло. Он наклоняется к окну машины, дыхание поднимается в воздух облачком. Бет опускает стекло. Ее лица я не вижу — Динни загораживает. Вижу, как ее руки взлетают ко рту, потом снова опускаются, медленно и плавно, как в невесомости. Я пригибаюсь, вытягиваю шею, чтобы видеть. Уши я тоже навострила, но слышу только музыку, льющуюся из радиоприемника рядом с кассой. Динни рукой без перчатки оперся о крышу машины, и мне кажется, что моя собственная кожа болит от соприкосновения с холодным металлом.