Насмешник

20 февраля.На рассвете — Дар-эс-Салам.

На прощание я сказал несколько слов благодарности «Родезии», на которой исцелился от всех недугов, сопровождающих английскую зиму, и, сойдя на берег, окунулся в ужасающую жару Танганьики. И в Дар-эс-Саламе прохладный сезон приходится на то время, когда в Англии лето. Даже самые преданные этому городу жители не стали бы утверждать, что в феврале там очень приятно. Не сказать, что в городе много достопримечательностей, способных привлечь туриста; меньше, чем в Момбасе, которую он отчасти напоминает; ни тебе форта Жезуш, ни бара «Звезда». Это порт, железнодорожный узел, тут находится правительство. В отличие от Момбасы Дар-эс-Салам — столица, что с каждым годом, по мере того, как умножается количество политических институтов, все больше сказывается на его облике. Его пригороды занимают все большую территорию вдоль превосходных пляжей. Тут можно поплавать под парусом, порыбачить, есть гостеприимное британское общество.

Танганьика — царство бюрократии, с 1945 года число чиновников удвоилось; располагая скудным бюджетом, они пытаются создать «государство всеобщего благоденствия». Себя они рассматривают как опекунов, которые очень скоро переложат свои обязанности на плечи туземцев. Все хорошо отзываются о лидере «националистического» движения, мистере Ньерере [221] (хотя смысла говорить о «национализме» населения столь многонационального, как тот, что произвольно приписан к этой территории, меньше, чем где-то еще в мире). Белых поселенцев, которых множество в Кении и Южной Родезии, тут считанные единицы: несколько фермеров, главным образом работяг буров, живущих вокруг Аруши, несколько англичан, чудаков, по общему мнению, вроде тех, что обитали в Счастливой долине на Южном Нагорье. Есть несколько плантаций сизаля, которые принадлежат грекам и швейцарцам. Огромные пространства пустуют, поскольку там водится муха цеце. На переломе столетия тут появилась огромная колония немецких поселенцев. В Первую мировую их выселили. Но в 1930-х они начали возвращаться. Были они очень спесивы, открыто составляли списки вождей племен, которых намеревались повесить, когда Гитлер возвратит им их землю. (Строго говоря, эта земля не принадлежала британской империи, а была подмандатной территорией Лиги Наций.) В 1937 году казалось, что такое возможно. История Африки, а вероятно, и Европы была бы совершенно иной, если бы он победил. В 1939-м британские власти аккуратно арестовали многих из них, чего они никак не ожидали, и интернировали до окончания войны. Теперь их тут очень мало. Когда видишь сколько-нибудь приличное здание, оказывается, что оно построено немцами.

221

Джулиус Ньерере(1922–1229) стал первым премьер-министром Танганьики в 1961 г., а в 1964-м — первым президентом новообразованного государства Танзания.

Одно из таких зданий — Клуб, в котором мне любезно предоставили комнату. Дом с широкой террасой находится на приморском бульваре. Во время немецкой оккупации тут были пивной зал и кегельбан. К нему примыкал бордель. Теперь здесь расположена великолепная библиотека. В Дар-эс-Саламе мало офисов, оборудованных кондиционерами. Старые здания построены с таким расчетом, чтобы их продувал ветер с моря. Дар-эс-Саламский Клуб — массивное строение, отделанное изнутри прекрасными панелями темного африканского дерева, на дверях и окнах тяжелые медные петли и ручки. Живя там, я по многу часов сидел под вентиляторами, прихлебывая, лаймовый сок (довольно странно, что в Танганьике за пределами столицы почти невозможно достать лайма. Менеджеры в отеле говорят, точно так же, как в Англии, что сей фрукт «не пользуется спросом») и читая бестселлеры, вышедшие за последние десять лет. Очень похоже на то, как если бы я оставался на пароходе. Клуб оживал на закате. На террасе устанавливали столики. Появлялись женщины. Иногда играл оркестр. Шорты сменялись костюмами.

В Дар-эс-Саламе я встретился с бывшим сапером, для которого у меня было рекомендательное письмо и который, находясь за четыреста миль от Момбасы, помог мне. Он принял меня с городским радушием. Назову его Р. Ему и мистеру Томпсону, агенту «Юнион касл», я всецело обязан тем, что провел несколько столь приятных и интересных недель в стране.

Суббота, 21 февраля.В пригороде убили полицейского, потому что его соседи сочли, что полиция покровительствует колдунье. Так по крайней мере рассказывают. Я видел на таможне огромные ангары, забитые слоновьими бивнями и носорожьими рогами, предназначенными для вывоза в Индию. Чтобы поставить заслон браконьерству, которое тем не менее широко распространено, в Танганьике введен запрет на производство разных поделок из слоновой кости. За бивни дают по восемнадцать шиллингов за фунт, рога носорога идут по шестьдесят. Большую часть последних в конце концов отправляются китайцам, разжигать их любовный пыл.

22 февраля.Месса в соборе (еще одно сооружение, возведенное немцами), народу битком, в основном endimanch'es [222] гоанцев, белых лиц почти не видно.

Р. повез меня в Багамойо, в сорока пяти милях к северу, на побережье на ланч с археологом, работающим на правительство, — молодым человеком, не столь восторженным, как его confr`ere [223] в Момбасе. На «мерседесе» Р. мы одолели очень тяжелую дорогу до Багамойо за полтора часа. Молва о моем интересе к развалинам старых мечетей бежала впереди меня. Тут их две — одна средневековая, другая восемнадцатого века — неподалеку от нынешнего города, симпатичного и обветшалого, построенного в девятнадцатом веке частью немецкими колонистами, частью — арабскими работорговцами и оставляющего обманчивое впечатление более древнего, что типично для всех городков на побережье. Археолог жил в очаровательном домике, традиционном для этих мест и резко выделявшемся на фоне убогого бетонного социального жилья, построенного Департаментом общественных работ в последнее время.

222

Наряженный по-праздничному (фр.).

223

Коллега (фр.).

Багамойо был той точкой, откуда последние сто лет отправлялись в разные районы страны миссионеры и исследовательские экспедиции. Немцам он служил штаб-квартирой, пока они не приспособили для себя Дар-эс-Салам. Багамойо останется в истории как место, где происходил ужасный обед, устроенный 4 декабря в честь возвращения Стэнли и Эмина-паши [224] .

Трагичность и гнусность последней экспедиции Стэнли смягчается лишь ее фарсовостью. Он сам в своей «Самой черной Африке» [225] предполагает, что тут не обошлось без вмешательства дьявола.

224

Последнюю свою африканскую экспедицию Стэнли предпринял для освобождения Мехмеда Эмина-паши, губернатора экваториальной провинции Египта, свергнутого в результате переворота в 1882 г.

225

«В самой черной Африке» (1890) — книга воспоминаний Станли о его последней экспедиции на Африканском континенте.

Эмин, о чем будут помнить, был prot'eg'eгенерала Гордона [226] , который направил его в качестве египетского хедива управлять экваториальной провинцией (на которую Египет и не претендовал) на юге Судана. После гибели Гордона Эмин оставался в осажденном Хартуме, но был в безопасности. Гордон направил его туда по собственной инициативе, и в Европе мало кто знал о нем. Он был милый человек, благородный, мягкий, глубоко сведущий в естествознании, безумно любящий свою дочь-полукровку, однако отнюдь не тот паладин, каким его сделали английские газеты. Еврей немецкого происхождения, он с одинаковым безразличием молился в синагоге, в церкви и в мечети. Сам он представлялся когда подданным Турции, когда египтянином; кажется, он подумывал, чтобы стать одновременно британцем и бельгийцем. У него были жена турчанка (которая сбежала в Пруссию) и любовница абиссинка. Фамилию Эмин он принял, предпочтя ее своей родовой, Шнитцер.

226

Чарлз Джордж Гордонпо прозвищу «Китаец» Гордон (1833–1885) — английский генерал, прославившийся на родине своими подвигами в Китае и трагической обороной Хартума от суданских повстанцев, во время которой и погиб. Отличился своей храбростью во время Крымской войны 1853–1856 годов.

Когда его свергли, он умудрился обратиться за помощью к египетскому, британскому и германскому правительствам. Частное предприятие получило поддержку. В 1886-м был образован «Фонд освобождения Эмина», и люди щедро жертвовали в него, движимые разными мотивами: гуманистическими, патриотическими и коммерческими. Гордона предали в Хартуме, и это не должно повториться. Распоследнего гордоновского лейтенанта изображали доблестным героем, с горсткой верных солдат сражавшегося с ордами мятежников. Их необходимо или спасать, или послать им подкрепление или оружие, чтобы они продолжали оборону города. А еще было много бизнесменов с севера Англии, с вожделением смотревших на природные богатства центральных районов Африки, считавших, что бельгийский король оказался проворней, наложив лапу на Конго, и желавших последовать его примеру. Экспедиция по неизведанной стране подразумевала заключение ряда договоров с вождями местных племен и получение концессий, могущих принести прибыль. Стэнли уже делал это прежде и должен был сделать снова. Он согласился возглавить экспедицию.

Как становится ясно из источников иных, нежели отчеты самого Стэнли, его появление на берегу озера Альберт вызвало бунт в армии Эмина, командный состав которой состоял главным образом из офицеров, сосланных в южные районы Африки отбывать наказание за те или иные преступления. Вместо того чтобы отважно защищать тылы британских владений, они удобно устроились, живя в комфорте, обзаведясь гаремами и рабами, и жирели, грабя окружающее население Их верность Эмину была показной, поскольку до них доходили слухи о скором прибытии подмоги. Эмин и его штаб, холеные и нарядные, поплыли на паровом катере навстречу Стэнли. Он нашел его, оборванного и умирающего от голода, во главе небольшого передового отряда, который под любым иным командованием превратился бы в простой сброд. Эмину пришлось возвращаться назад и собирать остатки своей разваленной армии. Египтяне немедленно подняли мятеж и арестовали его. Но, в свою очередь, этот мятеж и слухи о плачевном состоянии отряда Стэнли спровоцировали массированное наступление суданцев. Мятежники неожиданно решили, что последуют за Эмином куда угодно, лишь бы быть подальше от чернокожих. Эта очаровательная история стоит того, чтобы прочитать ее целиком (я так и сделал). Она подробно задокументирована и замечательно подытожена мистером Байроном Фаруэллом в «Дутой фигуре». Я поместил здесь этот краткий очерк, чтобы показать, какой катастрофой обернулся званый обед в Багамойо.

Стэнли появился на побережье 4 декабря 1889 года. Из отряда в семьсот восемь человек, отправившегося на выручку Эмина, вернулись только сто девяносто шесть. Кажется, никто не взял на себя труд подсчитать, какое количество египтян он спас. Они толпами бежали вместе со своими женщинами, детьми и нажитым имуществом и растворились по дороге. Не все умерли. Кое-кто нашел прибежище в местных деревнях. Около двухсот шестидесяти человек в конце концов добрались до Каира. Споры относительно того, как Стэнли поступил со своими офицерами-европейцами, продолжались долго и мучительно. Но Эмин тем не менее был спасен. Меж ним и Стэнли происходили бурные ссоры, им было в чем обвинять друг друга, но они считались друзьями и коллегами. У Стэнли было основание надеяться на то, что паша в знак благодарности согласится на работу в британской или бельгийской разведке.

Немцы, хозяйничавшие в Багамойо, устроили в их честь пышный прием. За обеденный стол уселись тридцать четыре европейца. По всей видимости, это происходило в нынешней Боме, резиденции районного комиссара, но не берусь утверждать этого, поскольку по гравюре в «Самой темной Африке» судить об этом невозможно. Это должен был быть большой двухэтажный дом с балконами, а другого подходящего в Багамойо, мне кажется, нет.

Грандиозная сцена для кинематографиста: по-немецки обильное угощение — свежее мясо и свежая рыба, реки шампанского, тучи насекомых, вьющихся вокруг Эмина, сгорающих в пламени ламп, внизу оркестр военных моряков, на улицах уцелевшие занзибарцы носильщики, устроившие сущую оргию по случаю своего возвращения, речи, песни, поздравления, звучащие на разных языках, сливаясь в лингва франка всеобщего пьянства. Сияющий Эмин расхаживает среди людей, находя любезное слово для каждого; матросы, солдаты, консулы, миссионеры и почетные гости; преобладают багровые тевтонские физиономии и толстые шеи; невероятный контраст с желтопузыми на берегах озера Альберт, сейчас удирающими сквозь джунгли.