Настанет день

— Нет.

— Отдыхают в конце недели, — пояснил Дэнни. — А где молятся? В церкви. А потом кровь растворяется в море. Значит, какой-то храм у берега.

Стив подошел к телефону.

— Я вызову. Как ты думаешь, где это?

— Подходят две церкви. Святой Терезы и Святого Фомы.

— В Святом Фоме не бывает вечерней службы.

Дэнни направился к выходу:

— Ты меня догонишь?

Стив улыбнулся:

— Конечно. Вместе с тросточкой. — Он махнул Дэнни: — Ступай, ступай. И вот что, Дэн…

Дэнни помедлил в дверях:

— Что?

— Стреляй первым, — посоветовал Стив. — И стреляй почаще.

Церковь Святой Терезы — на углу Флит-стрит и Атлантик-авеню, напротив пристани Льюиса, — один из старейших храмов Норт-Энда, маленький, уже ветхий. Дэнни сбавил шаг, перевел дух; рубашка насквозь пропотела. Выхватил из кармана часы: пять сорок восемь. Служба скоро кончится. Если, как на Салютейшн, бомба в подвале, тогда остается разве что вбежать в храм и велеть всем выйти. Стив позвонил, так что саперы скоро будут. Но если бомба в подвале, почему она еще не рванула? Прихожане внутри уже больше сорока пяти минут.

Тут Дэнни услышал вдалеке сирену: патрульная машина отъезжает от здания 1-го участка, а за ней наверняка и другие.

Перекресток тихий, пустой, перед церковью — несколько драндулетов, недалеко ушедших в своей эволюции от телеги, хотя парочку из них, видимо, с гордостью обихаживают, поддерживают в должном порядке. Дэнни оглядел крыши домов на другой стороне улицы: почему именно церковь? Даже для анархистов это политическое самоубийство, особенно здесь, в Норт-Энде. Потом он вспомнил: вечерние службы в окрестных церквах проводились лишь для рабочих, которые во время войны считались столь ценными специалистами, что им не давали выходных. А все «ценные специалисты» связаны, прямо или косвенно, с военным делом, с вооружением, сталью, резиной, техническим спиртом. Значит, церковь — не храм, а военный объект. Мишень.

Внутри десятки голосов запели гимн. Выбора нет: надо выводить людей. Неизвестно, почему бомба еще не сработала. Может, он пришел неделей раньше. Может, у бомбиста трудности с подрывом, у анархистов бывает. Есть масса причин, почему пока не грохнуло, и ни одна из этих причин гроша ломаного не стоит, если он даст прихожанам погибнуть. Выведи их в безопасное место, а потом уж озадачивайся вопросами или красней со стыда, опасайся, что в тебя швырнут тухлым яйцом. А пока вытащи их, на хрен.

Он начал переходить улицу и тут заметил: одна из старых машин припаркована во втором ряду. С чего бы это? По обеим сторонам улицы полно места. Места нет лишь напротив входа в церковь. И именно там эту таратайку и приткнули. Старый «рамблер-63»-купе, одиннадцатого или двенадцатого года. Дэнни замер посреди улицы, застыл, спину залило потом. Он выдохнул и бросился к машине. Приблизившись, он увидел, что водитель в надвинутой на лоб темной шляпе скрючился за рулем. Сирена выла все громче, к ней подключились другие. Водитель выпрямился. Левая рука на руле. Правой не видно.

В церкви допели гимн. Водитель поднял голову.

Федерико. В волосах уже нет седины, усы сбриты, черты лица заостренные, хищные.

Он увидел Дэнни, но не узнал, взгляд выразил лишь любопытство: смотри-ка, большевик с косматой бородищей переходит улицу в Норт-Энде.

Двери церкви открылись.

Ближайшая сирена, похоже, в квартале отсюда. Из лавки за четыре дома от церкви выходит мальчик, на голове твидовая кепка, что-то держит под мышкой.

Дэнни сунул руку в пальто. Федерико встретился с ним глазами. Дэнни выхватил пистолет; Федерико нашаривал что-то на сиденье. На ступеньки вышли первые прихожане. Дэнни крикнул:

— Идите обратно!

Похоже, никто не понял, что он обращается к ним. Дэнни шагнул влево, резко поднял руку и выстрелил в ветровое стекло Федерико.

С крыльца церкви послышались крики.

Дэнни выстрелил еще, стекло разбилось.

— Назад, внутрь!

Над ухом просвистело что-то горячее: мальчик в кепке пальнул в него из пистолета. Федерико распахнул дверцу, поднял динамитную шашку с искрящимся фитилем. Дэнни обхватил локоть ладонью и выстрелил Федерико в левое колено. Тот вскрикнул и откинулся назад, уронив динамит на сиденье.

Дэнни стоял близко и увидел: на заднем сиденье еще динамит, две или три связки.

От мостовой отскочил кусок булыжника: мальчишка продолжал палить. Дэнни пригнулся и пальнул в ответ. Мальчик упал, покатился под машину, кепка слетела, из-под нее — длинные волосы цвета жженого сахара. Тесса. Боковым зрением Дэнни заметил движение в «рамблере», снова выстрелил, пуля отрикошетила от приборной панели — скверно. Щелчок: патроны кончились. Нашел запасные в кармане, высыпал стреляные гильзы на мостовую. Пригнувшись, перебежал к фонарному столбу, оперся плечом, трясущимися руками пытался перезарядить револьвер; пули звонко отскакивали от машин, стоявших возле него, били по столбу.

Жалобным, отчаянным голосом Тесса звала Федерико, потом закричала:

— Scappa, scappa, amore mio! Mettiti in salvo! Scappa! [61]

Федерико, извиваясь, сполз с переднего сиденья, грохнулся уцелевшим коленом о мостовую. Дэнни снова выстрелил. Первая пуля угодила в дверцу, но вторая вошла Федерико в зад. Снова этот странный вскрик, и по его штанам стало расползаться темное пятно. Скрючившись, он заполз обратно в машину. Дэнни вдруг вспомнил, как они сидели в квартире у Федерико, как Федерико смотрел на него со своей теплой и победоносной улыбкой. Он прогнал от себя эту картинку. Тесса утробно взвыла. Держа пистолет обеими руками, она принялась стрелять. Дэнни бросился на мостовую и покатился влево. Пули били по булыжнику, а он все катился, пока не уперся в машину на другой стороне улицы, пока не услышал, как револьвер Тессы сухо щелкает. Федерико опять выполз из «рамблера». Выгнул спину, повернулся. Оттолкнул дверцу машины. Дэнни выстрелил ему в живот. Федерико откинулся назад на сиденье. Дверца закрылась, ударив его по ногам.

61

Беги, беги, любимый! Спасайся! Беги! ( ит.)

Дэнни выстрелил туда, где перед этим видел Тессу, но ее там больше не было. Она уже бежала прочь от церкви, прижимая ладонь к бедру, и рука была красная. По лицу у нее текли слезы, рот был открыт в беззвучном вое. Как только первая патрульная машина показалась из-за угла, Дэнни в последний раз взглянул на Тессу и рванул к полицейскому автомобилю, размахивая руками, пытаясь остановить их, пока те не подъехали слишком близко.

Взрыв грянул глухо, словно из-под воды. Первая волна сшибла Дэнни с ног. Приземлившись в канаве, он увидел, как автомобиль Федерико подскочил на четыре фута вверх и рухнул на то же место. Стекла вылетели, колеса смялись, крышу задрало, точно вскрыли гигантскую консервную банку. Ступени церкви расщепились, выбросив тучу известкового праха. Тяжелые деревянные двери сорвало с петель. Витражи брызнули осколками. В воздух поднялись обломки и белая пыль. Из машины вырывались языки пламени. Огонь, густой черный дым. Дэнни встал. Он чувствовал, что из ушей у него течет кровь.

Перед глазами маячило чье-то лицо. Знакомое. Губы почти беззвучно произнесли его имя. Дэнни поднял руки, одна еще сжимала револьвер. Коп — теперь Дэнни вспомнил, это коп, Глен, как бишь его… Глен Патчетт — покачал головой: нет, оставь при себе.

Дэнни опустил револьвер, убрал в пальто. Лицо опалило жаром огня. Он видел, что там внутри Федерико, привалился к пассажирской дверце, словно дремлет, словно уснул в пути. С закрытыми глазами он напомнил Дэнни тот первый вечер, когда они вместе преломили хлеб, когда Федерико, судя по всему совершенно захваченный музыкой, смежил веки и делал вид, что дирижирует мелодией, льющейся из фонографа. Люди начали выходить из церкви, обтекать их с боков, и Дэнни вдруг услышал их голоса, словно доносящиеся со дна глубоченного колодца.

Он повернулся к Глену:

— Слышишь меня — кивни.

Патчетт озадаченно глянул на него, но кивнул.

— Разошлите всем службам. Тесса Фикара. Двадцать лет. Итальянка. Рост пять футов пять дюймов, волосы длинные каштановые. Ранена в правое бедро, кровотечение. Глен… Одета мальчиком. Твидовые штаны, клетчатая рубашка, подтяжки, коричневые рабочие башмаки. Понял?

Глен нацарапал что-то в своей книжке. Кивнул.

— Вооружена и очень опасна, — добавил Дэнни.