Настоящая фантастика – 2013 (сборник)
Шрифт:
– Больно? – спросила я.
– Боль – не самое страшное, госпожа, – грустно улыбнулся Кассиус. – Я к ней привык.
– Есть средства…
– Есть, я знаю. Только мне они уже ни к чему. Проказа – милосердная болезнь… впрочем, до определённой степени.
Я опять поразилась. Даже сейчас, в таком ужасном положении поэт изыскивал красивые сравнения. Когда он улыбался, разочарование и безнадёжность исчезали с его лица, и это был прежний Кассиус де Рей, за которым я когда-то, будучи совсем малявкой, бегала с подружками. Мы всегда просили его спеть или сыграть, а он всё время торопился и отшучивался. Высокий, красивый, с арфой за спиной и неизменным свежим цветком в петлице, он дюжинами сочинял дразнилки, над которыми мы хохотали до упаду, а в кошельке у него были леденцы. Мы ничего не
Я не хотела лишать его жизни.
– При дворе наместника хорошие лекари, – сказала я, правда, не очень уверенно.
– Я давно там не живу. Сама понимаешь почему. Мне нигде нет места. Раньше такие, как я, надевали балахон из мешковины и ходили с колокольчиком, чтобы люди слышали их и уступали дорогу. Но в этом нет нужды. Я сам ищу одиночества. Конечно, есть обители, но прокажённым туда хода нет.
– Есть ещё астрал, – напомнила я.
Кассиус покачал головой.
– Я… не хочу, – сдавленно сказал он. – Терять воспоминания… и мысли… дать себя выпить демонам астрала, превратиться в чистый лист – это не по мне. Мне говорили знающие люди, что ты ходила за край. Значит, ты знаешь, каково это. А ты ведь знаешь, кто я, леди Смерть?
– Знаю. Ты великий бард.
Кассиус опять улыбнулся. Несмотря на изуродованное, «львиное» лицо и бескровные губы, улыбка у него по-прежнему была красивая. Я даже сейчас могла представить, как придворные дамы готовы были заложить свои сердца за одну его строку, за одно слово, за один аккорд его арфы.
– Я ничтожный бард, – ответил он. – К несчастью. Но зато я богат. Я владею небом. Я вложил весь свой капитал в солнце. И как все богачи, я боюсь растерять свои богатства. Я хочу всё унести с собой.
Мы помолчали.
– Кто сдал меня? – спросила я. – Кто подсказал, где меня искать? Финтий? Клещ? Малахия? Йенс Водяной из Тиндервета? Кто?
Кассиус опять покачал головой.
– Это не важно, леди Смерть. Я всё равно тебе не скажу. Не хочу, чтобы ты винила кого-то из друзей. Ты же знаешь, для чего я тебя искал. Несколько месяцев я скитался по лесам, целых семнадцать дней я шёл от одного хутора до другого и даже сейчас не верю, что мне наконец повезло.
– И ты хочешь уйти, – подытожила я.
Бард смежил веки и некоторое время так стоял, словно что-то высматривал в темноте.
– Да, – сказал он наконец. – Да. Ты поможешь мне? Я… могу рассчитывать на твоё снисхождение?
Я замешкалась и сразу не ответила, а он, приняв молчанье за отказ, стал расшнуровывать колет. Я смотрела, недоумевая, что он хочет, но в конце концов, если человек пришёл ко мне за смертью, вряд ли он желает мне зла. Шнуровка была частая, корявые пальцы плохо слушались, но он справился. Блеснула тонкая цепочка, Кассиус подцепил её ногтем, вытащил на свет небольшой овальный медальон и протянул мне.
– Возьми, – сказал он и, когда я заколебалась, подбодрил: – Возьми, не бойся: проказой ты так просто от меня не заразишься.
Я взяла. Медальончик оказался неожиданно увесистым.
– И что? – спросила я.
– Открой.
Я поддела медальон ногтем, и крышка отскочила. Внутри оказался маленький женский портрет в три четверти. Девушка была смуглая, молодая, очень красивая. У неё были большие сверкающие глаза диковинного разреза, с лёгкими веками и длинными ресницами под густыми широкими бровями. Она смотрела на меня и улыбалась так, как улыбаются любимому мужчине – весело, открыто, с примесью лукавства и обмана, без которых не обходится любовь. Позади неё виднелось море, пальмы и песок. Краски были такие яркие, что здесь, я думаю, не обошлось без волшебства.
– Кто это? – спросила я.
– Её звали Килалиана, – сказал бард. Незнакомое имя прозвучало как
звон колокольчика. – Она жила на юге, на Пандуро, на острове Ароа. Ты, наверное, никогда там не была. Мы с нею… очень любили друг друга. Я даже собирался перебраться туда насовсем. Знаешь, там невероятно красиво! Солнце, пальмы, водопады. Чистые озёра. Море. Море и солнце…Я хмыкнула. Пандуро, говорят, архипелаг забавный. Много островов, большие, маленькие, всякие. На некоторых есть заброшенные храмы, даже города – пустые, дикие, заросшие лианами, они стоят там, а местные жители водят к ним приезжих за деньги. Я только слышала о нём, потому что и правда ни разу там не была. Даже если я скоплю такую прорву денег, чтобы оплатить проезд, меня сразу сцапают в порту. Делать на островах особо нечего, поэтому аристократы испокон веков катаются туда на отдых. Там был бы настоящий рай, когда б не ураганы и пираты. Когда Сарнаут раскололся после Катаклизма, ураганы прекратились. Но вот пираты…
– Ты заразился там? – невпопад спросила я.
– А? – бард сделал усилие, чтобы вернуться с небес на землю. – Да. Наверное, да. Я тогда ещё не знал, что болен. Когда на Оскол пало Заклятие, я был вполне себе здоров. Проказа есть проказа, тут ничего нельзя сказать заранее – эта зараза может сидеть в тебе и восемь лет, и десять, а ты даже не будешь знать, что уже обречён. Потом ничего нельзя сделать. Может, магия мне помогла бы, но…
Тут он пожал плечами и умолк.
– А эта девушка, она тоже больна?
– Нет. Ей не было двадцати пяти. Она умерла. Просто умерла, как все остальные. Знаешь, дитя, я прожил много лет. Сейчас мне пятьдесят, а в год Заклятья было тридцать. Я любил многих женщин. Сочинял для них песни, посвящал им стихи, пил за их здоровье на пирах, сражался на дуэлях, совершал всякие глупости… Но сейчас, когда я остался один и превратился в развалину… я вспоминаю её. Только её. Больше никого.
Он, должно быть, и правда расчувствовался, раз начал называть меня «дитя». Впрочем, на кого-кого, а на него я обижаться не могла. Сквозь расшнурованный колет и распахнутую рубаху я видела голую кожу, и она вся была покрыта язвами, а среди них белели шрамы от ножа – как раз там, где сердце. Не иначе, бедняга и вправду пытался покончить с собой. Тело не подвластно смерти, только разрушению. Крессин совершил большую ошибку, когда накладывал Заклятие. Привязанная «искра жизни», бесконечное существование – это ещё далеко не всё, что нужно человеку для счастья. Оскол заплатил страшную цену, а что в итоге? Если нежить, о которой рассказывал Крив, – это «живые мертвецы», то кто тогда мы? «Мёртвые живучки»?
Я захлопнула медальон и протянула его Кассиусу, но он только покачал головой.
– Оставь себе, – сказал он. – Я знаю, ты грабишь могилы, чтобы прокормиться. Там, в седельной сумке золото, а в маленьком мешочке камни. Немного, но это всё, что мне удалось накопить. Думаю, мне это больше не понадобится. Деньги не вернут мне ни силы, ни здоровье.
– Тебе правда так плохо?
Бард хмыкнул и пожал плечами.
– Если ты поможешь мне, то скоро будет хорошо. Боль уже не так сильно мучает меня, но я уже много недель не могу есть – моё тело отторгает пищу. Я гнию заживо, у меня отсыхают ноги и руки, пальцы отваливаются, связки рвутся, мне тяжело говорить. Счастье, что я нашёл тебя: ещё неделя – и я бы не смог забраться в седло. Скоро я смогу только лежать и разлагаться, и лучше делать это мёртвым, чем живым… Я хочу покоя, леди Смерть. Дай мне его, избавь от дальнейших мучений. Пожалуйста. Я прошу тебя. Ты можешь это сделать?
Больше уговаривать не стоило, и спорить тоже было не о чем, и я сказала:
– Да. Могу.
Я прекрасно знала, с чего начинать, но всё-таки на всякий случай достала рамку и глянула на барда сквозь неё. И не увидела ничего особенного – человек как человек. Никаких наведённых заклятий, магических предметов, следилок и прочего. Что касается Заклятия Бессмертия, то я и не надеялась его обнаружить. Я никогда не знала, где оно находится, за что цепляется и как туда попало. Когда-то я думала об этом, но так и не смогла понять. Мне представляется что-то вроде паука или грибницы, которое, наверное, так прочно срослось с «искрой жизни», с душой, что их уже не различить.