Настоящая фантастика – 2014 (сборник)

А. А. Зализняк: Конечно. Карл Великий был Чарлес Мань, именно так. Правильно, совершенно точно: английское Чарльз, включая з, совершенно все сохранило. Всякий знает, что во французском языке конечное s не читается. Это сейчас. Но оно читалось в слове Charles (=Чарлес), что и сохранил английский язык. Именно так.

_____________________

А теперь вернемся в начало книги. Где черным по белому написано:

Приорат Сиона – тайное европейское общество, основанное в 1099 году, реальная организация.

То есть наше тайное общество возникло тридцать лет спустя после завоевания норманнами Англии и очень удачно с точки зрения Ватикана избрало своим чистым языком тот язык, который не просто насквозь пропитался грязным французским, да еще и законсервировал ровно тот французский, который был в Европе на момент самого острого противостояния Приората и Рима, бережно сохранил все достижения пропагандистской католической машины и донес до наших дней в отличие от языков, которые за это время изменились и многое утратили. Ха-а-а-рошенькая тайная организация! Впору продолжение «Кода да Винчи» писать, с учетом открывшихся обстоятельств и неопровержимых лингвистических данных.

Поэтому для себя метод Дэна Брауна я обозначаю так: «Это тамплиеры!!!» То есть рассуждает человек о чем-то, чего не знает, с важным видом, и хорошо так рассуждает, и даже думаешь, что он свою конструкцию завершит финалом, достойным начала, а в конце – бабах! – во всем виноваты тамплиеры.

А теперь от механических конструктов перейдем к природным явлениям.

Инстинкт самосохранения вида – размножение – функция биологическая. Подсознательная, опять же. Девочки любят про любовь, а мальчики про войну не с бухты-барахты. И мы можем сколько угодно уверять себя и других, что выше всего этого и нас интересуют исключительно игры чистого разума – но наврать людям-то можно, а вот собственным инстинктам – не очень. Они древнее нас.

С сагой «Сумерки» Стефании Майер мне пришлось познакомиться при довольно странных обстоятельствах. Не поднимись вокруг «Сумерек» гневный шум в той части Интернета, что я читаю, – до сих пор бы ничего не знала. Но пошли разговоры о том, что вот, отвратительно написанная книжка про любофффь для глупых малолеток ни с того ни с сего просочилась в мировые бестселлеры, и куда катится этот мир, скажите на милость.

Ну просочилась и просочилась, чего в жизни не бывает.

А шум не утихает, возмущение разгорается: язык – ужасный, сюжет – примитивный, действия – почти нет, героиня – неуклюжая плакса, и столетний вампир полный олух, раз на такую польстился. Не текст, сборище штампов – а глупые девочки, жизни не нюхавшие, сходят с ума. Ничего, ничего, наткнутся на какого-нибудь наркомана, приняв его сдуру за вампира, вот тут-то урок на всю жизнь и получат, а поздно будет! (Если что – это моя подруга за судьбу девочек опасалась, совершенно реальные слова реального человека.)

А сумеречный бум нарастает.

В октябрьском номере журнала «Мир фантастики» за 2009 года выходит статья Бориса Невского «Лавбургер с кровью. Страсти по вамирам», где он предпринимает попытку проанализировать этот бум, найти истоки явления, цитирую подзаголовок: «Фантастическая популярность подростковых романов Стефании Майер о неземной страсти человека и кровососущей нежити заставляет задуматься – что скрывается за этим феноменом? Призрак морального разложения или прогрессивное неприятие ксенофобии?..»

Подростковые романы – это как раз тот самый сегмент книжного рынка Young Adult.

Статья состоит из трех частей: «Рождение мифа», «Ах эти душечки, вампирюшечки», «Главное – укусить вовремя!» В первой части рассказывается о том, как вампиры из области сказок и легенд перешли в литературные произведения, начало чему было положено повестью английского врача Джона Полидори «Вампир», вышедшей в 1819 году. Как с возникновением кинематографа литературный образ получил визуальное воплощение. Во второй части мы узнаем, как сто пятьдесят с лишним лет спустя после выхода первой вампирской повести на свет появился роман «Интервью с вампиром», породивший новый всплеск интереса к теме, поскольку сменился взгляд на образ вампира: от стопроцентного, пусть и обаятельного, монстра, несущего смерть, на вампира – друга человека, существа страдающего и способного вызвать сочувствие. А потом пошел вал книг, в которых вампир – это объект обожания и страстной любви юных и не очень дев, чему и посвящена третья часть.

На первый взгляд – весьма убедительно. Особенно если вампиров не любишь и книжки про них не читаешь. Как я.

Но уже тогда, без знакомства с самими текстами, некоторые утверждения статьи вызвали смутные сомнения.

В статье минимум три раза обращается внимание читателя на следующее утверждение: «Цикл Стефании Майер – фактический клон серии «Дневники вампира» Лизы Джейн Смит, изданной в 1991–1992 годах». Сначала мы это узнаем из подписи к коллажу из фотографии Майер и пяти книг, четырех – сумеречной саги, пятой – дневников вампира. Подпись такая: «Стефани Майер, ее книги и возможный источник вдохновения».

Потом из подборки «Десять хитов «Кровь и любовь», откуда и процитировано высказывание про фактический клон.

Затем в третьей части статьи идет более подробный рассказ:

«Особо стоит обратить внимание на цикл Лизы Джейн Смит «Дневники вампира». Его героиня, школьница Елена, становится «костью раздора» между двумя братьями-вампирами Стефаном и Дамоном. Роковые страсти-мордасти кипят вовсю! Начальная книга цикла появилась еще в 1991 году, и особого внимания на нее тогда никто не обратил. Подумаешь, еще один «лавбургер» про романтические отношения с вампирами, разве что герои здесь тинейджеры. Можно сказать, Смит опередила свое время. А вот Стефани Майер пришла вовремя, потому и «сорвала банк», хотя ее «Сумеречная сага» ничуть не лучше книг Смит.

Стефани Майер родилась в 1973 году в Хартфорде (штат Коннектикут) в многодетной семье – у нее две сестры и три брата. Росла Стефани вполне обычной девчонкой, еще в школе познакомилась с будущим мужем Кристианом, за которого выскочила, едва став студенткой.

По утверждению Майер, в ночь 2 июня 2003 года (какая точность!) она увидела во сне двух влюбленных: смертную девушку и юношу-вампира, который одновременно жаждет и обладать предметом своей страсти, и испить ее кровушки. Якобы из этого сна впоследствии вырос роман «Сумерки». Вполне возможно, что накануне знаменательной ночи Стефани прочла один из романов Лизы Джейн Смит – но в этом она вряд ли признается, верно?»

То есть в изложении Бориса Невского ситуация выглядит так:

На американском – не нашем – книжном рынке в далеком 1991 году в сегменте подростковой литературы выходят «Дневники вампира». Американский книжный рынок тем и отличается от очаровательного постсоветского, что из текста, имеющего хоть какой-то интерес у той или иной целевой аудитории, извлекут максимальную прибыль. То есть выход книги там – отнюдь не акт персонального героизма, а давно наработанная технология продаж.

И вот в девяностых годах на рынке появляется цикл, ничем, по уверению Бориса Невского, не уступающий «Сумеркам», и болтается там ни шатко ни валко.

А через четырнадцать лет, в 2005 году, появляется фактический клон «Дневников» – и мир сходит с ума.

Получается, копия затмила оригинал.

Так не бывает.

Даже если нам очень хочется, чтобы так было, – так не бывает.

Далее Борис Невский, нашедший истоки «Сумерек», но не нашедший причин фантастической популярности саги, обращается к писателю, чье творчество ему близко и который тоже нашел время заглянуть в книгу: