Настоящая любовь

И тут вдруг появился его маленький двойник, вынырнувший откуда-то сбоку. Идрис Парри. Герейнт удивленно взглянул на него сверху вниз. После их встречи в парке он ожидал, что ребенок будет держаться от него подальше.

– Идрис, – сказал он, – как поживаешь?

– А у меня будут новые ботинки, – сообщил ребенок.

– Вот как? – Герейнт бросил взгляд на жалкое подобие обуви, которую носил мальчик. Удивительно, что они вообще держались у него на ногах. – Это хорошо.

– А у моих сестер будут новые платья, – продолжал мальчик.

– Отлично, – сказал Герейнт.

– У моего папы появились деньги, – поделился новостью Идрис. – И я знаю почему. И я знаю, откуда они появились.

– Да? – Герейнт постарался придать строгость голосу. Он надеялся, отец ребенка проявит должную осторожность. Не хватало им только болтливого малыша в Глиндери.

– У папы появились деньги, потому что он пошел с Ребеккой, – пояснил Идрис, а Герейнт на секунду закрыл глаза. – И деньги пришли от Ребекки.

Герейнт остановился и строго посмотрел на ребенка. Он сцепил руки за спиной, надеясь, что следы грязи на лице не очень заметны.

– Что это значит, Идрис? – спросил он. – Ты понимаешь, что ты говоришь и кому? Ты понимаешь, что у твоего отца могут быть серьезные неприятности, если я тебе поверю. Ты понимаешь, что его могут надолго, очень надолго увезти отсюда и ты останешься только с матерью и сестрами?

– Я тоже хотел пойти, – поведал мальчик, – но папа не пустил. Сказал, что выпорет меня, если я вздумаю увязаться за ним.

Герейнт тяжело вздохнул и присел на корточки.

– И правильно, так и надо, – произнес он. – А теперь послушай меня, Идрис. Я не хочу, чтобы ты рассказывал такие истории о своем отце. Не вздумай говорить об этом никому другому. Если скажешь хоть слово, я, возможно, сам захочу тебя выпороть за ложь. А рука у меня сильная и тяжелая. Сегодня я сделаю вид, что ничего не слышал. Ты меня понял?

– Но я все равно пошел, – продолжал Идрис. – И я ее видел.

– Ее?

– Ребекку, – пояснил мальчик. – Я видел ее. Проклятие!

– Наверное, она очень страшная, – сказал Герейнт. – Будешь знать теперь, как убегать по ночам, Идрис. Лучше бы оставался в своей кроватке.

И о чем только думают родители, позволяя ребенку одному бродить ночью? И тут же вспомнил, что сам делал так не раз, ускользая из дома, когда мать засыпала.

– Я хочу помочь ей, – заявил Идрис. – Я хочу помочь ей, потому что она борется против плохих людей. И потому, что она дарит деньги бедным. И потому, что она не такая, какой кажется. – Он посмотрел прямо в глаза Герейнту невинным, простодушным взглядом.

О Господи, что это?

– Я хочу помочь ей, чем могу, – повторил ребенок. Следующие слова были произнесены едва слышно: – Я знаю, кто она.

Всемилостивый Боже!

– В таком случае тебе лучше ни с кем не делиться своим секретом, парнишка, – посоветовал Герейнт. – Ступай домой к маме. Похоже, скоро пойдет дождь. – На небе не было ни облачка.

– Да. – Идрис кивнул. – Но я хочу помочь ей. Если понадобится, сделаю все, что могу.

Герейнт опустил руку на голову ребенка. Он сам точно не понимал, о чем они сейчас говорят. Или не хотел понимать.

– Теперь ступай домой, – тихо повторил он.

Но прежде чем выпрямиться, он сделал то, что удивило его самого. Обнял худенькое тельце, одетое в лохмотья, и крепко прижал к себе.

– Жизнь может быть опасной для маленьких мальчиков, – сказал он, – даже для очень храбрых. Подожди, пока вырастешь, паренек, а потом можешь показать миру свой характер.

Через несколько секунд маленький сорванец уже был на вершине холма, откуда пустился бегом с детской неутомимостью.

Но прежде чем убежать, он последний раз одарил Герейнта взглядом, в котором нельзя было ошибиться. В широко раскрытых глазах ребенка читалась беспредельная преданность.

Тысяча чертей, будь оно все проклято!

Глава 16

Вторник был дождливым и ветреным. Но среда выдалась солнечной, даже теплой, и легкий ветерок к полудню высушил землю. Небо было ясным и голубым. «Погоду можно было упрекнуть только в одном, – подумала Марджед, стоя у загона с Нелли и положив руки на ограду, чтобы старушке не было так скучно: – Ночь будет светлой, с луной и звездами».

Вчера Алед передал по цепочке, что они вновь выступят с Ребеккой.

Идти по холмам будет гораздо легче. Они смогут видеть, куда ступают. Но их тоже будет легче заметить. Поговаривали, будто граф Уиверн, сэр Гектор Уэбб и остальные землевладельцы вызвали отряд специально обученных констеблей, а также послали за солдатами. Ну и разумеется, они повсюду, где только могли, распространяли угрозы и подыскивали доносчиков.

Марджед нервничала гораздо больше, чем в первый раз. Целый день она не могла найти себе занятие. Нервы были напряжены, ее терзал страх. Страх за себя и страх за своих друзей. «С тем, кого поймают, обойдутся сурово, – сказал он. – Ты сама все это знаешь, Марджед».

Она вздрогнула и пощекотала Нелли за ухом. Да, она смертельно боялась, что ее поймают, запрут в тюрьме, отдадут под суд и вынесут приговор… Но никакой страх не смог бы удержать ее дома. Страх необходим для собственной безопасности, как-то раз сказал ей Юрвин. Но страх может также стать величайшим врагом человека, превращая его в труса, не давая ему возможности поступить так, как он обязан.

Нет, страх не удержит ее дома.

А еще она боялась за Ребекку. Миссис Вильямс слышала – скорее всего от мистера Харли, – что за поимку Ребекки предложена награда в пятьсот фунтов. Только подумать! Это же целое состояние. А вдруг кто-нибудь соблазнится? Тот, кто знает Ребекку? Должны же хотя бы несколько человек знать, кто он. Впрочем, предателю необязательно знать его имя. Ему стоит только назвать место и время следующей вылазки – и можно не сомневаться, констебли устроят засаду. Поймают Ребекку и остальных тоже.

– Нелли, голубушка, – сказала она, почесав рыльце свинье и решительно выпрямившись, – мне нужно взбивать масло, а ты отвлекаешь меня, тебе бы только посплетничать. Как не стыдно!

Марджед энергично взялась за дело в молочной, стараясь разогнать страхи. Но в ее душе царил не только страх. К нему примешалось радостное возбуждение. Воспоминания о субботней ночи приятно кружили голову. Да, они пошли разрушать, но действовали так дисциплинированно, что никакого ужаса это разрушение с собой не принесло. Марджед верила, что они чего-то добились. Они доказали, что если бедняков довести до предела, то они начнут сопротивляться. Они доказали, что у них тоже есть характер и смелость.

Был и другой повод пребывать в радостном ожидании, в чем она вынуждена была признаться самой себе. Она вновь увидит его. Ребекку. В прошлый раз на нее произвело большое впечатление то, как он держался – с достоинством, властно и в то же время сочувственно к маленьким людям, таким, как смотритель заставы. С прошлой субботы она лелеяла воспоминания о нем как о мужчине. Это были волшебная поездка домой и волшебный поцелуй. Она знала, что будет помнить и то и другое до конца жизни.

Руки, взбивавшие масло, замерли. Она ведет себя как девчонка после первого поцелуя. Невеселое сравнение. Марджед вспомнила, как Герейнт в восемнадцать лет целовал ее, шестнадцатилетнюю, и какое это было чудо, и как она верила в то, что эта любовь осветит всю ее жизнь. А потом она вспомнила, каким он предстал перед ней в понедельник – красивым, мужественным, пока собирал с ней камни, надменным и аристократичным, когда заговорил потом о Ребекке.