Настоящие индейцы

Маккинби нравились новые отношения. Оказалось, мальчик Джулиан и был тем фактором, который все стабилизировал. Делле была к лицу ее беременность, и Маккинби чрезвычайно дорожил особенной доверительностью, которая возникла между ними. Доверительность, в которой их было уже трое. Он помнил еще, как было тяжело в первые минуты, как ему показалось, что мир рухнул и ничего не исправишь. А сейчас ловил себя на мысли, что считает мальчика Джулиана своим.

Он стоял на высоком чердаке двухэтажного дома. Слоники жили по-арканзасски, их особняк не выделялся среди принятой здесь архитектуры – длинные, но приземистые дома, надежные, добротные, в которых жило по нескольку поколений сразу. Делла пошла на чердак искать семейный архив, который, естественно, существовал в нескольких частях и был разбросан повсюду. Ей казалось, что в документах семьи должен отыскаться хотя бы намек – чем так важна машина Ивана Кузнецова. Маккинби не отговаривал ее, но для себя все решил: машину он поднимет. Просто так. Потому что красная «тэ-пять эво» машина его мечты. Но до этого было еще далеко. А пока Делла проверяла старые коробки, Маккинби просто стоял. Любовался пылинками, пляшущими в солнечном луче.

– Ой, – сказала Делла, открыв следующую коробку.

Эту прочную, коричневую коробку Маккинби заметил сразу. В ней не могло быть архива – в ней хранилась одна детская тайна Деллы.

Она сняла крышку и вынула метровую куклу. Очень дорогую. В длинном, до пят, розовом кружевном платье. С каштаново-рыжими волосами до колен. Кукла раскрыла глаза и улыбнулась Делле. Делла переменилась в лице, осторожно прижала к себе игрушку.

– Пойдем, – сказала она и направилась к лестнице.

Маккинби не возражал. Делла привела его в свою комнату. В свою детскую комнату, где на комоде сидели принц, принцесса и трое их пупсиков, а рядом стояла белая лошадка. Маккинби помнил эту историю.

Делла усадила куклу у зеркала. Тщательно подогнула ей ноги, свила волосы в жгут и перебросила вперед. Расправила платьице.

– Сейчас, – сказала она и вышла из комнаты.

Она вернулась с большим плюшевым щенком. Усадила его рядом с куклой.

– Вот так. У нее есть собака, которая будет охранять.

Делла улыбалась, только в глазах стыла боль.

– Наверное, я ношу не сына, а дочку. Раз мне захотелось играть в куклы, – пошутила она.

Ты не для куклы собаку принесла, подумал Маккинби. Это себя ты защищаешь, а не ее. Ту наивную девочку, не выносящую зла, какой ты была и осталась.

– Мне нужно съездить в город, – сказал Маккинби.

– Возьми машину, – посоветовала Делла. – С такси здесь беда.

Маккинби не хотел думать, зачем все это делает. Он просто поехал в город, в самый дорогой магазин игрушек. Долго ходил между витринами, пока не увидел то, что надо, – парня в милитари. Того же типа, что и кукла с чердака, только нового. Купил. Зашел в отдел украшений. А неплохой ассортимент для маленькой колонии. На Арканзасе проживало всего-то девять миллионов человек. Но жили хорошо, если верить тому, что среди кукольных украшений были даже серебряные и золотые. В принципе, это удобно – маленькие девочки могут сами носить эти цепочки, браслетики и колечки, а могут подарить любимой кукле. Маккинби выбрал колечко с искусственным бриллиантом и скромную, повседневную диадему. Вышел на улицу, сложил покупки в машину. Застыл. Напротив был ювелирный салон. Ладно, сказал он себе, когда-то нужно делать первый шаг. И пошел в салон.

Выбор показался ему скудным. Товаров достаточно, но ничего подходящего. Он ходил, рассматривал украшения, в которых блеска было много, а вкуса мало. За ним молча следил консультант. Взгляд Маккинби зацепился за комплект – золото, жемчуг, бриллианты. Колье и серьги. Очень скромный комплект. Но он был стильным. И на нем не было метки с ценой и данными о производителе. Маккинби поманил консультанта.

– Этот комплект наша витрина, если можно так выразиться, – сказал консультант. – Два года назад отец, он владелец салона, привез его с Земли. Авторская работа. Мы надеялись, что кто-то из жен наших богатеев клюнет. Не-а. Даже не увидели. Штука недешевая, но отец не стал возвращать ее. Сказал, пусть будет нашей рекламой. В том духе, что можем достать и такое, если надо.

– Оно продается или нет?

– Ну, вообще-то продается, конечно.

– Хорошо. Упакуйте. Без финтифлюшек.

– Так у него своя коробка есть. В которой он и приехал. Просто белая коробка, без всего. Обтянутая шелком. А могу положить в деревянную, если хотите.

– В свою, пожалуйста.

Маккинби вернулся через полтора часа. Делла сидела на веранде с матерью. Увидела его с пакетами, удивилась.

– Пойдем, – сказал ей Маккинби.

Они поднялись в ее комнату. Маккинби поставил парня в милитари за спиной найденной на чердаке куклы. Аккуратно пристроил диадему на пышную прическу. И надел маленькое колечко на нужный палец.

Кукла тихо и безмятежно улыбалась.

– Это ее телохранитель, – сказал Маккинби, показав на парня.

– Не муж?

– Нет. Муж дома, с детьми сидит. Или еще чем занят. А она поехала в гости к подружке-принцессе. Взяла любимую собаку и телохранителя – и поехала. Нельзя же принцессе без охраны и любимой собаки.

– Я не думаю, что она принцесса. Она обычная девочка.

– Но обычные девочки иногда выходят за принцев и становятся принцессами.

Делла отвернулась к окну. Маккинби подумал, что зря он так.

– Спасибо, – сдавленно сказала Делла.

Маккинби понял, что просто не может отдать ей подарок. Не может и все.

Они спустились вниз, на веранду. Маккинби улучил момент и тихонько протянул белую коробочку ее матери:

– Миссис Слоник, могу я попросить вас? Положите это в комнату Деллы. На видное место. Но так, чтоб она не поняла, от кого это.

Мать Деллы посмотрела на него мудрыми глазами и ничего не сказала.

К ужину Делла вышла с новыми сережками. И Маккинби решил, что угадал: они были очень к лицу ей.

Хотя и слишком скромны для принцессы.

* * *

Фомичев успел лечь, когда в дверь постучали. Он растерялся, потому что забыл, что надо делать сначала – открыть или сообщить своим «экскурсоводам». Его предупредили, что в столице Великой Китайской империи надо быть очень, очень осторожным.

Стук повторился. Фомичеву стало не по себе. Ладно, решил он, лучше прослыть глупым, чем шпионом. И позвонил Ли Чану.

– Добрый вечер, прошу прощения, – торопливо сказал он. – Простите, я не знаю, как лучше поступить. Кто-то стучит в мою дверь, а я не жду гостей. Не могли бы вы проверить, с какой целью и кто хочет увидеть меня? Я понимаю, что это может оказаться сотрудник отеля…

– Ни в коем случае не открывайте, – прошелестел Ли Чан. – Мы разберемся.

Фомичев снова лег. Вроде все правильно сделал. В конце концов, если к нему пришел кто-то недозволенный, лучше с ним не связываться. Да, гражданские свободы и права всех людей – это здорово, и возможно, за дверью мнется с ноги на ногу какой-нибудь несчастный, которого завтра могут арестовать, и у него единственный выход – бежать из страны. Может быть, он хотел попросить о помощи. Может быть, он хотел передать что-нибудь родственникам, оставшимся за кордоном. Но Фомичев – просто турист. Он не может и не должен вмешиваться во внутренние дела Шанхая. Наконец, он просто ничем помочь не в состоянии. Если человек такой дурак, что не понимает очевидного, то связываться с ним – себе дороже. Дурак погубит и себя, и всех, кто ему сочувствует.

Звякнул браслет. Фомичев, холодея, ответил на вызов Ли Чана.

– Мистер Фомичев, вам придется открыть дверь, – сообщил тот уже другим, казенно-холодным голосом.

Ну вот. Началось. Сейчас выяснится, что в номер подкинули запрещенную гадость, вроде комикса, чья единственная ценность – ему пятьсот лет. Или пакетика с наркотиком. Или коллекционный металлический доллар.

Открыть, конечно, пришлось.

За дверью стояли Ли Чан и двое незнакомых китайцев в форме. Незнакомцы, даже и не подумав представиться, бесцеременно вошли в номер, огляделись.