Настоящие индейцы

– Да, да. Но почему тогда Люкассен здесь?

– Потому что у него есть семья. Ида слишком много сказок слушала в детстве. А в сказках у царевичей есть только отец, и то не всегда. У настоящих царевичей много родни. И эта родня решает, достоин ли царевич жить как вельможа. Люкассена в армию сослали. Это наказание, которому его подвергла семья. И Иду примут плохо. Очень плохо. Если вообще примут. Она не станет вельможной дамой, потому что ее мужа лишили высокого статуса. Она этого не понимает.

– Гай, а вы не знаете, что ли, кто такой Максим Люкассен? – насторожилась я. – Вы не встречали его раньше?

– Меня немного беспокоил этот момент. Он показался знакомым. Я точно никогда не встречал его, но есть ощущение, что уже слышал об этом человеке. Я спросил его, но он отшутился.

– А-а, – я зло рассмеялась. – Тогда я расскажу. Вы поймете, в чем трагизм ситуации. Или комизм. До февраля этого года Максима Люкассена звали Максимиллиан ван ден Берг.

Гай длинно присвистнул.

– Восемь лет назад князь Сонно женился на девушке из простых. Вскоре развелся. На развод подала его жена, даром что была простушка и на одиннадцать лет моложе князя. Но отношения между ними не прекратились. Они ссорились, мирились. Его бывшая жена тем временем окончила Военный университет и пошла служить. Макс отправился за ней. Она отслужила два года, он – один. Они решили снова пожениться. Но тут с девушкой произошла беда. Неважно, какая, важно, что Макса она видеть уже не хотела, притом, что прямой его вины не было. Спустя несколько месяцев девушка устроилась на работу к его троюродному брату. Но брату не из Бергов, а из Маккинби – они родственники по общей прабабушке. Макс, узнав о том, наизнанку вывернулся, чтобы снова завоевать расположение бывшей жены. А она любила свою работу. В конце концов он выдумал: оставил ей все свое имущество, включая княжество и титул, в доверительное управление. Сроком на пять лет, если она не родит его биологического потомка. Если родит – княжество ее навсегда. После чего он сменил имя и ушел в армию. Его ближайшие товарищи – тот же Кер, Санта – видели у него фотографию бывшей жены. Возможно, видела и Ида.

– Так-так, – Гай прищурился. – Понимаю. Если Ида родит ребенка, и бывшая жена тоже, возникают два равноправных наследника. На стороне бывшей жены – завещание, а в пользу Иды может сыграть законный брак с предыдущим обладателем титула. Какое решение примет суд – неизвестно.

– Для завершения картины: бывшая жена – это я.

Гай долго смотрел на меня. Потом потер переносицу.

– А вы, значит, работаете у Маккинби. Я немного знаком с этой семьей.

– В основном судите по бывшему мужу Кэрол Монро?

– Да, конечно. Я виделся с ним несколько раз, он славный парень. Но я понимаю, отчего Кэрол развелась с ним. Для нее он слишком жесткий. Очень упорный. И самодостаточный. Мне сказали, что все Маккинби таковы. Медленные, инерционные, зато упрямые и не отступаются, если что решили.

– Как раз у Августа я и работала.

– О. Вам повезло. Но вам тогда не о чем беспокоиться. У Маккинби, сколько мне помнится, были незакрытые имущественные споры с Бергами. Если вы с ними в добрых отношениях, то можете попросить помощи. Подумаешь, вы их сотрудник, а не родственница. Главное, чтобы участие в ваших делах показалось им выгодно. А их штат юристов отдельно славится в нашей среде – и профессионализмом, и упорством в работе. Не думаю, чтобы Ида – да и Люкассен в нынешнем состоянии – могли позволить себе нанять людей, способных конкурировать с юристами Маккинби.

– Из этой затеи ничего не выйдет. Я уволилась. Уволилась, чтобы отыскать кости этого паршивца. У нас ведь объявили, что Макс погиб.

– Какая жалость. Что ж, тогда вам с удовольствием помогу я. Конечно, несколько лет на Саттанге сказались не лучшим образом на моей квалификации, но мне потребуется очень немного времени, чтобы восстановить ее.

– Спасибо, Гай. Думаю, мне это не понадобится. Я категорически не хотела взваливать на себя княжество. Лишняя ответственность. Так что пусть все получит Ида.

– Как знаете, – он не настаивал.

– Пожалуй, пока тихо, пойду искупаюсь, – сказала я и встала. – В ручье. Вода вроде не очень холодная.

Меня поняли правильно. Я хотела побыть в одиночестве. Я плескалась в ручье, оказавшемся ледяным, стучала зубами и старалась ни о чем не думать.

Дорого бы я заплатила, чтобы повернуть время вспять. Чтобы оказаться снова в том дне, когда я говорила с Кидом Тернером. Мне надо было отказаться.

А я, дура, согласилась.

* * *

Потянулись бесконечные дни. Мы собирались ехать к кораблю. Но собирались больше на словах. Нам нужны были припасы – и для пути, и для перелета. Каждый день мужчины уходили в лес, охотиться. Далеко уходить было нельзя, а поблизости всю дичь давно распугали. Что-то они добывали, но этого не хватило бы и на трое суток. Мы с Сантой и Моникой ловили рыбу в ручье. Наш скудный улов почти сразу подъедала Ида, у которой «организм требовал, для ребеночка». Вообще, пожрать она оказалась здорова. Она целыми днями только и делала, что ела. Санта однажды заикнулась, что нельзя столько есть и совсем не двигаться, ребенок слабым будет – и снова пришлось разнимать драку. За три недели Ида, и так нехуденькая, порядочно растолстела. Токсикоза у нее не было, хотя по утрам она любила поныть, жалуясь на тошноту. Завтрак, плавно переходящий в обед, снимал ее тошноту как рукой. Я смотрела и думала: да уж, хороша княгинюшка. Похоже, ее представления о жизни аристократии ограничивались мечтами о еде и всеобщей лести окружающих. Ну правильно, а зачем еще становиться князьями? Не для того же, чтобы пахать с утра до ночи.

Макс теперь ходил спать на чердак, потому что в его комнатушке поселилась Ида. Я подумывала о том, чтобы построить себе шалаш: атмосфера в избе стала невыносимой. Во всех смыслах, потому что мыться в ручье Иде было холодно, а нагреть для нее воды было не в чем.

Я старалась поменьше думать. Чем быстрей мы отсюда улетим, тем быстрей я избавлюсь от этой пытки. Я переключилась в режим спасателя, и Идино хамство не задевало меня. Куда важней казалось, что у нас на руках такая обуза, не переносившая даже мысли о дискомфорте.

Однажды мы почти уехали. Пикап, доставшийся нам с Таном, был исправен, заряжен и вместителен. Но до самых гор топлива не хватит, часть пути нам придется идти пешком. Ида закатила истерику, узнав, что ей придется топать ножками. Ну как же, а вдруг ребеночка растрясет? Будущего князюшку? Похоже, до нее не доходило, что если сидеть на ровной попе, то этот самый будущий князюшка родится на Саттанге, без гражданства. До нее вообще с трудом доходили какие-то очевидные вещи. Даже Макс пожаловался, сказав, что она спятила. Она считала, что раз беременна, то ее спасать обязаны, и обязаны спасать со всем комфортом и уважением к ее персоне.

В челноке горючего было, что называется, на донышке, и это меня даже радовало. Иду нельзя бросать без присмотра. Ее пришлось бы везти в первой партии, и кому-то с ней сидеть на корабле. Ни на кого, кроме Макса, она не соглашалась. А оставлять на корабле Макса с Идой побаивалась уже я. Кто их знает, с них станется улететь без нас. Может, я и приписывала Максу лишние недостатки, только веры ему у меня не было ни на грош.

Прошло три недели. У меня не наступила менструация, чему я ни капельки уже не удивилась. Лечилась-лечилась, а попалась на моем пути одна-единственная придурочная дрянь – и все надежды пошли прахом. Что ж, в конце концов, я могу усыновить сиротку, если станет одиноко. Мне неважно, будет ребенок моим биологическим потомком или нет.