Настоящие. Арт. Часть 1

Во сне я, поневоле, переворачивался с боку на бок (хотя вы скажете, этого не могло быть… но, это так!), упираясь пяточками, я продвигался к краю кроватки для новорожденных, а мое лицо отчетливо выражало волнительные эмоции. Я кряхтел. Медсестра рядом читала газету, сёрбая чай из гранёного стакана. Естественно, до меня ей дела не было, и эмоций моих она не замечала, не говоря уже о том, чтобы хоть как-то попытаться успокоить беспокойное дитя.

В один из интригующих моментов моего сна кто-то из существ попал под луч лазера и был разрезан пополам, отчего я зажмурился, и перевернулся, но не проснулся. Одновременно с моими эмоциями окно палаты буквально раскололось. От резкого сквозняка оно распахнулось внутрь и, ударившись о стену, слетело с петель и разбилось вдребезги. Медсестра от неожиданности подпрыгнула, разорвав, зажатую в кулаки газету пополам. Дабы удержать равновесие на падающем стуле, она развела руки в стороны, но всё же громко шмякнулась на пол, ударившись затылком. Скорчив гримасу боли, она еще пару секунд повалялась на полу, поднялась и, держась за набитую шишку, осмотрела место крушения больничного окна. Откуда взялся штормовой ветер, и почему быстро образовались густые тучи, объяснить и понять она не могла. Но одно она знала твёрдо – надо срочно убрать стекло, чтобы никто не поранился, и рапортовать о неприятности начмеду. Она ушла, напрочь позабыв обо мне. Кстати, по какой причине мы с мамой до сих пор находились в больнице, я понятия не имел.

В эту самую минуту мама почувствовала нечто неприятное где-то внутри. Нет, не боль, не жар и не холод, и даже ничего из того привычного, что человек обычно может чувствовать. Чувство тошноты, но не в желудке, смешалось с ноющей болью в области сердца и страхом. Знаете ли Вы, где в человеческом теле находится душа? Немного выше пупка, прямо там, где солнечное сплетение. Душа Виктории в тот момент дала о себе знать, напомнила, что она существует, и что хочет предупредить о чем-то плохом. Слева в ухе раздался звон колокольчика, будто предупреждение об опасности. Звон его был настолько нежный, что едва слышался в гуле больничных коридоров. Эти ощущения заставили испуганную женщину встать из-за стола и, позабыв о завтраке, резво побежать в направлении палаты с новорожденным сыном.

Судорожно пробиваясь мимо зевак, которые вышли из своих покоев поглазеть на затянувшееся тучами небо и растрёпанные ветром деревья, она неслась с такой скоростью, что ей позавидовали бы олимпийские бегуны, хотя она этого даже не замечала. Миновав нескончаемый лабиринт коридоров и лестниц, она приближалась к палате, где она оставила сына.

На улице заморосил мелкий дождь, и было довольно пасмурно. Во дворе взвизгнули тормоза, едва не сбив врача, бегущего в корпус спрятаться от дождя. Ловко отпрыгнув в сторону, врач скрылся за дверью роддома.

Когда Виктория влетела уже на свой этаж, её за плечи остановил как раз тот, спешивший на дежурство врач. Она обернулась и попыталась вырваться из его цепких лап. Смахнув ударом руки медика, она толкнула его так сильно, что он отлетел на пару метров, и чуть было не врезался в стену (да уж, правду говорят, что любящая мать в страхе за своего ребёнка приобретает способность берсерка).

– Оу, оу, мамочка, помедленнее! Куда Вы так торопитесь? Что стряслось? Не стоит бегать по больнице. Вы можете кого-нибудь толкнуть или сами поскользнуться, – вежливости ему было не занимать.

– Мой ребенок!.. – вскрикнула она, – что-то не так! Я чувствую!.. Я хочу скорее увидеть его!..

«О, Господи! Еще одна…», – зло подумал доктор. А потом сказал вслух, улыбнувшись:

– Ага, хорошо. Ясно. Что ж, уверяю Вас, что не о чем беспокоиться, все новорожденные находятся в палатах и отдыхают под присмотром заботливых медсестёр, – он пытался её успокоить дружеским жестом, похлопав по плечу.

– Нет!.. Он не в порядке!.. Я чувствую это! Оставьте меня! Я побегу к нему, прошу! – она устранилась от занесенной над ней руки для похлопывания по плечу, и рука доктора, промазав, упала резко вниз. Но он успел ухватить Викторию за запястье. Она снова дернулась, и доктор по инерции чуть не влетел в нее.

– Пресвятая дева, ладно… Хо-ро-шо! – отпустил ее доктор. – Но обещайте мне, что вы успокоитесь, прямо сейчас. Как я вас пущу в таком невменяемом состоянии к ребенку. Вы всех перепугаете.

«Засранец, не смей меня успокаивать!.. – подумала мама. – Ты ни хрена не знаешь и не можешь знать, что такое материнские чувства!» – Но, улыбнувшись, ответила:

– Хорошо. Думаю, у меня нет иного выбора. Я успокоилась. Идёмте скорее.

– Я рад, что мы быстро нашли общий язык, – удовлетворённо произнёс доктор.

« Я тебе этот язык!..» – подумала Виктория.

В этот момент по лестнице спустилась медсестра, охранявшая мой сон. Доктора напугала ее нервозность и выпученные от страха глаза. Она обратилась к нему:

– Иван Аркадьевич, там это… – она заикалась, – там, ну, как бы вам сказать… – нервно теребя пальцы, она пыталась описать случившееся в палате.

– Да говори ты толком! Что там?

– Там, в общем, сквозняком сорвало с петель окно, и оно разбилось, – выстрелила сестра с максимальной скоростью и, кивая в сторону Виктории, добавила, – вон, в её палате.

Виктория застыла, глядя в пустоту, и резко, оттолкнув обоих медработников, бросилась к своему ребенку. Медперсонал поспешил вслед.

– О, Господи! – закричала она, когда увидела ужасную картину.

Слетевшее с петель окно, осколки стекла в раме и на полу, вздыбленные ветром занавески, ливень заливающий пол и край детской кроватки вселили страх в обезумевшую мать.

– Где он?! – она не увидела на кроватке дитя и, склоняясь, искала его на полу. – Вы его забрали? – волновалась Виктория.

– Нет… – удивленная медсестра переглянулась с врачом.

Виктория подошла ближе и увидела торчавшую над кроватью посиневшую голову сына, застрявшую между кроватью и стеной. Тельце, видимо, съехало и перекатилось через низкий бортик, и только голова мешала телу упасть на пол.

…Печалька. Да-да… Мне повезло испытать все прелести эшафота уже в возрасте младенца.

Мама, шокированная смертью сына, с ужасом смотрела на людей в белых халатах, ожидая помощи. Врач резко отодвинул Викторию в сторону, и быстро вернул меня в положение на спину, удобное для спасения жизни. Пощупал пульс, осмотрел мои глаза на признак реакции зрачков на свет, покрутил мне голову влево вправо и, убедившись, что я мёртв, горестно посмотрел на мать и констатировал:

– Мне очень жаль…

Виктория метнулась к кровати с криком: «Не верю!».

Она оттолкнула в сторону безучастного врача. Он ошалел от неожиданного выпада пациентки, и едва не упал, поскользнувшись на осколках стекла. Мама начала спасать меня. Она подняла мое тело над головой, потрясла словно грушу. Я помню, как болталась моя голова, будто тряпка на ветру и эти неудобные позы. Мама, не зная, что делать, с глазами полными слёз и паники, все реанимировала меня, искренне ругая всех и вся, полная скорби и проклятий, с мольбой к Богу вернуть ей дитя.

Кстати, моя мама своего рода доктор. Нет, у неё нет медицинского образования, но она профессионал традиционной народной медицины. Пока она меня «дубасила» пальцами в моё маленькое тело, чтобы запустить сердце, цвет моей головы пришел в норму, и она уже не выглядела так ужасно.

– Раз! Два! Три! Четыре! Пять! – мама шептала себе под нос, делая ритмичные толчки в крохотную грудь, не боясь сломать ребра. – Вдох! – Она выдыхала весь свой воздух из легких в мой рот (хорошо, что мой нос не закрыла пальцами! А то, порвала бы мои легкие своим объемом воздуха… а так, лишний, он выходил через нос). – Раз! Два! Три! Четыре! Пять! – Снова толчки. – Вдох!