Настроение жить
Шрифт:
Женщина опустила глаза, а потом тихо ответила:
– Понимаю.
– Но тогда зачем? К нам приходят сотни людей, желающих избавиться как раз от таких вот ненужных, бесполезных и вредных мыслей – которые не могут быть воплощены в жизнь, но постоянно тревожат и нервируют. Неужели вам приелся покой?
– Иосиф Александрович, – Валентина подняла глаза, в которых вдруг появилась решимость, – всё так. Я долгие годы мучилась от того, что моя мечта не сбылась. После рождения третьего ребенка уже даже почти смирилась. Изъятие было подарком мужа мне на день рождения. Но… после него я перестала быть собой, понимаете?
Хозяин кабинета молчал, глядя на свою посетительницу с возникшим внезапно интересом. После долгого раздумья ответил:
– А вы куда умнее многих. Идёмте, я вам кое-что покажу.
Подойдя к небольшой картине, Иосиф Александрович нажал что-то на стене, от чего одна из деревянных панелей обивки сдвинулась, открывая неширокий проход. Жестом приказав следовать за собой, он скрылся в проёме.
Небольшой тёмный коридор закончился огромным хранилищем. Бесконечные стеллажи от пола до потолка были заполнены изящными хрустальными флаконами с голубоватой светящейся жидкостью. Других источников света в хранилище не находилось, но всё же темно не было.
Под каждым сосудом покоилась папка с описанием содержимого. Внимательный наблюдатель заметил бы, что на многих папках название было не напечатано, а написано чернилами от руки.
Но Валентина не читала названия. Она удивлялась своим ощущениям. Многие флаконы при её приближении начинали пульсировать и едва слышно звенеть. Ей становилось то тепло, то радостно, то грустно. Она недоумённо посмотрела на владельца этой необычной коллекции, а он улыбнулся ей в ответ.
– Это – моя гордость. Здесь тысячи идей, которые их владельцы посчитали ненужными. Ненужными настолько, что готовы были заплатить, лишь бы с ними расстаться. Очень редко кто-то понимал, как он был неправ, и еще реже люди понимали, в чем именно они ошибались.
Мне нравится ваша решительность. Вообще-то я не возвращаю идеи, мы обязаны вернуть лишь деньги. Но я уже понял, зачем вы сюда пришли. И хочу сделать вам подарок. Вы можете вернуть свою идею, если сможете услышать её зов – или взять любую другую. Здесь много куда более подходящих вам, которые ещё не поздно реализовать.
Валентина смотрела на него, как зачарованная. Ей показалось, или его морщины стали не такими глубокими? С трудом отведя взгляд, она сосредоточила внимание на полках.
Многообразие идей поражало. От простеньких «похудеть к лету», «выучить английский» и «прыгнуть с парашютом» до замысловатых «открыть древнюю пещеру», «поплавать с китовой акулой», «найти клад». Валентина вздрогнула, прочитав надписи «воспитать великого хоккеиста», «сделать из дочери талантливую балерину».
Были и совсем гадкие идеи. Они отличались по виду, были не голубоватыми, а мутно-тёмными, и не пульсировали, а наоборот, будто поглощали энергию вокруг себя: «развести сына с невесткой», «вынудить соседей переехать».
Почему люди избавлялись от таких идей, она понять вполне могла. Но всё же, большинство полок занимали прекрасные мечты, которые могли сделать любую жизнь в разы насыщенней
и счастливее. Даже просто проходя мимо них, Валентина чувствовала, как сердце начинает биться быстрее, а внутри разрастается приятное волнение.Услышав сзади деликатное покашливание, она вздрогнула и засуетилась.
Где же ей искать?
Немного пометавшись среди бесконечных стеллажей, она заставила себя остановиться. Закрыла глаза, прислушалась.
И пошла навстречу горько-сладкому ощущению, давно забытому, но такому родному.
Вот оно!
Флакон внешне ничем не отличался от остальных. Но даже не читая надпись на папке, она была точно уверена: это – её. Протянув руку, она вдруг замешкалась.
Хозяин коллекции сказал, что она может взять любую идею. Например, совсем радом стояли «Научиться готовить 100 разных тортов» и «Посетить 50 музеев». У них не было горьковатого оттенка, и это были вполне реализуемые для неё вещи.
Может, не стоить мучить себя недостижимыми мечтаниями?
– Любезная, я не хотел бы вас торопить, но у меня ещё осталась работа, которая не терпит отлагательств…
Валентина спешно схватила флакон.
– Да-да, я готова!
– Вам нужно выпить содержимое. Лучше это сделать в спокойной обстановке, – добавил Иосиф Александрович, особенно акцентируя последнюю фразу.
– Спасибо большое! Знаете, меня не нужно провожать, я помню дорогу.
Валентина направилась к выходу, нежно прижимая к груди драгоценный сосуд. Разглядев надпись на папке, Иосиф Александрович улыбнулся.
И не удержался от соблазна еще немного побродить среди стеллажей. Менялись времена, технологии извлечения, идеи… Неизменным оставалось одно: энергия. Её здесь было столько, что он может никогда не бояться немощи, болезней, смерти, ни тем более скуки. Он прислушивался к звенящим напевам приятных мечтаний, зажмуриваясь от удовольствия.
А затем, с сожалением вздохнув, прихватил осиротевшую папку и вернулся в кабинет.
Полчаса – и в проект договора с клиентами, а также во все основные инструкции был добавлен пункт:
«Изъятые идеи обмену и возврату не подлежат».
Он искренне сомневался, что в ближайшие десятилетия к нему вновь обратятся с такой просьбой, но рисковать больше не хотел.
***
Маленький Вадик уже полчаса сидел один у окна, отказавшись присоединиться к игре.
Сегодня он снова вспоминал погибших родителей, но уже не плакал – боялся, что его опять станут дразнить.
Он ещё ничего не знал о том, что в почтовый ящик детского дома номер 47 уже пришла заявка от Александра и Елены Макарских.
***
Инга уютно устроилась диване, закутавшись в плед и оставив снаружи только руку, держащую внушительную чашку с горячим какао.
«А не избавиться ли мне от идеи, что клиенты вредят себе процедурой?» – внезапно подумала она. Впрочем, одно воспоминание о жутковатых креслах и проводах с иглами заставило её вздрогнуть.
«Для начала, попробую-ка я справиться с этим сама».
***
В трёх кварталах западнее дома Инги по кухне порхала Валентина. На сковородке шкворчали отбивные, а в духовке подрумянивались пироги. Не в силах противиться манящим ароматам, на кухню постоянно заглядывал её муж. Внезапно он задержал взгляд на супруге, с удивлением рассматривая её румянец и счастливые глаза.