Натюрморт с серебряной вазой
Шрифт:
«Что ты собираешься услышать, Рома? – прозвучал в его ушах голос Глории. – Иди-ка ты спать. У тебя осталось на отдых два-три часа. Не то завтра будешь клевать носом, а у тебя задание: следить за Смоляковой!»
– К черту, – выругался он.
– Правильно, – поддержал его консьерж. – Пошлите вы к черту своего редактора и не связывайтесь с этим циркачом. Мутный он какой-то. Темная лошадка!
Лавров вышел на улицу и направился к машине с мыслями о Глории. Неужели она контролирует его на расстоянии? Или у него разыгралась больная фантазия?
Было тепло. Над городом зарождался робкий
Параллельно Татарской шла улица Бахрушина, где Раметов, если верить его словам, держал антикварную лавку. Туда и направился Лавров – на малой скорости, стараясь быть предельно внимательным. За поворотом его с оглушительным воем сирен обогнали две пожарных машины.
Выругавшись, Лавров прибавил газу и вскоре оказался у жилого дома, где пожарники уже в спешном порядке приступали к тушению пламени, объявшего первый этаж, переоборудованный под торговую точку. Огонь вырывался из разбитых витрин с торца здания.
Начальник охраны вышел из машины и приблизился к толпе встревоженных людей.
– Похоже на поджог, – донеслись до него слова жильца, который возбужденно разговаривал с командиром пожарников. – Антикварный магазин горит! Захудалая была лавчонка…
«Лавочка закрылась раньше, чем кое-кто предполагал», – подумал Лавров, глядя на суету пожарников, дым и багровые языки пламени.
– Видать, конкуренты пожар устроили, – обсуждали происшествие испуганные обитатели многоэтажки и невесть откуда взявшиеся зеваки. – Не поделили чего-то. Или хозяин дань платить отказался.
– Какую дань? Прошли те времена…
– Значит, проводка замкнула…
– Нынче торгаши на всем экономят, совсем совесть потеряли. А нам – беда! Огонь вот-вот на второй этаж перекинется…
– Даст Бог, потушат!..
Тем же утром в дом на Васильевской улице вошла элегантно одетая женщина и вызвала лифт. Консьержка проводила ее отсутствующим взглядом и уткнулась обратно в книжку.
Лифт остановился на седьмом этаже. Женщина вышла, огляделась и позвонила в одну из квартир. За дверью стояла тишина. Еще звонок, и тот же результат. Гостью явно никто не ждал. Она постояла минуту, словно прислушиваясь, что происходит в квартире, потом попробовала повернуть дверную ручку.
С тихим щелчком дверь приоткрылась. В прихожей горел свет. Голубой ковер на полу был сплошь усыпан блестящими осколками…
Гостья скользнула внутрь и увидела разбитые зеркальные дверцы шкафа-купе, куски черного крепа и большую пустую раму от зеркала с торчащими кое-где зубьями стекла. Рядом с рамой на полу валялся молоток.
Кто-то устроил здесь настоящее побоище, войну с зеркалами. Впрочем,
пострадали не только они. Молоток был испачкан кровью. На некоторых осколках тоже виднелась подсохшая кровь, а на ковре – кровавые следы. Эти следы вели по коридору к одной из дверей.Гостье ничего не оставалось, как идти по этим бурым следам и гадать, что же она застанет в комнате. Через распахнутую дверь была видна двуспальная кровать с лежащим на ней телом хозяйки квартиры.
– Кому бы это еще быть? – прошептала гостья, приближаясь к кровати.
Молодая женщина лежала на боку, разбросав руки. Пшеничные волосы ее спутались и закрывали лицо. Она была одета в желтый шелковый пеньюар, который задрался, открывая взгляду гладкие точеные икры и красивые колени. Светлое покрывало в ногах пестрело кровавыми пятнами. На тонких, изящных ступнях женщины запеклась кровь. В комнате – а это по всем признакам была спальня – стоял крепкий запах французских духов и алкоголя. Рядом с телом валялась пустая бутылка из-под дорогого коньяка с остатками содержимого на дне.
– Ох-хо-хо! – вырвалось у гостьи.
Она тяжело вздохнула и наклонилась над телом. Запах алкоголя усилился. Женщина была жива, по крайней мере, она дышала, и цвет кожи у нее был нормальный.
Гостья обошла всю квартиру – комнату за комнатой, заглянула даже в кухню и большую ванную с итальянской плиткой и джакузи – но больше никого не нашла. Все уцелевшие зеркала были завешены траурным крепом, часы остановлены. На ореховом комоде стоял портрет мужчины лет тридцати пяти – тридцати восьми с черной лентой на уголке. Перед ним желтым восковым пятном распылалась церковная свеча.
Гостья постояла у портрета и вернулась в спальню. Потрогала хозяйку квартиры за плечо – но та и не думала просыпаться. Она только почмокала пухлыми розовыми губами и устроилась поудобнее.
Гостья попыталась ее растолкать. Бесполезно. Что было делать? Оставаться в квартире и ждать? Она вздохнула, поправила на спящей подол пеньюара и отправилась в гостиную. Если уж ждать, то здесь, в мягком кресле.
Она почти задремала, когда услышала тихие осторожные шаги…
– Вы… кто? – испуганно спросил молодой человек, пятясь к дверному проему в полной готовности дать стрекача.
– Не бойтесь меня, – улыбнулась незнакомка. – Я не вооружена и не опасна. Дверь в квартиру была открыта, и я вошла.
На него было страшно смотреть. Бледный, с перекошенным лицом, чумазый.
– От вас пахнет бензином, – сказала она, продолжая улыбаться. – Вы тяжело дышите. Где вы были? На пожаре?
– В-вы кто? – заикаясь, повторил он.
– Подруга Ирины.
– По… подруга? Что вы здесь делаете?
– Сижу, как видите. Жду, пока Ирина проснется. Она пьяна.
– Пьяна? – Молодой человек словно не понимал, о чем говорит незнакомка.
– Она выпила целую бутылку коньяка. Для женщины это приличная доза.
– Вы лжете! – нервно вскрикнул он и опрометью бросился в спальню. – Вы убили ее! Убили… Нет! Боже мой, нет! Она говорила… а я не верил…
Он судорожными движениями ощупал лежащую на кровати Ирину, убедился, что она жива, и вернулся в гостиную. Незнакомка снисходительно улыбалась.