Научи меня бегать по воде

На шум из спальни вышла заспанная вислоухая дымчатая кошка; переводя взгляд то на отца семейства, то на хозяйку, она так и не поняла, чем вызван шум, потёрлась о ноги Дарьи Михайловны, но, не получив взаимной ласки, поплелась в укрытие.

Из ванной комнаты донеслись жалобные, пищащие крики непутёвой дочери, и мама мгновенно ринулась спасать своё «сокровище».

Отец глубоко вздохнул, всплеснул руками и вышел на балкон курить. Несмотря на поздний час, Артёма ещё не было дома: парню уже исполнилось девятнадцать, и частые «неночевания» уже не вызывали никаких отрицательных эмоций.

Ближе к одиннадцати ночи в доме всё затихло, погас свет, только фонарный свет проникал сквозь полупрозрачные портьеры и рассеянно освещал комнату. Евгений Петрович не спал – лежал на спине и смотрел на пёструю картину с ромашками. Вдруг во дворе хлопнула калитка – пришёл сын. Отец слушал, затаив дыхание. По шагам он понял, что сын не совсем трезв; на кухне громко звякали стаканы и громыхали крышки от кастрюль, при этом отпрыск громко комментировал свои действия матерными словами. Сердце отца бешено заколотилось, но встать он не решился. Так и не уснул до утра. Когда солнечный свет залил комнату, отец всё лежал на постели, в груди что-то жгло и покалывало, но разговор с дочерью и сыном откладывать нельзя. Он медленно встал, аккуратно засунул ноги в кожаные коричневые тапочки и, пошатываясь, поплёлся на кухню.

В доме, где царили идеальная чистота и комфорт, стоял тяжёлый, тошнотворный запах перегара. Лицо отца скривила мучительная гримаса, мысли, как черви, стали больно копошиться в голове; ему хотелось собрать чемодан, рвануть в аэропорт и улететь подальше от дома. Возможности позволяли, а вот совесть и ответственность – нет. Надо подобрать слова, сформулировать убеждения, «настроить» выражение лица…

Он включил стеклянный электрический чайник с подсветкой, сел за стол и стал бессмысленно смотреть, как закипает вода. Около ног почувствовал мягкое прикосновение – кошка тёрлась и громко мурлыкала. Пинок – и кошка с визгом летит прямо в мусорное ведро.

На шум вышла Дарья Михайловна, розовощёкая и с опухшими нижними веками глаз. Она присела на край табуретки и с жалобным видом посмотрела на мужа.

– Женя, я прошу, пожалуйста, будь помягче с детьми. Понимаешь, если сейчас ты поступишь грубо, то дети отвернутся от нас и «закроются» навсегда. Давай выясним, где она была, с кем, может, она ни в чём не виновата. Ей нужны поддержка, понимание.

– А, я думаю, что ей сейчас нужен ремень! Пока силы у меня есть, на Тёму уже не хватит. А ты начиталась своих книг по психологии и думаешь, что так и надо. Дети разные, и к каждому нужен свой поход. Уверен, что нашим нужна физическая сила; жаль, что я раньше был таким мягкотелым, да и работы невпроворот. Думал, ты, грамотная, с высшим образованием, сможешь воспитать детей, да ошибся. Ты только на словах такая правильная. А результат? Где результат твоих рассуждений? Вот он, налицо: дочь – проститутка, сын – алкаш!

– Ты преувеличиваешь, Женя.

– Я преувеличиваю? Да я в их возрасте уже пахал как лошадь, поэтому и стал человеком, а они – дармоеды! У Артёма когда сессия? Почему не готовится? Почему таскается по ночам? А Анька еле школу на «тройки» тянет. К репетиторам хоть ходит? Или я только «бабки» отстёгиваю, а толку не вижу? Что за ерунда: один-единственный выходной за неделю – и столько нервов, меня всего трусит. Вот лишу вас средств – будете знать; заведу любовницу и укачу в Сочи!

–Делай, что хочешь! – тихо сказала жена,– я тоже от тебя устала.

–Устала? От чего ты устала? От своих салонов и парикмахерских?

–Ха, дорогой, а ты вообще что-то замечаешь, кроме своего бизнеса? Что в доме – идеальный порядок, одежда выглажена? Только и делаю, что вас обслуживаю и ещё работаю.

–Так что, тебе денег дать? Свали куда-нибудь, всё равно я тебе как мужчина давно неинтересен. Таскаешься, наверно, с кем-то. Что глазки -то опустила?

–Дурак, пошли к Ане.

–Пошли.

Отец подошёл к двери, прислонил к ней ухо на пару секунд и замер; затем, уверенно толкнув дверь, почти ворвался в спальню дочери и резко застопорился, как перед шлагбаумом на железнодорожном переезде.

– Одень её, – сказал он, прикрыв лицо руками.

– Аня, Аня, проснись, отец хочет с тобой поговорить,– молила мать, натягивая футболку на обмякшее, сонное тело.

– Ну, чё надо? – наконец отозвалось чадо.

– Что значит: чё надо? Где ты вчера была, с кем? Опять с Катькой? Я запрещаю тебе с ней водиться. У неё родители – алкаши, мать от пьянки померла, отец – бомж. И её это ждёт, подстраиваешься к такой жизни? Ещё раз с ней увижу – отлуплю ремнём и не посмотрю, что взрослая. Поняла?

– Ты жестокий человек, хоть и мой отец,– выдавила из себя Аня, не моргая смотря прямо в глаза отцу.

– Что? Ты ещё рот смеешь раскрывать? Сегодня же, Даша, веди её к гинекологу, если мои ожидания оправдаются – пеняй на себя. Пойдёшь картошкой торговать на рынок, я тебя содержать не буду.

– Женя, успокойся! – воскликнула Дарья Михайловна.

– Чё тут у вас? – в комнату заглянул взъерошенный брат.

– И тебя туда же, алкаш! Почему ты вчера пьяный пришёл?

– Хто? Я? Да я был стёкл как трезвышко! – пошутил Артём.

– Мне не до шуток, идиот.

– Не понял, что произошло, пап, ты чего такой злой?

– На сестру посмотри, она до сих пор пьяная.

– Фу ты, Анька! Где «накидалась»? – выкрикнул из-за отцовского плеча заботливый брат.

Аня уткнулась лицом в подушку и накрылась сверху одеялом. До вечера она не произнесла ни слова.

10. Учитель

Положив гитару в чехол и закинув за спину, Кирилл быстрыми шагами направился к остановке. Яркое июньское солнце слепило глаза и пекло спину. Огромный, живой, многолистный тополь шелестел от лёгкого дуновения ветра. Шум проезжающих машин, разговоры людей, шелест листвы – всё отодвинулось на второй план; Кирилл утонул в своих мыслях, он чувствовал, что внутри, в душе, происходит необратимый процесс. Что именно, он не мог объяснить, но ощущал важность и необходимость этого процесса.

Незаметно для себя проехал пять остановок, погружённый в мысли, прокручивая в голове предстоящий разговор с учителем.

Не доверять ему у Кирилла не было оснований – Пётр Фёдорович всю жизнь проработал учителем музыки. Интеллигентный, мудрый, чуткий человек, он знал и умел найти подход к каждому ученику, и они, естественно, отвечали ему взаимностью. Он всю жизнь прожил холостяком: не то чтобы он категорически отвергал женщин, просто ему не везло. В молодости стеснялся своей профессии. Хлипкие романы заканчивались провалом: одна возлюбленная постоянно пыталась унизить его, вторая любила приложиться к бутылке, третья – «погулять» на стороне. Сейчас он – стройный, седовласый, голубоглазый старик, привыкший к своему одиночеству, увлечённый чтением. Он даже планировал написать книгу о пользе одиночества и его влиянии на личность.

Кирилл прискакал к двери учителя вовремя, запыхавшийся, раскрасневшийся, с мокрой от пота головой. Нажал на кнопку звонка.

– Кирюша, это ты? – спросил за дверью Пётр Фёдорович и, сразу открыв её, улыбнулся дружеской улыбкой,– заходи, заходи, зачем так бежал, у меня сегодня, кроме тебя, никого.

– Не люблю опаздывать; как вы?

– Нормально, а почему ты спрашиваешь? Чай будешь?

– Нет, водички холодной можно?

– Как хочешь. Выучил задание?

–Да как-то нет, извините.