Научи меня любить
Шрифт:
— Прям не знаю даже, Санек! Слушай, ну может за деньги все-таки это ЭКО сделать? Там, наверное, разберутся, как поступить, тем более раз оба здоровы. Найдем через кого, связи есть.
— Не по душе, если честно, нам эта процедура, Гоша. Там, знаешь, тема такая, прижиться могут сразу несколько эмбрионов, а убирать потом надо всех, кроме одного. Иначе — слишком большой риск возникновения патологий у оставленных… Это для нас равносильно тому, что своих же детей убить. В общем, мы против такого. Да и видишь, ЭКО это делают, когда пара по медицинским показаниям детей иметь не может. А у
— Саш, стой, стой. Не туда мыслишь, друг. Вам без друг друга никак. Ты же не сможешь…
— Не смогу.
— Может быть, вам стоит из детдома взять малыша?
— Он же не родной, понимаешь, будет. Как его принять? Я не знаю, смогу ли полюбить. Давай, Гоша, выпьем, и поддержим наших девочек, потанцуем что ли. Когда еще так повеселиться сможем!
— Ну, пойдём, пойдём! — И, чокнувшись с другом бокалами, Игорь закричал в сторону импровизированного танцпола: — Девчонки, мы сейчас придем!
Янка разошлась не на шутку, ее словно подменили. Она танцевала, визжала, прыгала под каплями распыляющейся воды неустанно. В какой-то момент ее поймал в свои крепкие объятия Сашка.
— Малышка, ты чего это сегодня чудишь?
— М-м-м, милый, я не чудю… Не чижу… Я пьяная. Это Наташка все, она меня споила.
— Янка, — рассмеялся муж, — ты же завтра умирать будешь с похмелья, ты же не пьешь никогда, тем более столько!
— Да? А надо! Знаешь, это так весело, ик!
— Так, ты замерзла, мелкая.
— Да, согрей меня. Полюби прям сейчас, Саша. Хочу тебя, слышишь?
— Ого, ты ли это, девочка моя? Ну что же, — он прикусил ее за мочку уха и, слизав в шеи капли воды, прошептал, — Я согласен. Только командуешь парадом ты.
В глазах Яны лишь на миг промелькнул испуг, но тут же исчез, затмленный куражем разгоряченной крови.
Янка потянула мужа за руку.
— Пошли, я знаю одно классное место!
— Все, я сдаюсь, веди, — рассмеялся он, подняв ладони вверх.
— Не смейся, — Янка подалась вперёд, вышагивая по тропинке, забавно вихляя задом, обтянутым в черный купальник. Довела любимого до машины и открыла ему дверь. — Прошу!
— М-м-м, Яночка, я весь твой, — проворковал Сашка и залез внутрь автомобиля.
— Еще бы!
Янка, повизгивая, забралась верхом на мужа, и захлопнула дверь. Для нее сейчас стало вдруг важным проявить себя, почувствовать свободной, распущенной, такой, какой быть нельзя. Ну и черт с ними, с этими правилами!
Страсть разливалась жидкой лавой по венам, приправленная перчинкой легкого вина, смывала все предрассудки. Она здесь и сейчас хочет любить своего мужа и никто ей этого не запретит…
Через несколько минут Янка уже сладко посапывала на плече у Сашки. Вот только она стонала и извивалась, как дикая кошка, но как только дошла до пика наслаждения, силы вдруг покинули ее. Тело обмякло, и она, прижавшись к мокрому плечу мужа и сладко зевнув, пробормотала:
— Я не смогу без тебя, Саш… Не смогу…
15
Тук, тук, тук, тук, тук…
Да что же это такое! Кому неймется… Каждый этот самый
тук отдавался в голове дикой болью так, что хотелось выть. Тук. Тук.Яна открыла глаза. Больно. Закрыла. Протянула руку, пощупала рядом. Никого.
Хотелось позвать Сашку, но из горла вырвался какой-то устрашающий хрип. Боже, Яна, ты ли это? Со стоном она перевернулась на бок, диван издал тревожное шр-р-р, и вроде бы совсем тихонечко, но по ушам резануло, и снова — боль. А потом опять это — тук, тук.
Яна все-таки открыла глаза. Находилась она в гостевой комнате, на разложенном диване. Тяжелые шторы из габардина задернуты, но в тонкую щель проникает солнечный свет. Явно, что уже позднее утро. Тук. Тук.
Осмотревшись, она увидела, что двери в спальню прикрыты неплотно. Видимо, когда выходил Сашка, не закрыл до конца. Эта его вечно дурацкая привычка! Так может и не слышала бы она этого гадкого стука. Попыталась сесть, но комната поплыла, и она со стоном вновь рухнула на подушку. Вот это да! Вот это она вчера употребила чересчур! Надегустировалась от души. И ведь Наташка предупреждала, что хватит. Но ее как черт толкал — выпить еще и еще. Да сроду она не пила больше бокала. И, помнится, танцевали они, было так хорошо. И с Сашкой целовались, как ошалевшие…
Господи, как стыдно-то! Наташка с Игорем что подумают! И как все закончилось? Как сюда она попала, в комнату? В памяти одни обрывки картинок и непроглядный туман.
Ощупала себя — в ночнушке, явно Натахиной. Потому, как по размеру ощущается, словно чехол для танка. Ей бы не ляпнуть, а то обидится. Кажется, хмель еще не вышел, какой-то бред в голове…
Тук, тук, тук, тук. Вот, опять. Янка сползла с дивана, встав на корячки, проползла до тумбочки. На ней стоял спасительный стакан воды, и рядом возлежала желанная таблетка аспирина. Всё-таки хорошая Наташка подруга! Споить споила, но водички оставила. Чтоб сразу не сдохла. Ужас! Как тошнит!
Янка задышала глубоко, снова прикрыв глаза, а когда немного отпустило, решила встать и выйти в коридор. И, наверное, очень плохо сделать тому, кто делает это «тук-тук»… Что же за такое, это ведь дом, а не многоквартирник! Да даже соседи ее так не издеваются. Глухое «тук-тук» перешло в металлический лязг, а потом скрежет. Яна зажала руками уши и поспешила к двери, не обращая внимания ни на боль, ни на тошноту.
Распахнув створки, вылетела за дверь, но тут же остановилась, пораженная увиденным. Трехлетний Митюша сидел на полу, практически возле входа, и забивал в дно перевернутого металлического тазика гвоздь. Настоящий гвоздь, настоящим молотком. Тук, тук…
— Ты чего тут творишь? — без приветствия выдала ошарашенная Янка.
— Забиваю гоздь.
— Зачем?
— Забить надо. Вот сюда, — тычет пальчиком в уже наметившуюся дырень в дне таза.
— Зачем?
— Гупая? Надо, говою.
— А! А мама где?
— В саду. Бата комит.
— Кого?
— Ваньку говою, гупая?
Яна стояла в растерянности. Что делать? Спасать таз или бежать ябедничать Наташке? Она-то точно не знает ещё, что отчебучил ее сын…
— А почему ты тут сидишь, а не с ними? — передернула плечами, вспоминая недавнее тук-тук.