Научная фантастика. Ренессанс

— В базе данных «Феникса» этих сведений нет, Клара, — с упреком заметила она. — Однако…

Забелив уголок салона, Ипатия высветила на нем лицо и вкратце изложила биографию. Ребекка Шапиро обладала драматическим сопрано, и перед ней открывалось блестящее будущее оперной певицы, пока в результате авиакатастрофы она не повредила связки. В целом ее неплохо починили, но с пением было покончено. Она никогда уже не сумеет исполнить «Царицу ночи» [141] . На Земле ее жизнь не имела перспектив, и Ребекка подписалась на мою программу.

141

Ария из оперы «Волшебная флейта» В. А. Моцарта.

— Есть еще вопросы? — спросила Ипатия.

— О Ребекке нет, но вот почему они зовут свой мозг Гансом?

— А, это идея Марка Рорбека. Он предложил назвать его в честь одного из пионеров компьютерной эры. Но разве имя так уж важно? Вот, например, почему ты назвала меня Ипатией?

— Потому что Ипатия Александрийская [142] была головастая и заносчивая стерва, — объяснила я ей. — Вроде тебя.

— Пф!

— И к тому же первая женщина, ставшая крупным ученым, — добавила я, зная, что Ипатия всегда не прочь поговорить о себе.

142

Ипатия (Гипатия) Александрийская — греческий философ, математик, астроном, глава Александрийской школы неоплатоников (370–415 гг.).

— Первая из известных нам, — поправила она. — Мы ведь не знаем, сколько еще таких, чьи открытия до нас не дошли. Женщинам нелегко было прорваться в вашем древнем мясном мире, как и теперь, между прочим.

— Кроме того, предполагают, что ты была красавицей, — напомнила я, — и, во всяком случае, ты умерла девственницей.

— Это был сознательный выбор, Клара. Даже та древняя Ипатия предпочитала не пачкаться с этими грязными мясными делами. И я не просто умерла, а была зверски убита. Холодной дождливой весной четыреста пятидесятого года нашей эры меня растерзала банда нитрийских монахов [143] за то, что я не была христианкой. Однако, — заключила она, — ты сама выбирала мне личность. Если бы тебе хотелось другую, ты бы другую и выбрала.

143

Монахи-пустынножители, селившиеся в Нитрийской пустыне, на границе Ливии и Эфиопии, получившей свое название от соседней горы, где в озерах имелось множество натра, или селитры.

Она таки сумела заставить меня усмехнуться.

— Еще не поздно, — напомнила я ей. — Как насчет Жанны дАрк?

Богобоязненная язычница-римлянка с отвращением содрогнулась при мысли стать христианкой и сменила тему:

— Хочешь, я свяжу тебя с мистером Тарчем?

Ну, я и хотела, и не хотела. Мне требовалось кое-что решить с Биллом Тарчем, но я еще не готова была решить, поэтому покачала головой.

— Я вот подумала об исчезнувшем народе, который мы пытаемся воскресить. У тебя есть хичийские отчеты об этой планете, кроме тех, что я уже видела?

— Как не быть. Всех не пересмотришь.

— Покажи хоть некоторые.

— Слушаюсь, босс, — сказала она и исчезла, а я оказалась стоящей на скальном уступе, и подо мной внизу расстилалась яркая зеленая равнина, по которой двигались забавного вида животные.

Между симулятором «Феникса» и моим есть некоторая разница. Мой дороже. Их симулятор годится для работы, он показывает все, что вы хотите увидеть, но мой-то помещает вас прямо в картину. Мой снабжен полным набором сенсоров, так что я не только вижу и слышу, но и ощущаю и обоняю. И вот ласковый ветерок ерошил мне волосы и доносил издалека запах гари.

— Эй, Ипатия! — слегка удивилась я. — Они что, уже изобрели огонь?

— Использовать не умели, — пробормотала она у меня в ухе. — Должно быть, во время грозы молния подожгла холмы.

— Какая гроза?

— Та, что только что прошла. Видишь, все еще мокрое?

Нет, на моей скале было сухо. Солнце над головой, большое, яркое и очень жаркое, высушило ее досуха, но в листве вьющихся растений у подножия действительно еще висели капли, а обернувшись, я увидела горящие растения на далеком холме.

Долина казалась более интересной. Рощицы деревьев или чего-то похожего на деревья и стада крупных косматых тварей. Ростом с бурого медведя, но, по-видимому, вегетарианцы, они трудолюбиво выворачивали из земли деревья, чтобы удобнее было объедать листья. Пара речушек: одна, узкая и быстрая, водопадами сбегала с холмов слева от меня и впадала в другую, пошире и поленивее, образуя приличную реку. Другое стадо косматых созданий, более крупных, чем первые, кормилось на равнине. Я не видела, что там у них росло, но зрелище было увлекательное. Пожалуй, так выглядели американские прерии или африканский вельд, пока наши предки не перебили всех диких мясных животных.

Самым интересным в смоделированной ситуации мне показалась группа с дюжину или около того. Они находились довольно далеко от меня и опасливо кружили вокруг маленького стада животных, рассмотреть которых мне толком не удавалось.

— Это они? — спросила я Ипатию, указывая в ту сторону.

Она подтвердила, и я попросила ее увеличить изображение.

Вблизи стало заметно, что животные, на которых охотились хищники, напоминали свиней, вернее, напоминали бы, если бы у свиней были длинные, не покрытые шерстью ноги и длинные беличьи хвосты. Я заметила, что свинья-мамаша скалит клыки и щелкает ими на подступающих со всех сторон хищников, а трое малышей жмутся у нее под брюхом. Но меня больше интересовали хищники. Они смутно напоминали приматов, то есть у них были обезьяньи морды и короткие хвосты. Только на Земле никогда не водилось шестилапых приматов. На четырех они бегали, а две больше походили на руки, и в этих вроде бы руках они держали острые камни. И как только подобрались поближе, принялись швырять этими камнями в добычу.

У свиньи не было шансов. За пару минут двух ее малышей подбили, а сама она мчалась прочь, мотая своим длинным хвостом из стороны в сторону, точь-в-точь стрелка метронома, и уцелевший поросенок бежал за ней, болтая хвостиком в такт мамаше, а шестилапые хищники приступили к пиру.

Зрелище было не из приятных.

Я прекрасно знаю, что животным для жизни необходимо есть, и никаких сантиментов по этому поводу не испытываю. Черт возьми, ем же я бифштексы! (И притом не всегда синтетические.) А все-таки смотреть на происходящее полмиллиона лет назад в чужом вельде было неприятно, потому что, когда волко-обезьяны начали есть, один поросенок был еще жив и его жалобный визг донесся до меня.

Я ничуть не пожалела, когда Ипатия прервала меня сообщением, что мистер Тарч, не дождавшись моего вызова, вышел на связь сам.

Почти все мои беседы с Биллом Тарчем заходят в несколько интимную область. Он любит такой секс на словах.

А я — не особенно, поэтому постаралась сократить разговор. Основная мысль его сводилась к тому, что он по мне соскучился и, хотя словами об этом не говорилось, по-прежнему хорош собой: не высок и даже, строго говоря, не красив, но крепкого сложения и с широкой вызывающей ухмылкой, которая так и говорит: «Я умею повеселиться!», и еще — что он прибывает через два дня. Признаю, не слишком богатая информация для четверти часа связи, протянувшейся на световые годы, но остальное касалось только нас двоих; а когда я закончила, уже пора было одеваться к обеду на «Фениксе».

Ипатия, как обычно, не дожидалась распоряжений. Она перебрала мой гардероб и с помощью манипуляторов вытащила нарядный костюмчик с шортами, чтобы мне не возиться больше с юбкой, которая так и норовит взлететь, а к нему — золотое ожерелье, плотно охватывающее шею, которое не станет порхать перед лицом, как нитка жемчугов. Прекрасный выбор, я не стала спорить. Пока я переодевалась, Ипатия спросила как бы невзначай:

— Ну как, мистер Тарч спасибо-то сказал?

Я уже выучила наизусть все ее интонации. От этой у меня шерсть встала дыбом.