Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:
Освобождение от запретов

У многих видов запрет применять оружие без острой необходимости действует и по отношению к чужим видам. Крупный и сильный зверь не атакует всех подряд. Вы можете долго донимать собирающего нектар шмеля, а он будет лишь уклоняться или пугать. Чтобы он ужалил, нужно поставить его в безвыходное положение. В случае же острой необходимости — при нападении другого вида, посягательстве на гнездо, детенышей и т. п. — оружие применяется в полной силе. Запрет перестает действовать, снимается.

Не было бы ничего удивительного в том, что и у людей запреты переставали действовать, когда они подвергались нападению другого вида или когда нападали сами (например, при охоте). Судя по современным данным, по-настоящему начал охотиться только разумный человек, всего лишь несколько десятков тысяч лет назад, а его предки не были охотниками на крупного

зверя. С нападением другого вида временная картина обратная: разумный человек за пределами Африки не имел специализировавшихся на нем хищников, зато на Черном континенте они, в первую очередь леопард, есть и были в течение всей истории предков человека. В Восточной Африке одновременно обитало несколько видов австралопитеков и людей, но конфликтовали ли они, мы не знаем. Вывод: человек так давно не имел достойных объектов для применения своих агрессивных инстинктов, что, возможно, эти инстинкты легко переадресуются на особей своего же вида. Тогда одним из иррациональных мотивов войны может быть якобы отражение нападения хищников, сопровождающееся снятием запретов.

Но у многих видов запреты снимаются и в отношении особей своего вида, если срабатывает программа разделения на «своих» и «чужих». В отношении первых запреты действуют в полной мере, а в отношении вторых — слабее или вообще даже снимаются. Животное обычно хорошо знает «своих» — это могут быть родители, братья и сестры, партнеры по стае, обитатели общей территории и т. п. Пока биологическая емкость среды достаточна, отношение к «несвоим» может быть терпимым и даже благожелательным. Но если из-за роста численности популяции или уменьшения емкости среды возникает ощущение дискомфорта, сопровождающееся учащением агрессивных стычек, то возникает субъективное ощущение, что «нас что-то слишком много» и «тут кто-то лишний». Сигнал «тут кто-то лишний» запускает программу «найди своих и отделись от чужих, вместе со своими прогони чужих». Если свои и чужие есть в действительности (например, на одном пастбище смешались два стада, и им стало тесно), ясно, и кто чужой, и что нужно делать. Но в экспериментальных условиях легко удается скрыть, кто свой, а кто — чужой, и тогда животные разделяются по любым второстепенным, в том числе и ложным признакам.

К чему приводит поиск «наших»?

В благоприятной обстановке люди обычно относятся к «несвоим» мирно, часто проявляют интерес, а иногда и симпатии. При ухудшении обстановки отношение резко меняется на враждебное. У людей программа «научись узнавать своих» начинает действовать очень рано. Уже в возрасте нескольких месяцев ребенок начинает своим улыбаться, а на чужих хмурить бровки, делает рукой движение «прочь!», кричит. И позднее этот поиск продолжается. Разделите детей на несколько дней, на две случайные группы по любому признаку — и тотчас они начинают считать компаньонов по группе своими, а другую группу — чужой. И тут же по отношению к чужим начнут проявлять агрессивность и нарушать моральные запреты. К сожалению, мы поддаемся воздействию этой программы всю жизнь, выделяя своих — однокашников, соседей, сослуживцев, земляков, единоверцев — и так без конца.

На этой программе нас ловили и ловят демагоги, натравливая на людей иного облика, класса, культуры, национальности, религии, взглядов. Этологи всегда предупреждали, что разделение людей на «наших» и «ненаших» — преступно, ибо оно снимает в человеке инстинктивные запреты не наносить ущерба ближнему, а освобожденный от них человек не просто жесток, он изощренно жесток, способен изобретать такие страдания «чужому», до которых бы не додумалось ни одно животное. Совершенно ясно, что существование программы разделения на «своих» и «чужих» — иррациональная причина большинства междоусобных конфликтов. В наши дни всякий может ежедневно видеть по телевизору, что междоусобная война «наших» и «ненаших» — самая жестокая, бессмысленная и аморальная.

Что могло бы остановить реализацию этой инстинктивной программы? Во-первых, появление настоящих, биологически подлинных чужих. Нападение другого вида животных, скажем. Если бы на Землю напали марсиане, человечество тут же бы объединилось. Во-вторых, лишение материала для разделения. В сущности в этом смысл идеи Христа о воспитании каждым человеком в себе чувства любви к любым людям, и в первую очередь — к отличным от тебя и далеким тебе. С этой задачей религия и церковь справлялись не более чем «на тройку с двумя минусами», ибо в основе любой религии все равно лежит разделение людей на «своих» и «чужих». Тогда остается только светский путь — законодательное ограничение активности тех, кто под любыми, пусть даже самыми благовидными предлогами проповедует или насаждает противопоставление и разделение людей по

любому признаку.

В прошлом определенного успеха в этом достигали некоторые империи, как в Европе и Азии, так и в Мезоамерике. Римляне, например, оккупировали некоторые погрязшие в бесконечных вооруженных конфликтах племена, разоружали их, изымали воинственную часть племени, а остальных полупринудительно приучали к мирному труду и образу жизни. Эта процедура называлась цивилизацией — переводом на гражданский образ жизни. Российская империя сыграла ту же роль для многих включавшихся в ее состав территорий. Имперский вариант замирения имеет два недостатка: во-первых, империя не вообще устанавливает мир, а переносит войну со всей своей территории на свои границы, а во-вторых, цивилизируемые народы особой благодарности к цивилизаторам не испытывают и терпят их, пока метрополия так богата, что может давать подвластным народам много благ. Когда же империи нечего послать подчиненным народам, кроме своих солдат, империя разваливается. Это прекрасно знали и древние римляне, и древние китайцы.

В наш век по сходному сценарию, но на мировом уровне, пыталась действовать Лига Наций, а позднее — ООН. Их опыт показывает, что если войны между небольшими государствами предотвращать или останавливать удается, то войны «наших» с «ненашими» пресечь очень трудно: и те, и другие не считаются ни с какими правилами, договорами, резонами, «голубыми касками» и т. п., а ввод международных войск воспринимают просто как прекрасный повод повоевать с ними.

Расизм — порождение неуправляемых инстинктов

У клетки обезьян хохочет толпа людей. Чем примитивнее люди, тем громче хохот. Что же делают обезьяны? Нет, они не смешат нас, — они живут обычной жизнью, почти не обращая внимания на людей, к которым давно утратили интерес за годы жизни в зоопарке. Что заставляет людей смеяться? Они видят знакомые, «наши» движения и мимику в карикатурном, «ненашем» исполнении. И это не случайно. Многие животные близких видов карикатурны, противны друг другу.

Вот два вида чаек. Внешне они похожи, и их легко спутать друг с другом не только нам, но и самим чайкам. Мешает этому программа этологической изоляции видов: они карикатурны, противны друг другу по поведению. С чайкой другого вида, очень похожей внешне, «не вытанцовывается», она все делает не так, как ждешь, как будто нарочно путает все «па» ритуальных движений, рассчитанных на опознание своей особи. Это вызывает у особи близкого вида все более нарастающее раздражение, и поначалу казавшийся возможным брак расстраивается.

Этологи называют это этологической изоляцией близких видов. Многие животные, чем они генетически ближе, тем более карикатурны, противны друг другу. Зачастую естественный отбор «специально» усиливает различия в поведении у похожих видов, меняя местами отдельные позы ритуальных движений. И не допускает этим их смешения, особенно создания смешанных пар. Тот же механизм этологической изоляции срабатывает и в людях.

Но на сегодня мы не имеем в природе такого вида, с которым могли бы случайно скреститься. Хотя для древней инстинктивной программы это не имеет значения: такие виды были раньше (был момент, когда в саваннах Восточной Африки обитало одновременно не менее трех видов рода человека и не менее трех видов очень близкого рода австралопитек) и могут быть в будущем (за менее чем сто тысяч лет разумный человек в процессе расселения и географической изоляции начал образовывать расы, которые, не будь эта изоляция нарушена с помощью изобретения средств преодоления водных и прочих преград, проэволюционировали бы сначала до уровня подвидовых различий, а позднее — и видовых).

Вот уже более ста лет в США нет-нет да и затевается очередной «обезьяний процесс». В стране, где родители решают, чему учить их детей в школе, время от времени находится местечко, где родители вновь и вновь требуют отменить преподавание теории Дарвина о происхождении человека. «Я знаю все ваши аргументы, но мне глубоко противна мысль о происхождении от обезьян; она для меня унизительна, и я не хочу, чтобы мои дети такое узнали», — заявил родитель на одном из последних «обезьяньих процессов». Очень четко. А вам, мой любезный читатель, разве не противно? Сейчас в нашей стране — с формальным объявлением об отказе от марксистских догм — среди тех, кто связан с программами обучения школьников, наблюдается то же самое. Уйма людей требует сохранить преподавание теории Дарвина в кастрированном и извращенном виде, «по-марксистски». Например, давать приматов, один из самых древних и примитивных отрядов млекопитающих, в конце курса зоологии, как вершину эволюции, а человека давать не как одного из приматов, а как особое, почти внебиологическое, невероятно для живой природы совершенное и ни на что не похожее творение.

Поделиться с друзьями: