Наука и лженаука
Шрифт:
И в третьих, нужно, чтобы биоэтика была наукой и владела и пользовалась этим методом.
Начну с последнего. В какой степени биоэтику в её нынешнем состоянии можно рассматривать как науку? Для того, чтобы дать строгий и точный ответ на этот вопрос, нужно сначала дать строгое же определение того, что есть наука, а это отбрасывает нас к вопросу, чем наука отличается от ненауки, если отличается. Но этим вопросом я хочу заняться потом. Поэтому я пока ограничусь рассмотрением того, как сама биоэтика, точнее её представители, пытаются обосновать её научность. Вот, например, В. Кулиниченко [4] пытается доказать научность валеологии (а биоэтику он рассматривает, как часть валеологии), отправляясь от критерия научности по К. Попперу. Спрашивается, а почему по Попперу? Нет проблемы показать, что принцип фальсифицируемости, являющийся стержнем попперианского фоллибилизма, решительно недостаточен для установления научности теории. Можно с лёгкостью насочинять сколько угодно теорий, которые безусловно будут фальсифицируемы, но не будут тем не менее иметь никакого отношения к науке. Например, утверждение, что Волга впадает в Северный Ледовитый Океан легко фальсифицируемо,
«Отрицаний валеологии достаточно, как в научных публикациях, так и средствах массовой информации, что является причиной размежевания учёных на два непримиримых лагеря: последовательных адептов валеологии и её не менее последовательных врагов [5].
И этим заканчивается обоснование научности валеологии по Попперу. Получается, что, чем больше есть отрицаний научности данной теории, тем она на самом деле научней.
Конечно, строго говоря, этот пример не доказывает ненаучности биоэтики (или валеологии). Строго он доказывает лишь несостоятельность попытки Кулиниченко доказать её. Но он свидетельствует об атмосфере весьма далёкой от науки, которая имеет место, не только в биоэтике или валеологии, но в большей части гуманитарной сферы сегодня. В атмосфере нормальной науки такого рода «доказательства» просто немыслимы. В то время как гуманитарная сфера в целом и биоэтика и смежные ей области, в частности, изобилуют ими. Вот ещё пример из того же Кулиниченко.
В начале своей книги он заявляет, что в основании валеологии среди прочего находятся психоаналитические теории Фрейда, Юнга и Адлера. В дальнейшем он пишет:
«…в 20-м веке в европейской культуре возникает и развивается точка зрения, ставшая после работ З. Фрейда почти азбучной, о том, что нравственность – нередко фальшивая поза, имидж, маска на истинном лице человека. Мораль начинают понимать, как социальную форму внешнего давления и культурного насилия, как навязывание стереотипов мысли и поведения, как цензуру [6]. Ясно, что Кулиниченко против этого. Я тоже. Но я могу доказать, доказать так, как это доказывается в рациональной науке, что Фрейд не прав, и что его теория далека от научной обоснованности. А если бы я не мог этого доказать и не привёл бы тут же этих доказательств, то я не имел бы права голословно отвергать выводы теории, до сего дня считающейся научной. Это классическая норма научной этики и нет сомнения, что научная этика должна быть частью биоэтики и важной частью, учитывая исключительную роль науки в жизни современного общества. Кулиниченко же не только и здесь ничего не доказывает, он вообще не приводит никаких аргументов в пользу своего разгрома фрейдизма. Вот он так считает и всё. Ну, а немало других учённых и философов до сих пор считают прямо противоположно Кулиниченко и вполне согласны с Фрейдом. Несколько лет назад, например, в Израиле обсуждалась на телевидении проблема проституции. Участвовавшая в обсуждении профессор-сексолог заявила что наука, в частности Фрейд, доказали общественную полезность проституции. После чего ведущему ничего не осталось как только развести руками и резюмировать: «Против науки спорить нельзя». Спрашивается, а какому из профессоров должен верить рядовой член общества? И какая мораль может быть в нём воспитана зомбированием ему мозгов с противоположных направлений с использованием авторитета науки и разглагольствований о плюрализме. И как можно вводить в основание науки (научность которой ты доказываешь) теории, которые сам же признаешь неверными?
И наконец, свойственная биоэтике манера исходить из всех мыслимых и немыслимых теорий и учений, в том числе религий, и из чем большего числа, тем лучше. И при этом называть себя наукой. Намерение опереться на всю человеческую мудрость – похвально, но благими намерениями, как известно, дорога в ад вымощена. В принципе можно строить научную теорию, базируясь на нескольких уже существующих. Можно и религию сочетать с наукой. Но ведь это нужно делать, а не только декларировать намерение это сделать. Ведь между не только религиями, но даже между конфессиями одной религии, скажем христианства, существуют противоречия, которые они уже много столетий не могут утрясти.
Рациональная наука может быть построена на нескольких противоречащих друг другу теориях – гипотезах. Но она при этом переделывает теории – гипотезы, уточняя их понятия и таким образом устраняет противоречия между ними и достигает синтеза. Так, например, произошло, когда квантовая теория синтезировала волновую и корпускулярную теории света. Но я пока что не видел в биоэтике (также как в валеологии) синтеза с устранением противоречий, ни между католицизмом и православием или протестатизмом, ни между Фрейдом и Адлерем, ни тем более между христианством в целом и психоанализом в целом.
К сожалению эта подмена науки благими намерениями в сочетании с её релятивизацией в философии и вытекающим из неё отсутствием четких критериев научности приводит не только к падению авторитета науки в обществе. Она приводит к очень опасному явлению внутри самой науки, особенно гуманитарной. А именно к зашлаковыванию науки огромным количеством людей, которым в науке места не должно быть. Которые, не обладая соответствующими способностями, обладают лишь непомерными амбициями и жаждой власти и, благодаря упомянутому отсутствию критериев, весьма успешно делают карьеру, а украсившись желанными степенями и званиями, вплоть до академиков, начинают душить и не пускать всех тех, кто способен делать науку. В результате возникает ситуация, которую я считаю едва ли не главной из глобальных проблем, стоящих сегодня перед человечеством: с одной стороны человечество как никогда нуждается в новых учениях глобального характера, причем не в благостных утопиях, а в научно обоснованных теориях, с другой стороны, на пути таких теорий стоит пробковый слой философского истэблишмента, не
способного и не желающего принимать настоящих теорий. Как я уже сказал, эта ситуация глобальна, но в Украине и России она усугубляется ещё недавним 70 летним господством «единственного и непогрешимого» марксизма и доходит временами до маразма, до наукообразных словоизвержений, начисто лишённых смысла. Вот пример:«Информация – это фундаментальный генерализационно-единый, безначально-бесконечный, законопроцесс автоосцилляционного, резонансно-сотового, частотно-квантового и волнового отношения, взаимодействия, взаимопревращения и взаимосохранения (в пространстве и времени) энергии, движения, массы и антимассы на основе материализации и дематериализации в микро- и макроструктурах Вселенной [7].
Как можно пользоваться таким определением информации, известно одному лишь автору, который, кстати, является не гуманитарием, а доктором технических наук, профессором, зав. кафедры МИРЭА и президентом Международной Академии Информатизации. Что свидетельствует о том, что процесс не просто пошёл, как говаривал Горбачёв, а зашёл слишком далеко.
Теперь вернёмся к вопросу, существует ли вообще наука, отличная от не науки и если да, то чем она от неё отличается. На базе моей теории познания [8] я сформулировал единый метод обоснования, которым обладает рациональная наука и показал его неизменяемость при смене научных парадигм и т. п. Метод этот как раз и является тем, что отличает науку от не науки. Я показал также, в чём ошибались релятивизаторы науки пост позитивисты (Кун, Файерабенд, Куайн, Поппер, Лакатос, Лаудан) и дал рациональное объяснение тем феноменам и парадоксам современной науки, отправляясь от которых, они доказывали отсутствие у науки единого метода обоснования, отсутствие привязок научных понятий к опыту, зависимость выводов рациональной науки от социального фактора и т. п. Кроме того я уточнил смысл истины, добываемой рациональной наукой и суть способа привязки понятий науки к опыту и действительности [9].
Переходя теперь к вопросу о возможности перенесения единого метода обоснования в гуманитарную сферу, нужно, прежде всего, уточнить, в чём состоит разница между науками естественными и гуманитарными. Я вижу три основных отличия.
Во-первых, широкое применение количественных методов в сфере естественных наук возможно благодаря тому, что свойства объектов и явлений, изучаемых этими науками обладают не только принципиальной измеримостью (допускают введение отношения больше-меньше, но и позволяют введение единиц измерения (килограммов, метров и т. п.) Многие полагают, что объекты и явления, изучаемые гуманитарными науками, не обладают ни тем, ни другим. На самом деле невозможно только установление единиц измерения в этой сфере – не может килограммов любви и метров справедливости. Но принципиальная соизмеримость, установление отношения больше-меньше возможна и здесь. В большинстве случаев мы отлично знаем для себя, что эту женщину мы любили лишь слегка, а ту – до глубины души или «больше жизни», что эти стихи неплохи, а те – гениальны т. п. Мы не можем только точно сказать, во сколько раз эти стихи талантливее тех. Но нужно заметить, что и физика не измеряет свои объекты с абсолютной точностью. Существует погрешность измерения, которая по мере развития науки и техники становиться всё меньше, но принципиально никогда не станет равной нулю. Таким образом разница в этом отношении между гуманитарными и естественными науками лишь количественная. Поэтому мы не можем в гуманитарных науках применять количественные расчёты (как правило, хотя в социологии, скажем, ещё как применяем). Но эта разница не мешает нам применять методы естественных наук и в частности единый метод обоснования в гуманитарной сфере на качественном уровне. Как это делается, я показал [10].
Есть, правда, ещё одна сторона в вопросе соизмеримости в естественных и гуманитарных науках. Физические и прочие естественнонаучные соизмерения (измерения) объективированы настолько, что почти не зависят от субъективного фактора, от личности измеряющего. В то время как оценки разными людьми тех или иных стихов или справедливости в том или ином случае являются откровенно субъективными. На уровне индивидуума разница здесь действительно принципиальна. Но наука, как естественная так и гуманитарная, занимается не частным, а общим. Комитеты по биоэтике вырабатывают этические нормы не для каждого врача в отдельности, а для врача вообще. И вопрос о том, клонировать или не клонировать людей решается не для каждого генетика в отдельности, а для всей генетики, а точнее для всего человечества. При осреднении же оценок отношения по всем индивидам некого общества или его части, мы получаем уже некую объективную оценку, характеризующую данное общество, его состояние на данный момент. Характеристика, которая объективно влияет на протекание в обществе тех или иных процессов. Таким образом, как я уже сказал, соизмеримость объектов по степеням их свойств не являются принципиальным водоразделом между естественными и гуманитарными науками (хотя и требует адаптации методов при их переносе из одной сферы в другую).
Второе отличие состоит в том, что естественные науки развили методы однозначного определения своих понятий, однозначной привязки этих понятий к опыту, однозначности постулатов, выводов и их верификации. Требования всех этих однозначностей являются требованиями единого метода обоснования [9]. Гуманитарным наукам эта однозначность не только не известна, но она в них принципиально недостижима, поскольку она связана с возможностью введения количественной меры свойств. Однако, в связи с существованием принципиальной (неколичественной) соизмеримости свойств в гуманитарной сфере существует своя мера однозначности, которая может быть в ней достигнута. Эта мера опять же не может быть количественно выражена, зато всегда можно показать, что в такой-то конкретной теории можно сформулировать понятия (или постулаты или выводы) более однозначно, чем они сформулированы и таким образом осуществить оценку степени научности данной теории по этому признаку. Т. е. и это отличие не мешает переносу метода естественных наук в гуманитарную сферу, хотя опять только на качественном уровне.