Наука Плоского Мира III: Часы Дарвина

Мы гораздо лучше полностью игнорируем мелкие детали и делаем звучные предположения: «Думаю, завтра опять будет солнечно; думаю, среди всех этих девонских рыб, пожирающих друг друга, одна выберется на берег». Мы подтвердили это, открыв ползучего окуня, илистого прыгуна и множество других различных рыбьих родословных, занимающихся сегодня тем же самым.

В своей работе «Удивительная жизнь» великий биолог-эволюционист Стивен Джей Гулд неправильно понял эту идею: «Если бы эволюция началась заново», — писал он, «она не смогла бы снова создать людей из за всех этих маленьких хаотических бабочек, определяющих эволюционное направление, соответственно, нет никаких причинных связей. Мы не согласны: мы, возможно, не получили бы, точно не получили бы таких же приматов, спустившихся с деревьев, но основные, главные признаки наверняка бы проявились в новых различных родословных. Люди хороши в создании метафор и аналогий, спорах о том, что тетушка Джени делает сегодня и что будет делать завтра, или что она делала двадцать лет назад. Но когда мы пытаемся распутать лабиринт маленьких случайностей, который лежит в основе любого исторического события, мы все упрощаем, потому что просто не можем справиться с такой сложной задачей.

Так что, хотя все причинности происходят на микроуровне, и мы не можем проанализировать их по одиночке, только взаимодействия миллиардов различных частиц, все это является не тем. чем кажется. Это как если бы физики начала двадцатого века сказали бы нам, что обеденный стол на самом деле таковым не является, это всего лишь пустое пространство, а понятий «тяжелый» и «коричневый» в мировоззрении этих физиков не существует. Тем хуже для физика. Разве он только что не ел свой ужин за таким массивным и коричневым столом? И разве не был его мозг создан, чтобы сделать действительно умные вещи, используя понятия повседневной жизни, такие как «тяжелый» и «коричневый», а не своеобразные и неудобные понятия атомов, ядер, и им подобным?

Напротив, наш мозг превосходно справляется со всеми суждениями высоко уровня, которые от него требуются, особенно в мире полным массивных и коричневых столов, дверей, домов и деревьев их которых всё это изготовлено и людей с которыми нужно сотрудничать или соревноваться. Но почти любой человеческий мозг становиться ничтожен, когда речь заходит до физики атомов и микромира.

Вернёмся обратно к истории. Для нас «имеет смысл» крупные события вроде эпохи Просвещения, демократии древних Афин, правление династии Тюдор. Но мы знаем, что если посмотрим на все мелкие взаимодействия, они не будут иметь большого смысла на постижимом фоне. Именно поэтому исторические романы могут быть настолько увлекательны, и поэтому роман «Три мушкетёра» не оказал никакого влияния на кардинала Ришелье и других важных личностей во Франции семнадцатого века. Тем не менее, нам действительно нравится выдумки, которые имеют смысл крупных событий и связаны с внутренними мотивами и благородством нескольких людей вроде Д'Артаньяна, с которыми мы можем себя отождествлять. Некоторых заинтересовали продолжения «Десять лет спустя» и «Двадцать лет спустя», когда Дюма понял, что создал неплохую вещь и перевернул практически всё. По крайней мере некоторые из нас обнаружили, что с течением времени благородство Атоса кажется невероятно фальшивым, хороший юмор Портоса кажется скучным, в то время как религиозность Арамиса совсем износилась. Первоначальная идея соответствовала известной нам истории и была насыщена яркими событиями. Но последнее выгодное дельце по большему счёту противоречило тому, как действует известная нам история.

Есть удивительный пример обратного утверждения, который имеет куда больше смысла чем в случае с Дюма. «Машина Времени» Герберта Уэллса, как мы уже сказали, является абсолютной классикой путешествий и показывает нам огромную панораму от доисторического общества до социальных последствий капитализма, который критиковал социалист Уэллс. Затем остывающее солнце, оставшиеся на пляже после Всемирного потопа крабы. чудесно. Но современное продолжение «Корабли времени», написанное Стивеном Бекстером, демонстрирует нам насколько умны могут быть морлоки, и как в самом деле Путешественник может быть увлечён невинной и несколько глупой девочкой из будущего (отголосок керроловской Алисы).

Подобно историческому роману, который помещает всё сексуальное и низменное в богатую палитру истории. Такие литературные опыты добавляют к истории вкуса и цвета, совсем так же, как продемонстрировал Дамасио, мы поступаем с собственным воспоминаниями. Удовольствие, которое нам доставляет такие опыты, показывает как наш человеческий ум воспринимает историю: в общем и целом без оттенков, но в частностях с теми оттенками, которыми мы окрашиваем наши собственные воспоминания. Так что исторический роман это просто романтичная картина небольших интересных любовных линий, чья причинно-следственная связь может повлиять на общую картину, но не делает этого.

Тогда не значит ли это что время лечит любые изменения или что все эти озорные бабочки несут полную ответственность за падение империй?

Здесь вымышленные условности перестают соответствовать реальному миру. С точки зрения волшебников, время Круглого Мира это одномерная последовательность, которую для них доступна в двух измерениях, подобно книге. По повествовательным причинам мы вынуждены изобразить все это именно так, из за того наш мозг находит подходящими все эти тонкие нити причинности исторических историй. В выдуманном контексте у нас не так уж много вариантов. Однако здесь мы хотим поразмыслить о природе причинности и свободе воли в «реальной» вселенной где, как мы уже выяснили в течении всей серии «Науки Плоского Мира», нет рассказия. В этом контексте мы должны понять, что простой образ истории Круглого Мира это обман. Штаны Времени тоже действуют как подходящая история, но в качестве подлинной физики они тоже являются обманом: одно событие не может вытолкнуть вас из одной штанины в другую. А что хуже всего вы не можете знать, что такое событие произошло. Если вам интересно, это всё-таки мир. И он не знает слова «если».

Но ничего не мешает нам при помощи всех этих «а что если..» (которые по своей сути являются выдумками, а не фактами) размышлять об истории. Наш ум не прекратит задаваться вопросы о том, что может произойти если, скажем, Линкольн выживет… Но в реальном мире он не выжил, и мы не можем запустить вариант где он выжил в реальном мире, а только в своём воображении.

Именно с этой трудностью сталкивается наука. К примеру, главная проблема в тестировании медицинских препаратов заключается в том, что мы не можем одновременно дать и не дать лекарство миссис Джонс, а затем сравнить результаты. Мы можем сделать это последовательно, но тогда второе лекарство (плацебо или само лекарство) получит совсем другая миссис Джонс, которая приняла первое лекарство. Так что исследователи имеют довольно большую группу, в которой некоторым сначала дают плацебо, а другим сначала лекарство. И кроме того некоторым они дают в обоих случаях плацебо, а ещё некоторым всегда лекарство.

Вот что делают в нашем понимании истории о путешествиях во времени — проводят такие же тесты: «Что бы случилось, если бы Леонардо действительно увидел действующую подводную лодку?», или, что то же самое, «Видел ли Леонардо действующую подводную лодку?» В «Науке Плоского Мира» и еще подробнее в «Науке Плоского Мира II» мы задавались вопросом: имеют ли выдуманные нами истории какое-то связное объяснение, к примеру, «зло», персонификацией которого во второй книге стали эльфы? В какой степени эти понятия, эти идеи относятся к реальным законам реального мира? Сейчас мы утверждаем, что не можем знать, является ли какой-нибудь из полученных нами ответов полезным; мы даже не знаем, был ли ответ ответом. Вот почему Деннетовский взгляд на свободу воли единственный не попадает под сомнения. Он позволяет нам избежать некоторые незначительные моменты в неизбежном будущем.

Когда мы смотрим на то, что изменили этим актом свободной воли, нам это кажется таким же обычным, как и все остальное — и если вселенная в каком-то смысле определена заранее, то определенно именно в этом. Вспомните об Одиссее, чей корабль не смогли заманить сирены. Его люди не могли их слышать. Он мог, но, будучи привязанным к мачте, не мог управлять кораблем. Поэтому Одиссей с командой и прошли через этот один из самых необычных путей. В некотором смысле, конечно, любой морской путь уникален — как уникальна каждая раздача в покере; однако путешествие Одиссея совершенно неповторимо, так же как четыре карты одной масти у каждого игрока. Возвращаясь к истории: можем ли мы найти такие уникальные путешествия, события и происшествия, которые точно являются следствием свободного выбора?

Тогда что такое причинная связь? После идей Дамасио мы склонны думать, что историю двигают большие события, этакие «опорные точки». Однако мы заблуждаемся, считая, что для создания большого события необходима большая причина. На самом деле это не так (бабочки!), но есть одна проблема: как выбрать нужное изменение, какую бабочку? Всегда есть миллионы новых бабочек, несущих изменения в тринадцатом знаке после запятой, невидимых, пока не станет заметно их влияние.

Такова и реальная история: любая причина разбирается на огромное число мельчайших событий, складывающихся вместе. Вот почему Чудакулли заставил стольких волшебников делать множество обычных вещей только для того, чтобы Происхождение было написано.

Мы оправдываем такие причинности лишь в ретроспективе — история не знает, где она произошла. Так что изменение прошлого создает фон для будущего, но не цепь событий, и вот как должны работать волшебники, именно поэтому тысячи их изменяют незначительные вещи в Викторианской истории, вместо того чтобы, скажем, убить королеву Викторию. Любой человек Викторианской эпохи, особенно если это хорошо обученная няня, то же самое скажет о вашей собственной истории: сердце должно быть чистым, в то время как намерения должны быть трудноуловимы.