Наука побеждать

Чем дальше шёл рассказ, тем бессвязней он становился. Доктор Тотемагиер всё чаще переходил на термины на латыни. Если честно, я его не особенно и слушал. Всё равно, придётся пройти все круги этого ада, очень надеюсь, что большую часть — уже будучи мёртвым. Перспектива возродиться после смерти вечноголодным упырём, жаждущим человеческой плоти и крови, меня изрядно угнетала. Хотя будь я искренне верующим человеком, наверное, мне было бы куда хуже, посчитал бы, что эта какая-нибудь кара за грехи мои тяжкие, за пролитую кровь. Но и без этого, никаких тёплых чувств у меня перспективы не вызывали.

— Ну вот, собственно, и всё, господин штабс-капитан, — сказал, завершая свою речь, доктор Тотемагиер, с гордостью окидывая взглядом свою лабораторию.

Я же всю дорогу старался по сторонам смотреть как можно меньше. Но и того, что ловил мой взгляд, вполне хватало. Сотни человеческих тел на плоских столах с металлическими столешницами. Сваленные в кучу медицинские инструменты, наводящие на мысли об испанской инквизиции, о которой до сих пор ходят мрачные слухи. Канавки для стока крови, белоснежный пол с багровыми следами. Ну и, конечно, запах. Непередаваемый запах крови, висящий в воздухе, отчего тот стал густым как сироп, только сироп очень уж жуткий.

— Никогда ещё я не работал с живыми людьми. — Думаю, под окулярами глаза его, если они были, горели лихорадочно, как у безумца. — Раздевайтесь, junger Mann, и ложитесь вон на тот стол. Он вроде почище. Bitte, junger Mann, schneller.

На ватных ногах я направился к указанному столу. Рядом шагал фон Ляйхе и едва не припрыгивал от нетерпения доктор Тотемагиер. Мне хотелось растянуть эту «прогулку» как можно дольше, хоть и она не доставляла мне никакого удовольствия. Вот какие вы, мои последние шаги.

— Одежду можете бросать прямо на пол, — сказал мне Тотемагиер. — Только скорее, прошу вас. У нас не так много времени.

— Один вопрос, Herr Arzt, — сказал я, непослушными пальцами расстёгивая пуговицы сюртука.

— Сколько угодно, — кивнул он.

— Как скоро я умру? В первый раз. До возрождения в вашем, упырином, виде.

— Это будет зависеть от меня, — растянул губы в жуткой улыбке Тотемагиер.

— Долго, — неожиданно проскрипел молчавший до того фон Ляйхе. — Ты будешь умирать долго.

— Ну что же, meine Herren, — кивнул я, — благодарю за честность.

Эх, если бы не рука. Не моя левая рука, которая практически не работает. Как же не вовремя ввязался я в это дело. Но всё равно, терять мне более нечего. Нельзя же ложиться под нож, словно баран. Сняв сюртук, я вдохнул прогорклый воздух этой лаборатории полной грудью — и атаковал.

Сюртук полетел в маску фон Ляйхе, явно не ожидавшего такого от вроде бы смирившегося со своей смертью. Попал я очень удачно. Сюртук накрыл голову врага и тот принялся сдирать его с головы, однако он зацепился подкладкой за его фуражную шапку и маску. Я же, крутнувшись на месте, ударил кулаком по лицу Тотемагиера, метя в окуляры. Раздался звон, по пальцам потекла кровь, значит, попал удачно. Доктор взвыл, прижав руки к лицу, и упал на колени.

Я бросился к дверям, не тем, через которые мы вошли, а противоположные. Там должны быть серые солдаты, у них оружие, завладеть им и можно разговаривать с ними совсем по-другому. Караульные, действительно, были. Они как раз сунулись в лабораторию, посмотреть, что тут за шум. Первого я схватил за ствол мушкета и попросту вырвал его у опешившего солдата. Перехватил его обеими руками, я врезал второму прикладом в лицо. Серый дёрнул головой и сполз по стене на пол. Второй солдат быстро сориентировался и потянулся к поясу, на котором висел штык. Но я опередил его. Снова перехватив мушкет, я выстрелил от бедра в упор. Серый солдат схватился за живот, куда угодила пуля, словно пытаясь зажать дыру, проделанную в нём, или удержать льющуюся кровь.

Отбросив разряженное оружие, я не стал подбирать второй мушкет. Нужды в этом не было. Был бы хоть у одного пистолет — другое дело, а с длинноствольным мушкетом много не навоюешь. Я сдёрнул с пояса убитого штык и бросился бежать. Времени у меня было немного. Не станет Ляйхе долго возиться с моим сюртуком.

Я в подвале, а где может находиться подземный ход, как не здесь. Надо найти его и выбраться из замка, а после провести им остальных, не мытьём так катаньем выполнив задание. Осталась одна малость — найти этот потайной ход. В темницу и зал, приспособленный под лабораторию, он вряд ли ведёт, а если вёл в него, то, скорее всего, после переоборудования, его нашли и замуровали. Слишком уж опасно — подземный ход, ведущий в самое сердце замка, ради которого, все, похоже, и затевалось.

Я пробежал по, казалось бы, бесконечному коридору, нашёл две лестницы, одну вверх, другую вниз. Наверху мне делать нечего, значит, вниз. Самое перспективное направление, ведь даже темница моя находилась на одном уровне с лабораторией. Раньше, наверное, в том помещении, куда я спустился, не забыв закрыть за собой дверь, находился винный погреб. По размеру оно намного превосходило лабораторию доктора Тотемагиера, но было перегорожено множеством арок и колонн, поддерживающих низкие своды зала. На арках и колоннах этих сохранились медные, позеленевшие от времени таблички, на некоторых можно было даже прочесть названия вин, стоявших рядом с ними. А рыцари Ордена Девы Марии Тевтонской были изрядными любителями этого благородного напитка, если судить по сохранившимся надписям.

Именно эти таблички и навели меня на потайной ход. Он не был особенно скрытым, наверное, о нём знали даже рядовые братья-крестоносцы. На одной из колонн красовалась табличка с полустёршейся надписью «Dunkle Allee», вряд ли это название сорта вин. Теперь надо найти вход в эту аллею. И времени всё меньше. Скоро серые будут здесь. Закрытая дверь никого не собьёт с толку.

Словно отзываясь на мои мысли заскрипела дверь и раздались шаги. Судя по звуку, вошедший был один. Он притворил за собой дверь и прошёлся по подвалу. А потом заговорил, и кровь вновь застыла у меня в жилах.

— Ты здесь, русский, — проскрипел фон Ляйхе. — Я знаю, что ты здесь. Чую твой вонючий русский дух. Я найду тебя, и буду долго резать. Ты узнаешь, что такое боль. Хочешь знать, кто я такой и откуда? Могу рассказать, если тебе интересно.

Я замер рядом с колонной, прижавшись к ней спиной. По лицу стекал ледяной пот. Штыковая трубка стала скользкой. Левая же рука, привычно за эти месяцы согнутая в локте, упиралась в камень колонны. Именно локтем левой руки я нащупал странные выпуклости на камне. Их явно не должно быть там, на дефекты от времени не похоже. С усилием разогнув руку, я начал ощупывать их пальцами.

— Я не многим старше тебя, русский, — скрипел тем временем Ляйхе. — Но с самого детства я испытывал себя на прочность. Всё дело в том, что я не чувствую боли. Это болезнь, патология, как говорит Тотемагиер, не помню, как она зовётся по латыни. Я резал себя, жёг огнём и железом, протыкал стальными иглами разной длины и толщины. И ничто не приносило мне боли, не было никаких мучений. Я долго истязал себя и вот теперь вместо крови в жилах моих струится песок, ты видел его, а сам я по большей части уже не человек, но машина. Меня хотели назвать големом, однако именоваться в честь еврейского ублюдка, сделанного из глины и оживлённого иудейскими молитвами и танцами раввинов, дёргающих себя за пейсы… Нет уж, господа учёные, не бывать этому. Я буду Ляйхе, простым немецким Ляйхе! Никаким не еврейским големом, а Ляйхе!