Навь. Книга 6

– Что там?

– Пока его не видно, наверное, зашел внутрь базилики…

И тут раздался взрыв, над базиликой взвились облако обломков и белый дым.

– Что за дерьмо? — присел от неожиданности комиссар, закрыв голову руками.

– Видимо они привели в действие взрывное устройство, — командир группы GIGN сам отряхивался от долетевших сюда мелких осколков.

– Теперь ваша работа… — начал было комиссар. И его изуродованное тело упало на землю, как и остальных, стоящих рядом. Место сбора было заранее заминировано «лягушками» М16, которые, взорвавшись в воздухе, превратили собравшихся полицейских в фарш. Месть свершилась.

В это же время в Лондоне, на Трафальгар-сквер, молодой человек с рюкзаком, сидевший у фонтана со стороны Национальной галереи разогнал стаю голубей, потом на глазах недоумевающих и крутящих пальцем у виска туристов стал из аэрозольного баллончика рисовать на брусчатке большую пентаграмму. Нисколько не обращая на столпившихся вокруг туристов и блеск вспышек снимающих его мобильных телефонов, он закончил свое художество.

– И придет царство Бафомета на землю! Да сгинет мертвый бог и последователи его! — громко декламировал он.

Заметив полицейских в жилетах и традиционных касках, пробивавшихся сквозь толпу, собравшуюся посмотреть на фрика, молодой человек полез под куртку, и нащупал там чеку простейшего выключателя из прищепки с двумя кнопками.

– Бафомет! — заорал он, и рванул чеку. Пятнадцать килограмм самодельной взрывчатки сдетонировали, и превратили толпу в кровавое месиво, от ближестоящих не осталось ничего, кроме разлетевшихся ошметков мяса, а над площадью поднялся огромный столб белого дыма и стаи голубей.

– Включите телевизор! — крикнул ворвавшийся в мои апартаменты один из людей Штюрмера, дежуривший у моего дома, чтобы подобрать меня и добросить до аэропорта.

Да чтоб тебя! Могу я, наконец, собрать чемодан или нет? Второй раз уже отрывают меня от этого занятия. Я в сердцах сильно надавил кнопку пульта.

– … число жертв теракта в Париже окончательно не установлено, по предварительным данным около трех сотен. Также, по неподтвержденным данным, погибло больше пятидесяти полицейских. Список погибших и пострадавших уточняется.

– Твою мать, — сказал я в сердцах по-русски.

– Именно. И в Лондоне тоже, но там жертв меньше. Зато ударили по национальной гордости англичан — Трафальгар-сквер, — сказал эсэсовец с каким-то непонятным удовлетворением.

– Вас это забавляет? — я покосился на него.

– Нет, — сделал тот серьезную мину.

– А где ваш шеф?

– На заседании правительства, срочно собранном после терактов во Франции и Великобритании. Не все же ему с вами общаться, не до вас, — подколол меня подручный Штюрмера.

– Все остается в силе?

– Боюсь, что нет. Европа сейчас закрыла границы, особенно Франция, куда вас велено отправить. Так что ждем указаний от шефа. И ждать придется долго. А пока, чтобы вам было комфортно, к вам приказано приставить охрану, — осклабился эсэсовец.

Ну спасибо, блин! Перестраховка Штюрмера или его малюток? Боятся, что я начну безобразия учинять? Правильно делают. Мне как-то ждать не резон. Значит, придется проработать маршрут эксфильтрации самому. Беда в том, что чтобы попасть из Берлина в Париж, нужно пересечь всю Германию, а потом и Бельгию. А теперь мне это стало не с руки, от слова «совсем». А вот забрезжила у меня мыслишка рвануть в противоположную сторону — до границы с Российской Империей в два раза поближе-то будет, чем до городу Парижу, вон они, Ченстохов и Лодзь, как рукой подать. Придется требовать резервный коридор эксфильтрации от папА с Козьмой. Только надо сначала избавиться от этой наглой эсэсовской морды, скалящейся мне в лицо. Ну ничего, зубы я тебе пересчитаю, когда решу уехать.

– Так что, господин Николс, вы находитесь под нашей опекой, — вновь осклабилась морда, не делая даже попыток выйти из квартиры.

– И что, вы будете здесь торчать у меня в гостиной? А может еще и подержите?

Немец злобно смотрел на меня, но попытки накинуться не делал — видимо, получил приказ от начальства не портить мою драгоценную шкурку.

– Не пытайтесь выйти из квартиры, мистер Николс, — немец чуть отодвинул полу куртки, показывая мне пистолет, непрофессионально, напоказ засунутый за пояс. — Может произойти несчастный случай.

– Ага, например, тот, что ты отстрелишь себе яйца, — безмятежно сказал я. — И будет твоя фрау вдовой при живом муже.

Этого эсэсман выдержать уже не смог, и выскочил из квартиры, хлопнув дверью так, что посыпалась древняя штукатурка.

Итак, я под домашним арестом. Да и пусть себе. Отсюда я выберусь только один раз, когда решу сделать ручкой БНД. А для того, чтобы это сделать, нужно поговорить с Центром по спутниковому, который мне так любезно оставили. И разговор будет долгий…

Как ни странно, ни папА, ни Козьма ничуть не удивились тому, что теперь меня держат под арестом. И совсем не напряглись, что уж было вовсе непонятным. По моим прикидкам, меня должны были вытаскивать, как я привык — с шумом, стрельбой, погоней, все как у нормального спалившегося разведчика. Так нет же, похоже с оперативной фантазией у них было совсем плохо.

Я два дня просидел на квартире, ожидая феерического вызволения героя из плена. Охрана слава богу позаботилась — продукты мне привозили, но по ехидной роже отбритого мною эсэсмана я понял, что разносолов не будет. И точно — всякая бодяга типа химических немецких эрзац-консервов и растворимых досираков, а из питья — только минвода, ту жидкость, которая текла в трубах не могли пить и тараканы, она их убивала на лету. Так что даже пивка скаредные немцы не подкинули. А вот на третий день за мной пришли.

– Поднимайтесь, мистер Николс.

Я непонимающе посмотрел на подручного Штюрмера. Тот был донельзя серьезен, что для него было совсем нехарактерно.

– Итак, запрос об экстрадиции, поданный властями Российской Империи, решено удовлетворить. Срок исполнения — немедленно. Так что одевайтесь, и прошу проследовать за нами, — немец сунул мне в нос бумагу, я только и успел краем глаза схватить «Ник Николс» и «преступления». Ай да папА! Ну, удружил — выставил сынка уголовным преступником. Хотя это наверняка было согласовано со Штюрмером, во избежание, так сказать.

Я молча кивнул.

– А будешь выделываться, наденем наручники и засунем в клетку, да так и повезем, — наклонился ко мне и негромко сказал эсэсовец. Помнит, сука, не забыл…

Вот таким макаром меня и освободили. Сначала завезли на какой-то аэродром, где стоял вертолет, опознанный мной как мессершмиттовский трудяга Bo 105 в полицейской раскраске, короче — "мусоршмитт". Меня запихнули под конвоем в салон, и машина на полной скорости полетела на восток.

После полутора часов полета над пасторальными видами Германии машина села на аэродроме, принадлежащем немецким погранцам, и меня культурно, но настойчиво запихнули в размалеванный под древесную лягушку «Геленд», точнее «Вольф», и мы поехали к финальной точке моего путешествия — КПП «Калиш».