Наваждение Монгола
Шрифт:
– Я привыкла. Уже. Давно. С первой секунды, как взглянула в лицо варвара, пришедшего украсть меня…
Продолжаю ласкать бесконечный шелк волос.
– Моя Алаайа.
– Что? – совсем тихо, засыпая…
– Ты хотела знать, почему я тебя так называю. Что означает это слово?
Мурлычет в ответ сонно:
– Да.
– Моя душа…
Эпилог
– Какая же невеста красивая…
Фраза словно дежавю. Заставляет меня вздрогнуть и посмотреть в темные глаза Рении, которая поправляет фату. На этот раз черный платок на голове
– Красивее тебя невесты свет не видывал…
Улыбаюсь тепло и смотрю в зеркало. И вот оно. Снова я в подвенечном платье.
Кто бы мог подумать?!
На этот раз мое подвенечное платье не стоит миллион.
Оно дороже.
Но нет ни тяжелого шлейфа, ни блестящих камней, ни тугого корсета, сжимающего ребра до ломоты.
– Яся… ты такая… такая… офигенская!
Радостный голос и мордочка брата выглядывает из-под моей руки, а я смотрю в улыбчивое личико Матвея, заглядываю в лучистые глаза и тереблю непокорный ежик волос на голове.
– Ты правда так считаешь?
Улыбаюсь и сердце щемит от радости, от счастья – бездонного и бесконечного.
Матвей с каждым днем все крепчает. Курс реабилитации практически завершен.
– Ты лучше всех, Яська! Только я это… ты не расстраивайся.
Поднимает бровки домиком. На раз раскусываю маленького проныру.
– Что натворил?!
– Короче, если Настя будет спрашивать, ну то есть орать, кто испортил ее туфли, ты не сдавай меня, ладно?! Маршал их сожрал. Ну пусть она спасибо скажет, что не ее слопал вместе с ними. Пес твоего Гуна ее терпеть не может. А я так. Решил порадовать собачку трофеем.
Прыскаю со смеху и в эту же секунду за братом в комнату влетает раскрасневшаяся сестра и в руке, как оружие, зажата убитая туфелька.
– Он! Специально! Чтобы мне напакостить! Да я тебя…
Сестра комично перебирает руками в воздухе.
– Остынь. Ищи другие туфли.
– Они были специально подобраны под платье!
– Под длинным подолом незаметно.
Бросаю на Анастасию многозначительный взгляд, и она замолкает. У нас с ней военный нейтралитет. Можно и так сказать.
После ряда передач с разоблачением Айдарова и суда, который дал ему серьезный срок, Настасья изменилась. Пересмотрела свои взгляды и стала другой.
Она любила Айдарова. Бывает. Но тот Мурат, которого она нарисовала себе в мечтах, и тот человек, который фигурировал в ряде передач, отличались.
Странное дело, но после того, как Монгол пришел вместе со мной в дом отца и сказал, что я теперь по законам его народа ему жена – все изменилось.
Он говорил с моей семьей почтительно, но в каждым слове был слышен металл. Затем попросил у отца беседу с глазу на глаз в кабинете.
О чем они переговорили, я не знаю, но несложно догадаться, потому что потом отец просил у меня прощения.
А я…
Конечно же, простила. Давно. Я просто поняла, каково это, любить до потери пульса.
Да и с Мариной все стало легче. После того, как первым словом, которое произнес Мотя, стало мое имя, она изменилась.
Смотрела на меня странно.
А однажды… однажды она принесла мне альбом и там были письма отца. Письма,
которые он писал маме. Без адресата.И когда я посмотрела ей в глаза, я поняла многое. Обида женщины, которая всегда будет второй. Иногда она застилает взор.
Я простила. Отпустила. И ушла с Гуном в новую жизнь.
Иногда прошлое становится тяжким бременем, но это только до тех пор, пока ты не решишь оставить этот камень на дороге и продолжить свой путь.
Монгол исполнил свою месть, закрыл дверь в свое прошлое и, взяв меня за руку, повел в наше общее будущее.
Улыбаюсь, стоит вспомнить, как проснулась после первой ночи и заглянула в раскосые глаза.
– Почему ты так смотришь? – смущаюсь и стремлюсь спрятаться под одеялом. Не позволяет. Одним махом вырывает мой мягкий щит из рук.
– Думаю, что и как буду делать, прикидываю, с чего начать… – приподнимает губы в порочной ухмылке.
– Не надо… я… у меня… саднит…
Краснею и прячу лицо, утыкаясь в широкое плечо. Резкий кувырок и Монгол нависает надо мной диким зверем, а я завороженно смотрю в стремительно желтеющие глаза
– Придется моей жене учиться не отлынивать от регулярного супружеского долга.
Вроде говорит серьезно, а глаза смеются.
– Вообще-то по закону моего народа я тебе не жена, – шучу и меняю интонации, придавая зловещий тембр голосу
Вскидывает бровь игриво. Заставляя пальчики на ногах поджаться.
– Ты украл невесту, но я тебе не жена, вот.
Добавляю многозначительно с видом знатока, люблю я дергать этого тигра за усы.
– Будет тебе свадьба. Месяц, Ярослава, чтобы по всем законам моя была.
– Я пошутила. П-правда.
Заикаюсь, но лицо Монгола серьезное.
– А я – нет. Женой станешь. По всем законам.
Прикусываю губу и смотрю на девушку в зеркале. Подвенечное платье, фата… Это уже было. Но сегодня все иначе. И в сердце трепет и радость.
Говорят, невеста на собственной свадьбе – самая красивая, самая счастливая. Не врут. Теперь знаю точно.
Рассматриваю себя в воздушном легком платье с нежным вырезом на груди.
Подвенечное платье мечты, свадьба мечты и у меня в глазах слезы… радости.
Звук барабанов и песнопений говорит о том, что церемония началась. В комнату входят женщины, разодетые в традиционные наряды, с песнопениями на восточный манер, держат в руках подносы со сладостями и подношениями, которые взмывают вверх на вытянутых руках.
Они танцуют вокруг меня. А я улыбаюсь. Жених заходит. Он останавливается на мгновение и наши взгляды встречаются, а меня обдает жаром. Монгол смотрит так, словно я уже голая, готовая для него. И взгляд у него темнеет, когда делает шаг в мою сторону. У меня от него дух захватывает.
От мужественности, от дикой необузданной красоты.
Я от него взгляда отвести не могу. Когда он равняется со мной и откидывает фату с моего лица, я улыбаюсь.
– За невесту откуп давать нужно!
Между нами вклинивается Мотя и грозно смотрит на моего жениха, копирует взгляд Монгола из-под насупленных бровей.