Наваждение
Шрифт:
Большая Линн (Силия решила различать их, называя Большой и Маленькой) зашла в комнату с чашечкой кофе в руке и доложила:
— Джерри из видеомагазина сказал, что вместо чека перевел вашу зарплату прямо на банковский счет, и просил вас ему позвонить, если вам в чем-нибудь понадобится его помощь. И ваша подруга Лора очень хочет с вами поговорить. Где ваш сотовый?
— У меня его нет.
— Ясно. Ну что ж, это не проблема. Можете позвонить ей с моего.
— Может быть, позже. А Мика звонил?
— Пока нет. — Линн отпила кофе из чашечки. После небольшой
Силия все еще была в концертном платье, которое надела перед тем, как ехать в бар, в нейлоновых чулках и шлепанцах.
— Я как-то об этом не думала.
— Если хотите, я могу быстренько подняться в вашу комнату и принести вам что-нибудь из одежды. Шорты и маечку с коротким рукавом или еще что-нибудь.
— А мне самой запрещено туда подниматься?
— Нет, конечно. Вы можете сходить туда сами.
— А на улицу мне выходить можно?
— Вы можете ходить всюду, где вам заблагорассудится. С вами захотят поговорить криминалисты, они здесь еще какое-то время пробудут.
— Я просто подумала, что мне полегчает, если я немного прогуляюсь. Может быть, я смогла бы понять, где она была и в каком направлении ушла. — Ей вдруг показалось, что в ней скрыты некие, доселе не проявлявшиеся таинственные силы.
— Мне кажется, это прекрасная мысль. Единственным препятствием здесь могут стать все эти репортеры с фотоаппаратами.
— Да, вы правы.
— Они там на улице скопились, но мы не можем запретить им использовать аппаратуру.
— А что, если я выйду через заднюю дверь?
Силия надела серые тренировочные штаны и майку с коротким рукавом, висевшую на ней как на вешалке. Вместо обычной бейсболки нахлобучила шляпу с полями, загибающимися вниз сзади и спереди, и нацепила на нос солнечные очки Мики, скрывавшие чуть не половину лица. Маленькая Линн, смена которой закончилась и ей надо было вернуться позже, чтобы сменить Большую Линн, прошла вместе с ней мимо двух полицейских, стоявших на выходе в переулочек, где пока не было ни души, а дальше Силия пошла одна. У нее было такое чувство, что фасад дома притягивает ее как магнитом, и на первом же перекрестке она повернула на восток, чтобы выйти к дому с другой стороны.
От вида машин прессы и телевидения ей чуть плохо не стало — так много их скопилось у дома. Улица была перекрыта, пешеходов полицейские направляли в узкий коридорчик, огороженный желтой лентой, чтобы они не мешали работать журналистам и телеоператорам. Сердце у нее билось так, что, казалось, из груди выпрыгнет, ей все время чудилось, что вот-вот кто-нибудь крикнет: «Смотрите, вот ее мать!» Она пошла со всеми, кого полицейские направляли за желтую ленту. Ближе к ее дому, на другой стороне улицы, на пространстве, дополнительно огороженном желтой лентой, собралась небольшая толпа. Подойдя к ней, она узнала некоторых из собравшихся — соседей, покупателей, заходивших к ней в магазинчик. Никто не обращал на нее никакого внимания. Все смотрели на дом. Что, интересно, они хотели там увидеть? Еесилуэт в окне? До нее донеслись слова какого-то незнакомого мужчины:
— У нее нетотца.
Кто-то другой ему ответил:
— Кто же тогда
этот малый, который все время сидит на крыльце?Силия шла сквозь эти голоса, эти шепоты, будто ей приходилось рвать наброшенную на нее толстую, прилипчивую сеть. Она обошла толпу и у края ее встала на бордюр. Раньше она никогда не обращала внимания на то, что их дом упирается в соседний. Почему-то это показалось ей непереносимым. Она снова ступила на тротуар и прошла по переулку до мусорных контейнеров. Может быть, Рэчел побежала сюда? Интересно, переходила ли она улицу? Оглядевшись, Силия почувствовала уверенность в том, что улицу дочка перешла. Она закрыла глаза и представила себе лицо Рэчел.
Не отдавая себе в этом отчета, она стала покачиваться как в трансе. Она никогда не верила в телепатию и была в трезвом, вздорном своем рассудке, но в нем тоже что-то начало расплываться, колыхаться, колебаться, подтачивая былой скептицизм. «Куда же она пошла? — думала Силия. — В какую сторону? Каким путем?» И вдруг ей показалось, что Рэчел слышит ее: глазенки широко раскрыты, ротик открывается и закрывается, как у спящего младенца.
— Где же ты? — прошептала Силия.
Ни ответа, ни привета, ни жеста какого-нибудь, но лицо было живое, дочка слышала ее.
— Я найду тебя, — сказала Силия. — Держись.
Нэнси открыла глаза. Она лежала на кровати Рона в одном белье и в туфлях. Струившийся сквозь жалюзи свет полосами падал на ее голые ноги.
— Господи, святый Боже! — пробормотала она, вспомнив о девочке.
Ее джинсы и блузка валялись в ванной. Нэнси быстро их натянула и бросилась вниз. Таша подвывала у кухонной двери, она выпустила собаку во двор, потом зашла в мастерскую.
— Рон! — позвала она и услышала, как он поднимается по лестнице из подвала.
— Ты проверял, как она там? — шепотом спросила Нэнси.
— Так, прислушивался. — Рон бросил взгляд на ее ноги. — Как у тебя?
— Лучше. А что случилось? Я что, упала в ванной? — Ее воспоминания о прошлой ночи обрывались на том, что она сидела на унитазе и прикладывала к колену теплую салфетку.
— Нет, ты упала на постель. Я заглянул посмотреть, как там у тебя дела, а ты уже дрыхла без задних ног.
— Что ж ты меня не разбудил?
— Я тебя разбудил. А ты мне сказала оставить тебя в покое.
— Да неужели? Я себе такого даже представить не могу.
— Вот я и решил, что до семи дам тебе поспать.
— А она просыпалась?
— Я ничего не слышал.
— Ну что ж… все, значит, нормально… — Нэнси стала искать взглядом сумочку и заметила, что грязные простыни исчезли. — Я что, их уже постирала?
— Я их сам выстирал.
— Ясненько. — Нэнси покачала головой. — А мне, знаешь, сон приснился… — Ей снились кукольные трусики, свисавшие с веревки для сушки белья.
Рон передвинул на прилавке какие-то бумаги:
— Ты что, вчера вечером совсем обкурилась?
Неужели? Да нет вроде. В последний раз она курила вчера после обеда…
— Просто я очень устала. Вот и все. Я сильно переволновалась, а когда с ногой такое творится, это очень на меня действует.
Она заметила сумочку, свисавшую с торшера, взяла ее и стала в ней рыться в поисках сигарет.