Наваждение
Шрифт:
Днем Кате заняться было совершенно нечем. Федор на работе, а она, перемыв после завтрака посуду, обычно делала уборку, потом варила обед и стирала.
Но поскольку занималась она этим каждый день, то в доме уже не было ни соринки, так все сверкало, в корзине не задерживалось ни одной грязной рубашки, а приготовление еды для двоих не слишком склонных к обжорству людей занимало совсем мало времени.
День рождения тянулся утомительно долго.
Катя подумала, что могла бы сходить в кино, немного побыть на людях, но решила, что в толпе незнакомых
Возможно, кто-то не смотрит такое «мыло» вообще, презрительно переключая канал… Возможно, кто-то скептически усмехается, вполглаза следя за событиями на телеэкране.
Но рожденные под знаком Рыб непременно будут сопереживать всем обездоленным героям, знать по именам всех, даже второстепенных, персонажей и бурно радоваться свалившемуся на героиню наследству, словно это их самих озолотили…
Просто таким образом выплескивается нерастраченная любовь, а сочувствие, которое некому отдать в реальной жизни, переносится на персонажей вымышленных.
Впрочем, для Рыбок они реальнее живых соседей за стеной… И когда Федор забежал домой пообедать, он застал Екатерину в слезах.
— Что случилось? — испугался он.
— Исабель все-таки умерла… — рыдала Катя, размазывая по щекам слезы.
— Какая Исабель? Твоя тетя? Бабушка? Подруга? — волнуясь, допытывался Федор.
— Какая подруга?! Ей же уже за сорок! Это тетя Энрике… — всхлипывала Катя.
— А Энрике… он кто? Племянник? Кузен?
— Он жених…
— Постой, чей жених?
— Адель…
— Что-то я не пойму, тебе-то эта Исабель кем приходится?
— Да при чем здесь я?! — воскликнула Катя. — Ведь теперь Энрике останется без наследства, и Карлос ни за что не отдаст за него свою дочь! Ты понимаешь, какое это горе?!
Федор взял газету с телепрограммой и едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Просто не хотелось обижать Катю. А она утерла слезы, наскоро налила ему суп, а сама ушла с тарелкой обратно к телевизору.
— Очень вкусно! — громко похвалил Федор, зачерпывая ложкой грибной суп.
— Угу, — безразлично отозвалась Катя.
— Кажется, соли чуть-чуть не хватает…
— Да-да…
— Или ты пересолила? Что-то не разберу…
— Да, конечно…
Федор усмехнулся и заглянул в комнату. Катя застыла перед экраном с открытым ртом и полной ложкой в руке. Суп медленно стекал из ложки обратно в тарелку, и когда ложка опустела, Катя наконец отправила ее в рот и принялась машинально жевать.
— Катюша, я побежал. Постараюсь прийти пораньше.
— Да, — кивнула Катя, не заметив его ухода, потому что в этот момент Энрике навеки прощался со своей Адель…
Ах, если бы можно было перенестись за океан в теплую страну, где все пьют кофе и носят широкополые шляпы…
Все-таки Катя в свои девятнадцать была еще совсем ребенком, и ей очень хотелось быть счастливой и беззаботной. Ей хотелось смеяться, танцевать, носить красивые наряды… Хотелось, чтобы поклонники толпами склонялись пред нею ниц, а самое главное, чтобы прекрасный принц в образе Димочки умчал ее с собой за тридевять земель…
В конце
серии Энрике преподнес Адель огромный букет роз, и они нежно поцеловались…И Кате вдруг до слез захотелось такой же букет. И такую же шляпу. И чтобы рядом был Дима. И чтобы стол ломился от яств, и был полный дом гостей и много подарков…
Раньше в день рождения она всегда просыпалась чуть свет, зная, что родители поутру подсунут ей под подушку подарок. Катя долго караулила, чтоб не прозевать этот момент, а потом все-таки засыпала…
Ее будил уже громкий мамин голос:
— А где тут наша новорожденная?
И Катя, не раскрывая глаз, засовывала руку под подушку и находила там именно то, о чем в тот момент мечтала…
В предпоследний раз это был сверток с шубкой. Он лежал рядом с подушкой… А в последний на ее подушке крепко спал Димка — и это было самым лучшим подарком.
День уже клонился к вечеру, стало смеркаться, когда Катя вдруг решила, что все-таки следует устроить праздник.
Надо нарядиться, купить торт, приготовить что-нибудь особенное… Ведь это ее день, вот и надо сделать себе приятное.
Она раскрыла шкаф и принялась придирчиво перебирать вещи.
Старые школьные платьица стали уже тесноваты, да и особо нарядными никогда не были. Джинсы и свитер она носила постоянно — это не праздничный наряд… Оставались лишь те вещи, что дарил ей Кирилл.
Белоснежные блузы… Белые юбки… длинные белые платья… Катя тронула их и отдернула руку, словно ошпарилась.
Сразу вспомнилось, как она стояла в этом платье вместо иконы, а потом Кирилл отвел ее в заднюю комнату и уложил на стол рядом с жареным поросенком…
Бр-р… Пятно от брусничного желе давно вывели послушницы, а до сих пор кажется, что оно здесь…
И вся эта одежда словно покрыта пятнами… как струпьями проказы…
Нет, она никогда в жизни, ни за что больше не наденет белое!
Катя принялась срывать белые одежды с плечиков и швырять на диван. Ого! Скоро выросла внушительная гора… Ну что ж, она знает, что надо с ней делать…
…Внизу был магазинчик бытовой химии. Катя сбегала туда и купила несколько пакетов черной краски для тканей.
В хозяйстве у Федора нашелся большой бак. Катя загрузила в него все белое и высыпала краску. Поставив бак на огонь, она методично помешивала в нем вместо палки поварешкой, словно варила черное колдовское зелье…
Тонкая белоснежная ткань съежилась, покрылась неровными подтеками. Красивые дорогие вещи стали выглядеть жалкими и убогими. Но Катя продолжала кипятить их, заталкивая обратно пузырящиеся, выползающие из бака подолы, словно безжалостно пресекала их попытку к бегству.
Потом с натугой отнесла бак в ванную, промыла белье холодной водой, крепко отжала и развесила на натянутых над ванной лесках.
Вот теперь хорошо… так им и надо! Получили, беленькие?!
Ткань потеряла фактуру от долгого кипячения, свитера вытянулись, юбки перекосились, у тонкой блузки оплавился воротничок…
Ничего! Так даже лучше! Теперь вещи походили на старушечьи, которые долго носило не одно поколение донельзя неряшливых людей.
Катя отступила на шаг и с мстительным удовольствием полюбовалась на дело рук своих.